Жизнь и общественная деятельность Сципиона Эмилиана Африканского Младшего

Римская армия была сильна и своим инженерным искусством. Римляне

придавали большое значение искусству выбора, расположения, укрепления и

охраны лагеря. В укрепленных лагерях римская армия была неуязвима. Это

позволяло выбирать для боя наиболее благоприятный момент, чем обычно и

пользовались римские полководцы. Римляне умели быстро наводить мосты и

строить предмостные укрепления. Они располагали самой совершенной по тому

временя связью. Рим имел солидную базу для дальнейшего развития военной

техники и флота. Улучшались всевозможные метательные машины. Сильный

античный флот неоднократно взаимодействовал с сухопутной армией (Сицилия,

Греция). В первой Пунической войне получила развитие тактика морского боя.

3.2 Экономическая и политическая составляющие стратегии римской армии.

Основы успехов Римской рабовладельческой республики заключались не

только в ее военной силе, но и, прежде всего, в более передовой экономике и

политике, которая, в конечном счете, приводила к разрушению антиримских

коалиций. Так было, например, в борьбе с Македонией, гак было и на

последних этапах второй Пунической войны Рим начал борьбу с Карфагеном в

Иберии и Африке в то время, когда карфагенская армия находилась еще в

Италии. Такая стратегия римлян исходила из политической обстановки в

Африке, где им удалось отколоть от Карфагена нумидийцев и создать мощную

антикарфагенскую коалицию.

Мэхэн стратегию и исход пунических войн рассматривает с точки зрения

решающего влияния морской силы. Он писал: “...обладание морем, или контроль

над ним и пользование им являются теперь и всегда были великими факторами в

истории мира”[21]. Поэтому Мэхэн военную историю сводит к истории морской

силы: “...история морской силы, обнимая в широких пределах все, что

способствует нации сделаться великой на море или через посредство моря,

есть в значительной мере и военная история”[22].

По мнению Мэхэна, влияние моря на ход и исход второй Пунической войны

было решающим. Весь ход войны определялся тем, что “римская морская сила

господствовала в водах, лежащих к северу от линии, которая идет от

Таррагоны в Испании к Лилибеуму (ныне Марсала) на западе Сицилии, откуда

кругом северного берега острова через Мессинский пролив до Сиракуз, и от

последних — к Бриндизи в Адриатике. Обладание этими водами принадлежало

римлянам ненарушимо в течение всей войны”[23].

Рассматривая вторую Пуническую войну в отрыве от исхода первой войны,

подорвавшей морское могущество Карфагена, Мэхэн заявлял, что “...неизвестны

мотивы, побудившие его (Ганнибала) к опасному и почти гибельному походу

через Галлию и через Альпы”[24].

В основе этих рассуждений лежит мнение, что морская и сухопутная

коммуникации карфагенской армии якобы одинаково находились под контролем

римского флота. Мэхэн по этому вопросу пишет: “Возможны были две

коммуникационные линии: одна — прямая, морем, другая — кружная, через

Галлию. Первая была блокирована морскою силою римлян, вторая подвергалась

постоянной опасности и, наконец, была совершенно пересечена вследствие

оккупации Северной Испании римской армией. Эта оккупация сделалась

возможной через обладание римлянами морем, которому карфагеняне никогда не

угрожали”[25]. Для обоснования своей концепции Мэхэн прибегает к извращению

фактов, утверждая, что сухопутную коммуникацию карфагенской армии римляне

прервали только благодаря обладанию морем. На деле Рим господствовал на

море с самого начала второй Пунической войны, а карфагенская коммуникация

была прервана в результате взятия римлянами Нового Карфагена, т. е. во

второй половине войны. Неверно и утверждение, что после первой Пунической

войны карфагеняне могли пользоваться морской коммуникацией. Эта возможность

исключалась господством на море римского флота. По этому вопросу,

противореча самому себе, Мэхэн пишет: “Существуют ясные указания на то, что

Рим никогда не упускал контроля над Тирренским морем, потому что его

эскадры проходили беспрепятственно между Италией и Испанией”[26].

По словам Мэхэна, весь ход второй Пунической войны определялся

обстановкой на море. Кнэй Сципион разбил в Иберии Ганнона и занял берег и

район к северу от реки Эбро потому, что господство на море обеспечило

высадку десанта. Публий Сципион взял Новый Карфаген комбинированной атакой

с суши и с моря, к слову говоря, воспользовавшись морским отливом и пройдя

по морскому песку. Газдрубал пошел на помощь Ганнибалу, но Сципион морем

послал северной группировке подкрепление в 11 тысяч легионеров. Нерон

обманул Ганнибала и двинулся на помощь своей северной группировке.

