Афганистан в конце XX в

традиционной системе организации афганского общества и государства

Афганистан. Соответственно, классические движения моджахедов не подвергали

сомнению принципы организации афганского общества на основе компромисса

светских и духовных начал в управлении им.[45]

Таким образом, Пакистан, где вполне четко действовала обычная практика

синтеза светских и духовных начал в управлении мусульманским обществом,

способствовал созданию политической организации, основанной на идеологии

“чистого ислама”, стремящейся восстановить в Афганистане принципы

организации первоначальной мусульманской общины.

Сторонники “чистого ислама”, в других ситуациях их часто называют

“ваххабитами”, выступая против синтеза светских и духовных начал в

управлении мусульманским обществом, в первую очередь, вступают в

конфронтацию с традиционной элитой обычного мусульманского общества,

включая в их число и представителей классического “улама” - мусульманского

“духовенства”. Поэтому естественно, что во всех мусульманских обществах,

где движения сторонников “чистого ислама” становятся серьезной политической

силой, в первую очередь происходит тяжелый конфликт между “традиционной

элитой” в разных формах ее проявления и приверженцами идей “чистого

ислама”.

Такой конфликт и составлял основу первоначальной резкой оппозиции со

стороны классических партий моджахедов политическим устремлениям движения

Талибан. Это же и объясняет демонстративно жестокие меры со стороны талибов

в отношении представителей традиционной афганской элиты. Так, 12 марта 1995

года талибами был убит лидер партии шиитов-хазарейцев Хезбе и-Вахдат Абдула

Али Мазари, а 26 сентября 1996 года после взятия Кабула позорным для

афганца способом через повешение был казнен бывший президент страны

Наджибулла.

Эти меры носили ярко выраженный демонстративный характер и были

призваны шокировать общественное мнение страны. Особенно шла вразрез с

классическими пуштунскими традициями публичная казнь бывшего президента

Наджибуллы. В Афганистане пуштунские традиции предполагали высокую степень

автономности пуштунских племен и общин. Своеобразная пуштунская

“демократия” строилась на балансе интересов племенных вождей, племен,

общин. При этом отношения регулировались согласно традиции, включавшей в

первую очередь институт джирги - “эгалитарного социально-политического

регулятора существования пуштунских племен”.[46]

Согласно пуштунской традиции “вождь племени достаточно ограничен в

своих возможностях наказания соплеменников - это сфера действий традиции

(бадала, джирга). Любая попытка наказания соплеменника со стороны вождя

вызывает более или менее адекватную реакцию со стороны рода, член или члены

которого этому нак азанию подверглись, в отношении вождя и его рода”.[47]

Талибы продемонстрировали неуважение к классической пуштунской

традиции, казнив Наджибуллу, несмотря на то, что он являлся представителем

традиционной элиты влиятельного пуштунского племени ахмедзаи. Тем самым,

противопоставив идеи создания в Афганистане общества “чистого ислама”,

построенного на канонах классической мусульманской общины, системе

организации традиционного афганского общества.

В связи с этим представляет интерес принцип комплектования движения

Талибан. В основном, в политическом руководстве движения Талибан были

собраны люди, не входящие в систему традиционной элиты афганского общества.

На момент появления движения Талибан на афганской политической сцене осенью

1994 года, большинство его политических и военных руководителей были

неизвестны афганскому общественному мнению. Политическому руководителю

движения Талибан Моххамад Омару Ахунзада осенью 1994 года шел 31-й год. Во

время войны против прокоммунистического режима в Кабуле и советского

присутствия в Афганистане он являлся полевым командиром небольшого отряда

моджахедов, принадлежащего к партии Наби Мохаммади из состава Пешаварского

альянса. “Большинство командиров талибов имеют вымышленные имена. Настоящее

имя муллы Борджана, одного из основателей движения, погибшего за два дня до

взятия Кабула, - туран (капитан) Абдул Рахман. Бывший слушатель военного

университета в Кабуле, этот житель Кандагара участвовал в дворцовом

перевороте Хафизуллы Амина в сентябре 1979 г. Он покинул Кабул в декабре,

когда советские войска свергли Амина. В Пакистане он присоединился к

движению Наби Мохаммади “Харакате инкилабе ислами”.

Другие не участвовали в сопротивлении. Шах Сарвар был ответственным

работником разведывательного подразделения под российским командованием

возле Сароби; теперь у талибов он командует артиллерийскими батареями к

северу от Кабула. Мухаммед Акбар, бывший чиновник департамента ХАД,

секретной коммунистической полиции, выполняет те же функции при новом

режиме. Генерал Мохаммад Джилани тоже присоединился к движению талибов

после взятия Кандагара и был назначен командующим ПВО. Он оставался в

афганской коммунистической армии вплоть до 1992 г.”.[48]

Все бывшие деятели кабульского коммунистического режима в движении

Талибан относятся к фракции Хальк (Народ) Народно-демократической партии

Афганистана. В то время, как большинство сторонников другой фракции Парчам

(Знамя) после падения режима Наджибуллы нашли убежище на Севере Афганистана

у генерала Дустума. Противоречия между двумя фракциями в НДПА не один раз

приводили к потрясениям в новейшей политической истории Афганистана.