Газдрубал был разбит в Метаврском бою, который “...общепринято считать

решением борьбы между двумя государствами”[27]. Даже исход первой

Македонской войны решался на море, так как “римская морская сила, таким

образом, всецело лишала Македонию возможности участвовать в войне”[28]. На

самом деле, не римская морская сила, а римская дипломатия, опиравшаяся на

легионы, организовала антимакедонскую коалицию и сковала силы Македонии в

Греции. И не в Метаврском бою решился исход второй Пунической войны, а в

Африке.

Резюмируя все свои доводы, Мэхэн утверждает, что в борьбе Ганнибала с

Римом и Наполеона с Англией, закончившейся поражением при Заме и Ватерлоо,

“...в обоих случаях победителем был тот, за кем оставалось обладание

морем”[29]. Флот, по словам Мэхэна, играл роль господствующей силы, но его

“...огромное решающее влияние на историю той эры, а вследствие этого и на

историю мира, не было принято во внимание”[30]. Эту “историческую

несправедливость”, выполняя социальный заказ английских империалистов,

взялся исправить Мэхэн. Он фальсифицировал историю для того, чтобы доказать

решающее влияние морской силы на историю, доказать, что английский морской

флот является надежным средством порабощения колониальных народов.

Не флот решал ход и исход второй Пунической войны, резко отличавшейся

от первой Пунической войны. В первой войне шла борьба за господство в

западной части Средиземного моря, во второй войне — борьба за союзников,

борьба за создание и раскол антиримских и антикарфагенских коалиций.

Характеризуя завершающий период второй Пунической войны и третью

Пуническую войну, Энгельс писал: “...африканская высадка римлян во время

второй Пунической войны стала возможна лишь после того, как был уничтожен

цвет карфагенской армии в Испании и в Италии, а пунический флот вытеснен из

Средиземного моря; нападение было не нападением, а очень солидной военной

операцией, которая была вполне естественным завершением продолжительной и

благоприятной для Рима войны. Третью же Пуническую войну едва ли можно

назвать войной; это было простое угнетение слабейшего противника в десять

раз сильнейшим противником”[31]. По мнению Энгельса, исход второй

Пунической войны решался не на море, хотя вытеснение карфагенского флота

было одним из условий успеха римлян; исход войны решался римскими легионами

в Иберии, в Италии и, наконец, в Африке, где была проведена крупная военная

операция; римским легионам, используя их успехи, помогала римская

дипломатия, разъединявшая противников.

Рим в доисторическую эпоху, по-видимому, пережил более сильно развитый

феодальный период жизни государства, чем Греция.

Феодалы доисторического Рима выработали крепкую и пустившую прочные

социальные корни аристократию — патрициев. С падение монархии и основанием

римской республики (510 г. до Р. X.) история Рима в главных чертах

становится доступной для нас; мы можем представить себе картину состояния

вооруженной силы Рима с этого Времени, но первым сражением, о событиях

которого мы можем уверенно говорить и которое дает нам возможность видеть

эту вооруженную силу в деле, является сражение при Каннах.

Старый торговый город Рим, вместе со своей небольшой округой — 983 кв.

килом, (граница находилась в 17 верстах от центра), имел в эпоху основания

республики около 60 тысяч жителей. Государственное устройство

характеризовалось теснейшей смычкой города и деревни. Военной службой были

обязаны поголовно все свободные мужчины, в возрасте от 17 до 46 лет, числом

около 9 тысяч. Более состоятельные горожане — всадники — комплектовали

конницу (600 человек). Относительно зажиточные люди являлись с вооружением

гоплита. Неимущие являлись по призыву с копьем или пращей и несли

преимущественно нестроевую службу.

3.3 Римская милиция. Комплектование армии.

В течение всего периода существования милиции, в Риме уделялось ее

комплектованию особое внимание государственной власти: сенат, на основании

тщательно веденных цензовых списков, каждый год составлял новую раскладку

воинской повинности между общинами. Обязанность граждан являться по призыву

не только декларировалась, но и тщательно контролировалась.

Таким образом, существенный признак римской, как и афинской, милиции

заключался в привлечении к оружию граждан собственников. Основу римской

милиции первоначально составляли имущие классы. Как мы увидим, переход к

профессиональному солдату был связан в Риме, как и в Греции, с переносом

комплектования армии на бедноту. Профессиональная армия из пролетариев

оказалась способной достигнуть высшего уровня военного искусства, но она

явилась в гораздо меньше степени связанной с буржуазной республикой и

лишенной той политической устойчивости, которая составляла славу римской

милиции, комплектовавшейся господствовавшими классами и крестьянством.