Переворот Хафизуллы Амина в сентябре 1979 года привел к репрессиям со

стороны халькистов в отношении парчамистов. Ввод советских войск в декабре

1979 года обеспечил доминирование фракции Парчам во главе с Бабраком

Кармалем в руководстве кабульского режима. Однако после 1992 года

внутрипартийные противоречия в отношениях между двумя фракциями во многом

потеряли смысл. Казнь Наджибуллы объективно нельзя рассматривать как акция

халькистов против парчамистов. Это было политическое действие нового

общественно-политического движения, направле нное против традиционной

системы организации афганского общества.

Преобладание бывших приверженцев фракции Хальк из НДПА и неизвестных

до этого на афганской политической сцене лиц в руководстве движения

Талибан, вроде лидера движения Мохаммада Омара, полностью находилось в

рамках стоящей перед Исламабадом тактической задачи по обеспечению полной

подконтрольности того афганского политического движения, которое было

призвано решать насущные проблемы пакистанской политики в Афганистане.

Халькисты обеспечивали в движении Талибан организационные начала,

основанные на почти партийной дисциплине и, одновременно, на первом этапе

находились в зависимости от Пакистана, который дал им возможность в 1994

году вернуться на афганскую политическую сцену.

С этой точки зрения можно было предположить, что движение Талибан,

сформированное из людей, в силу разных причин, не имеющих устойчивых связей

в афганском обществе, сможет при поддержке Пакистана выполнить задачу

наведения порядка в Афганистане, преодоления его дефрагментации и открытия

транспортных коридоров в регион Центральной Азии. При этом сохранит

лояльность основным целям пакистанской политики.[49]

Поскольку движение Талибан придерживалось идей “чистого ислама”,

подразумевавших переустройство афганского общества по модели организации

первоначальной мусульманской общины без последовавших в дальнейшем

идеологических и системных наслоений, то внутри движения активное значение

придавалось духовному началу в его организации и управлении. Это наглядно

демонстрирует использование духовных обозначений при осуществлении функций

управления, как внутри движения Талибан, так и контролируемых им

территориях. Почти все руководители движения Талибан носят духовные звания,

хотя не для всех право носить его является легитимным. В состав Большой

Шуры - высшего органа власти движения Талибан входят примерно 50 человек.

Кроме самого Мохаммада Омара, духовного лидера движения Талибан, “в состав

Большой Шуры входят: мулла Хасан (губернатор провинции Кандагар), мулла

Эхсанулла, командующий Северным кабульским фронтом, мулла Аббас (мэр

Кандагара), мулла Гаус, мулла М. Раббани, мулла Мышр, мулла Мутаки”.[50]

Духовные звания у руководителей движения Талибан, даже у выполняющих

вполне светские функции, такие как командующий фронтом или министр

иностранных дел, призваны подчеркнуть приоритет духовного начала в

управлении мусульманским обществом. Тем самым, движение Талибан сделало

заявку о стремлении вернуться к принципам организации первоначальной

мусульманской общины, когда руководство общины выполняло сразу обе функции

управления - светскую и духовную.

Совершенно очевидно, что без прямой военной и материальной поддержки

извне со стороны Пакистана, движение Талибан не могло оформиться сразу в

мощную военно-политическую организацию. Отчетливое противопоставление идей

“чистого ислама” структурам и ценностям традиционного афганского общества

должно было неизбежно привести движение Талибан к затяжной изнурительной

борьбе с традиционной элитой, выступающей за неизменность принципов

организации афганского общества на основе компромисса светских и духовных

начал в управлении им.

Движение Талибан, выступая за возврат к ценностям первоначальной

мусульманской общины, фактически отвергает право традиционной элиты на

легитимность ее управления в афганском обществе. Однако, слабость

традиционной афганской элиты, вследствие попыток модернизации, предпринятой

коммунистическим режимом в Кабуле, многолетней войны в Афганистане, а также

разрушение в ходе событий 1992-94 годов основ централизованного афганского

государства сделали возможным быстрый успех движения Талибан.

Однако всегда существовала весьма значительная пропасть между этим

имиджем и действительностью. Если Талибан должен быть чем-то большим, чем

группой вооруженных религиозных фанатиков, участвующих в скоротечных боевых

столкновениях, то это движение нуждается в большом количестве денег, оружия

и снаряжения, а также в значительных технических и военных знаниях — ничего

этого нельзя было получить от его лишенных средств новых членов.

С самого начала наиболее известным покровителем Талибана являлся

Пакистан. Могущественная разведслужба Пакистана Intersevices Intelligence

(ISI), которая была главным каналом для передачи денег, оружия и

специальных знаний из США группам моджахедов в течение 1980-х годов, была

глубоко вовлечена в афганскую политическую жизнь. В 1994 году правительство

Беназир Бхутто провело переговоры с аргентинской компанией Bridas, однако

это не приблизило очистку пути [для предполагаемого трубопровода] через

южный Афганистан. Главный ставленник Пакистана Хекматиар увяз в борьбе за

Кабул и вряд ли был способен обеспечить решение этой задачи.

В поисках альтернативы министр внутренних дел правительства Бхутто

Насирулла Бабар натолкнулся на идею использования Талибана. В сентябре 1994

года он организовал команду топографов и офицеров ISI, чтобы исследовать

дорогу через Кандагар и Герат до Туркменистана. В следующем месяце Бхутто

совершила полет в Туркменистан, где она получила поддержку двух ключевых

военачальников — Рашида Дустума, который контролировал территорию

Афганистана около туркменской границы, и Исмаил Хана, который правил

Гератом. С целью привлечь международную финансовую поддержку, Пакистан

также организовал полеты ряда иностранных дипломатов, пребывавших в

Исламабаде, в Кандагар и Герат.

Обеспечив мероприятия по поддержке своего плана, министр внутренних

дел Бабар организовал конвой из 30 военных грузовиков, которыми управляли

бывшие военные водители под командой старшего офицера ISI и под охраной

боевиков Талибана. Эти грузовики отправились в путь 29 октября 1994 года,

и, когда дорога блокировалась, соответствующим образом разбирались с

вооруженными формированиями. К 5 ноября Талибан не только очистил дорогу,

но и с минимальными боями установил контроль над Кандагаром.[51]

В течение следующих трех месяцев Талибан установил контроль над 12 из

31 провинциями Афганистана. По меньшей мере несколько из его «побед» были

обеспечены внушительными взятками местным командирам вооруженных

формирований. После ряда вынужденных военных отступлений в середине 1995

года Талибан с помощью Пакистана перевооружился и реорганизовался и в

сентябре 1995 года вошел в Герат, надежно очистив дорогу от Пакистана до

Центральной Азии. В следующем месяце Unocal подписала с Туркменистаном свой

договор о строительстве трубопровода.

Пакистан всегда избегал оказывать какую-либо прямую поддержку

Талибану, однако существование этих отношений является секретом полишинеля.

Талибан имеет тесные связи с Jamiat-e-Ulema Islam (JUI), расположенной в

Пакистане исламской экстремистской партией, которая содержит свои

собственные медресе в приграничных областях с Афганистаном. JUI обеспечила

Талибан большим числом новых членов из своих школ, а также каналом связи с

высшими эшелонами пакистанской военщины и ISI.

Самым выразительным признаком внешнего вмешательства являлся военный

успех Талибана. Менее чем за один год он вырос из горстки студентов в

хорошо организованную военизированную группировку, которая могла выставить

более 20 тысяч бойцов, снабженных танками, артиллерией и поддержкой с

воздуха, и контролирующих многие районы южного и западного Афганистана.

Как заметил один автор: «Немыслимо также, что,сила, составленная

главным образом из бывших партизан и студентов-непрофессионалов, могла бы

действовать с такой степенью мастерства и организации, которую Талибан

показывал почти с самого начала своих действий. Хотя среди его членов,

несомненно, были бывшие представители афганских вооруженных сил, скорость и

искушенность, с которыми проводились их наступательных операции, а также

качество таких элементов, как их средства сообщения, бомбометание с воздуха

и артиллерийская стрельба, приводят к неизбежному заключению, что они

должны быть многим обязаны пакистанскому военному присутствию или, по

крайней мере, профессиональной поддержке».[52]

Пакистан являлся не единственным источником помощи. Саудовская Аравия

также обеспечивала существенную финансовую и материальную помощь. Вскоре

после того, как Талибан установил контроль над Кандагаром, глава JUI

Мавлана Фазлур Рехман (Rehman) начал организовывать «охотничьи туры» для

членов королевских семей из Саудовской аравии и государств Персидского

залива. К середине 1996 года Саудовская Аравия посылала деньги,

транспортные средства и горючее для поддержки наступления Талибана на

Кабул. Причин было две. В политическом плане фундаменталистская идеология

Талибана была близка вахаббизму саудитов. Она была враждебна секте шиитов

и, значит, главному региональному конкуренту Эр-Риада — Ирану. На более

прозаическом уровне саудовская нефтяная компания Delta Oil являлась

партнером Unocal в предполагаемом строительстве трубопровода и связывала

свои надежды с победой Талибана, что позволило бы ей приступить к

осуществлению этого проекта.