Римская республика была небогата, собирала свою казну посредством

налогов на граждан, а не взносов со стороны союзников, как Афины; тем не

менее милиционеру полагался в Риме паек, который расценивался в год в 75

динариев, и ежегодное жалованье в 45 динариев.

Легион. Так как, вместо монарха, войско подчинялось двум выборным

бургомистрам города — консулам, то и все оно было поделено на 2 части, по

4.500 человек в каждой (3.000 пеших, 300 конных, 1.200 нестроевых и легко

вооруженных), которые получили наименование легиона. С увеличением

народонаселения росло и число легионов. Легион являлся, таким образом,

административным делением, в боевом же порядке вся армия представляла

сомкнутую массу — фалангу.

Деление по возрастам. В конце IV столетия до Р. X. деление

милиционеров, в зависимости от их имущественного положения, утратилось;

государство было уже достаточно богато, чтобы давать недостаточным

милиционерам недостающее им вооружение. Нестроевой состав легиона (29%

против 50% у греков) комплектовался из менее надежных элементов,

преимущественно из населения недавно покоренных областей.

Строевой состав стал делиться по возрастам на младших — гастатов (1200

человек), средних — принципов (столько же) и старейших — триариев (600),

при чем единицы гастатов — манипулы — образовывали передние шеренги

фаланги, манипулы принципов — средние, а триариев — задние.

Профессиональных солдат так организовать нельзя: каждый наемник получает

равную плату, и опасность должна делиться поровну или случайно. Когда Рим,

после Канн, начал переходить к профессиональному солдату, это деление на

возрасты в действительности утратилось. Но в организованной милиции такое

деление отвечало обстановке: более рьяная и физически сильная молодежь

принимала на себя всю тяжесть рукопашной схватки, а отцы семейств, как и в

немецком ландвере, подвергались опасности только в крайних случаях, когда

нужно было заполнить разрыв, образовавшийся в фаланге.

Манипулы. Гастэты, принципы и триарии образовывали до 10 манипул,

силой по 120 гоплитов (у триариев — 60 гоплитов). Манипулы строились в 6

шеренг в глубину и имели, следовательно, у гастатов и принципов по 20

человек в шеренге, а у триариев по 10 человек. Манипулы делились каждая на

две центурии, которые строились рядом. Фронт легиона образовывали 10

манипул гастатов, 200 человек по фронту. Между манипулами оставались

маленькие интервалы — щели. Смысл этих щелей в общей фаланге был очень

глубокий. Когда римская армия — иногда свыше десяти легионов, занимая своей

фалангой фронт в 1—2 версты, наступала, то сохранение направления, особенно

на пересеченной местности, для всего фронта было очень трудно. Известно,

как трудно провести и по гладкому полю, на церемониальном марше, по

отмеченному линейными направлению, даже развернутую роту — часто всего 50

человек в одной шеренге, без ломки равнения и разрывов. А в боевых

условиях, при движении в первой шеренге 2000-3000 человек, разрывы, и

довольно значительные, являлись обыденным, частым явлением. Борьба с ними

путем остановки и подравнивания губительна для быстроты маневра и

представляет паллиатив. А между тем, каждый разрыв в фаланге, обнажая два

неприкрытых фланга, представляет готовый прорыв боевого порядка и может

вести к поражению. Поэтому римляне и дали не тактическую, правда, а только

строевую самостоятельность каждой манипуле. Шеренга в 20 человек, даже

неопытных милиционеров, легко может быть обучена движению без разрывов.

Каждая манипула имела свой значок (они подравнивались при общем

наступлении), и каждый милиционер обязан был ни в коем случае от него не

отрываться и не терять свое место в манипуле. Интервалы между манипулами,

очень небольшие, смягчали толчки при движении, когда манипулы то сближались

вплотную, то нескольку расходились. Нормально в момент рукопашной схватки

они исчезали вследствие более свободного размещения людей в момент атаки и

действия оружием. Но если, как это неоднократно повторялось, столкновение с

противником происходило в момент образовавшегося между двумя манипулами

гастатов разрыва, то этот разрыв автоматически заполнялся стоявшёй сзади

манипулой принципов или ее центурией, если в разрыве не могла поместиться

целая манипула. С этой целью манипулы гастатов, принципов и триариев стояли

не в затылок друг другу, а как при кирпичной кладке — центр последующих

манипул за швом предшествующих.

Интервалы между манипулами представляли и ту выгоду, что позволяли

употреблять в гораздо более широкой мере метательное оружие. При сплошной

фаланге действующие впереди легковооруженные должны были отходить

заблаговременно за фланги, чтобы не быть раздавленными между двумя

наступающими друг на друга фронтами, что при недальнобойности тогдашнего

оружия давало возможность легко вооруженным действовать исключительно

впереди флангов. Щели же между манипулами позволяли легко вооруженным

скрываться через них к моменту решительной схватки и, таким образом,

сравнительно долго оставаться перёд фронтом.

Как ни очевидны выгоды манипулярного построения фаланги, чтобы принять

такое построение, недостаточно догадаться о нем, знать его. Нужна

предпосылка о высшей ступени сплоченности, а высшей ступени доверия к

товарищам, о высших достижениях в отношении дисциплины. Недостаточно

дисциплинированному греку только могучее чувство локтя, только осязаемая

очевидность отсутствия щелей в фаланге давала уверенность, что в момент

схватки он не будет предоставлен своим силам. Римский милиционер, выросший

в условиях железной дисциплины, наступал с готовым разрывом в сплошной

фаланге, убежденно, веря, что в момент столкновения этот разрыв будет

заполнен, и два суровых проводника римской дисциплины — два центуриона —

фельдфебеля, стоявшие позади в манипуле принципов, обязанные скомандовать и

обязательно повести в разрыв своих принципов, имели достаточно авторитетный

вид, чтобы поддержать это доверие.

Вооружение. На вторую половину IV столетия выпадает и установка

окончательного типа вооружения римского, легионера. Копье, которое не

представляло удобств для рукопашной схватки, было сохранено только у

триариев, которые в свалке почти не участвовали., Главным оружием легионера

являлся меч; вместо копья, гастаты и принципы имели пилум — короткое копье,

дротик; подойдя на близкое расстояние, две первых шеренги гастатов, по

общему знаку, метали свои пилумы, и, после этого залпа, римская фаланга

стремительно бросалась в рукопашную, обнажая мечи.

1200 нестроевых и легковооруженных распределялись в административном

порядке по 40 человек на манипулу. Таким образом, 2 нестроевых приходилось

на 6 гастатов или принципов и на 3 триария. Около 200 легковооруженных

участвовало в бою перед фронтом легиона. Если последний имел открытый

фланг, то на нем могло принять участие в бою еще небольшое число

легковооруженных. Небольшая часть следовала за триариями для подборки

раненых, главная же масса оставалась сторожить лагерь.

Превосходство римлян в тактике достигалось не творчеством в отношении

военного искусства на полях сражений, а превосходством дисциплины,

вооружения и выработанного метода стремительной атаки густых масс пехоты

(нормально — 15 шеренг). Римская конница, продолжавшая комплектоваться из

богатейших граждан и строившаяся на флангах, особым искусством и доблестью

не отличалась. Как и греческая фаланга, римская фаланга способна была

износить удар только в одну сторону, и какое бы количество легионов ни

входило в нее, она была почти беззащитна в случае атаки неприятеля с

нескольких сторон. Манипулы не представляли тактических единиц, способных к

самостоятельному маневрированию, и не было командного состава, который мог

бы скомпоновать и осуществить тактический маневр частью всей пехоты.

Командный состав римской милиций заслуживает особого внимания. Высший

командный состав представлял высших гражданских чиновников. Штатские

полководцы — консулы — (римские бургомистры) и почти столь же штатские

генералы — легаты — и штаб-офицеры — трибуны, командующие отдельными

легионами, были, в большинстве случаев, молодыми людьми аристократического

происхождения, с ничтожным боевым опытом. Такой высший командный состав мог

проводить определенную схему боя, но к творчеству и проявлению инициативы

на поле сражения был неспособен. Даже когда Рим перешел к профессиональным,

солдатским армиям, это сохранение командования в руках гражданской

магистратуры оказалось возможным. Римские наместники и губернаторы —

проконсулы и преторы — командовали всеми войсками вверенных им провинций.

Высший римский начальник не был вождем, не подавал примера воинам в бою, а

являлся дающей приказание инстанцией.

Эти немыслимо при недостаточно дисциплинированных войсках; это было

немыслимо и Греции, и особенно было немыслимо в средние века, когда король

или герцог в бою являлся только первым рыцарем своего войска. Римская

милиция была идеальным регулярным войском, над которым царствовал закон,

удивительно дисциплинированным, необычно послушным орудием, как бы

созданным для того, чтобы ему приказывали.

Римская дисциплина. Проводником этой дисциплины являлся младший

офицер, выходивший из рядов наиболее надежных, опытных и исправных

легионеров, с незначительным социальным положением, и выполнявший

приблизительно функции современного фельдфебеля (центурион). Впрочем, тип

его окончательно выработался, когда походы участились и удлинились, и когда

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8