Наиболее распространенная версия гласит, что движение Талибан было

создано на территории Пакистана с подачи пакистанского руководства из числа

студентов религиозных школ, расположенных в лагерях афганских беженцев. “По

признанию бывшего начальника генштаба Пакистана генерала Мирзы Аслам Бега,

цепь таких медресе с контингентом прошедших специальную подготовку талибами

была создана Пакистаном и США как “религиозно-идеологический пояс вдоль

афганско-пакистанской границы для поддержки боевого духа моджахедов””.[53]

Известен и формальный повод появления движения Талибан на афганской

политической сцене. “Один из крупнейших пакистанских бизнесменов, муж

Беназир Бхутто (в 1994 г. премьер-министра Пакистана - прим. авт.),

снарядил первый пробный торговый караван в Среднюю Азию через Афганистан, и

караван этот был разграблен афганскими моджахедами”.[54]

Вскоре после этого отряды движения Талибан в 1994 году развернули

наступление на южные районы Афганистана, контролируемые многочисленными

самостоятельными полевыми командирами моджахедов, в основном этнических

пуштунов. Сравнительно быстро сломив сопротивление локальных полевых

командиров, талибы заняли г. Кандагар, и большую часть южных районов

страны, с преимущественно пуштунским населением.

Естественно, что в условиях Афганистана военные успехи талибов должны

были оказать шокирующее воздействие. В этой стране все военные ресурсы

хорошо известны и, в условиях многолетнего равновесия сил и продолжающейся

гражданской войны, дополнительные ресурсы могли взяться только из-за

пределов Афганистана.

Из ближайшего окружения Афганистана только Пакистан мог усилить

движение Талибан настолько, что оно сравнительно легко добивалось военных

успехов против закаленных многолетней войной отрядов афганских моджахедов.

Для Исламабада задача усиления военных отрядов талибов выглядела весьма

несложной с учетом активного присутствия этнических пуштунов в пакистанской

армии и военизированных формированиях в Северо-Западной пограничной

провинции Пакистана. Решительные действия движения Талибан наглядно

продемонстрировали, что у Исламабада к началу 1994 года изменились

геополитические приоритеты. Дефрагментация Афганистана и многочисленные

отряды моджахедов выглядели как препятствие в решении глобальной задачи

наведения под контролем Исламабада порядка в Афганистане и открытия

транспортных коридоров в регион Центральной Азии.

С этой точки зрения, движение Талибан, которое, как считается, было

создано “пакистанской военной разведкой и министром внутренних дел

Пакистана Насруллой Бабаром”,[55] выглядело наиболее оптимальной формой

решения основной геополитической задачи Исламабада - открытия транспортных

коридоров в регион Центральной Азии. Движение Талибан отвечало главному

требованию внешней политики Пакистана по отношению к Афганистану -

обеспечение подконтрольности такой организации интересам пакистанской

политики в регионе. Новые геополитические обстоятельства в регионе,

связанные с распадом СССР и образованием стран, не снимали с повестки дня

для Исламабада проблему сильного самостоятельного Афганистана и несогласия

афганской элиты с линией прохождения пакистанско-афганской границы вдоль

бывшей, так называемой линии Дюранда, которая оставляла значительную часть

этнических пуштунов вне пределов афганского государства.

4.3 Внутренние причины успеха и неудач движения талибан и усиление

роли Пуштунов.(Пуштунский национализм).

Сам по себе такой успех является неожиданным. Обычно движения

сторонников “чистого ислама”, которые есть практически во всех

мусульманских странах, не имеют реального шанса взять власть в свои руки в

масштабах всего государства. Появившись в качестве реакции на процессы

модернизации традиционного общества мусульманских стран, движения

сторонников “чистого ислама” сталкиваются с исторической традицией

организации государства и общества. Соответственно, им приходится выступать

против существующих принципов организации обычного мусульманского общества

и управляющей им традиционной элитой. В обычных условиях у движений

сторонников “чистого ислама” мало шансов на установление своей власти в

масштабах всего общества, так как они выступают против объективных

процессов и исторической традиции.

В классических мусульманских странах государство и его институты

выражают исторически сложившийся компромисс светских и духовных начал в

управлении мусульманским обществом. Поэтому, естественно, что именно

государство в мусульманских обществах выступает наиболее последовательным

противником движений сторонников “чистого ислама”. Часто, это в первую

очередь касается таких государственных институтов, как армия.

Именно государство и армия ведут жесткую борьбу со сторонниками идеи

“чистого ислама” из Исламского фронта спасения (ИФС) в Алжире. Турецкая

армия оказала давление на позиции радикальной исламской партии РЕФА бывшего

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10