Афганистан в конце XX в

мере компенсировать Анкаре потери от транзита иракской нефти до все того же

порта Джейхан.[40]

К плюсам Ирана можно отнести его выгодное географическое положение.

Через территорию этой страны проходит самый короткий путь из региона

Центральной Азии и зоны Каспия к открытым морям. Однако экономическая

целесообразность дезавуируется определенной политической изоляцией

существующего в Иране режима. Неприятие со стороны, в первую очередь, США

любой идеи сотрудничества с Тегераном делает перспективы Ирана получить

контроль над основным грузопотоком из Центральной Азии весьма

проблематичными. В то же время, это делает Иран объективным союзником

России в геополитическом соперничестве за влияние в регионе.

Иран и Россия заинтересованы друг в друге, по меньшей мере, в двух

вопросах - в определении правового статуса Каспия и сохранении

дефрагментации Афганистана. На Каспии, Москва и Тегеран вплоть до лета 1998

года, времени подписания российско-казахстанского соглашения о разделе дна

Каспийского моря, совместными усилиями вполне успешно блокировали

определение правового статуса Каспия и, тем самым, создавали правовые

трудности для начала широкомасштабных работ на шельфе моря.

В основе сближения позиций Ирана и России в Афганистане и Таджикистане

лежит стремление не допустить реализации идеи открытия транспортного

коридора из Центральной Азии в южном направлении. Россия и Иран объективно

выступают конкурентами любых иных вариантов существования транспортных

путей из Центральной Азии, проходящих мимо их территории. Главным

инструментом решения этой задачи является поддержка сил антиталибского

альянса, главные составляющие которого, шииты-хазарейцы и таджики

Раббани/Масуда, поддерживают тесные отношения, соответственно, с Тегераном

и Москвой. В этом смысле мирное урегулирование в Таджикистане летом 1997

года между правительством этой страны и отрядами Объединенной таджикской

оппозиции, достигнутое при посредничестве России и Ирана, явилось частью

координации усилий Москвы и Тегерана по укреплению позиций антиталибского

альянса в Северном Афганистане.

В самом невыгодном положении в сравнении с Турцией и Ираном в

результате завершения войны в Афганистане против советского присутствия и с

последующим разделениемэтой

страны на районы, контролируемые враждующими группировками, оказался

Пакистан. Все время войны Пакистан пользовался преимуществами форпоста

западной цивилизации против советской экспансии в Афганистан. Прежде всего,

это выражалось в серьезных западных вливаниях в экономику страны, поставках

современной военной техники и в целом поддержке пакистанской армии, а также

контроле Исламабада над распределением военной и материальной помощи

моджахедам и миллионам афганских беженцев. С учетом масштабов и

продолжительности афганской войны, количество дивидендов, материальных и

геополитических, полученных Пакистаном, было весьма значительно. Во многом

благодаря статусу стратегического союзника США во время войны в

Афганистане, Пакистан обеспечивал паритет сил со своим давним региональным

противником - Индией.

С распадом Советского Союза, с изменением геополитической обстановки в

мире и в регионе Пакистан потерял былые преимущества своего положения. В

начале девяностых стали сказываться сложности географического расположения

Пакистана. Пакистан стал объективно заинтересован в дополнительных

источниках обеспечения собственного экономического и военного развития. Не

обладая значительными сырьевыми ресурсами и не имея достаточно развитой

промышленности, находясь между Ираном и недружественной Индией, Пакистан,

безусловно, стремится сделать ставку на свое географическое положение,

перераспределив на себя часть грузовых потоков для стран Центральной Азии,

а также используя их как рынок сбыта для своей продукции. Контроль над

транспортным коридором в богатые природными ресурсами страны Центральной

Азии должен существенно укрепить геополитическое положение Пакистана. На

пути возможной реализации этих планов также стоит раздираемый войной

Афганистан.

Для Пакистана растущее геополитическое значение ННГ Центральной Азии в

быстро изменяющемся мире стало дополнительным стимулом попытаться

восстановить историческую традицию экономических контактов и политических

взаимодействий вдоль линии Центральная Азия - Афганистан - Пакистан -

Индия, прерванную, как известно, в ходе событий ХIХ - ХХ веков. Сначала

феодальные государства Центральной Азии и Британской Индии потеряли

политическую самостоятельность в ходе колониальной экспансии Российской и

Британской империй. Затем, в результате революции 1917 года в России, вновь

образованное государство СССР полностью прервало экономические и культурные

контакты между сообществами советской Средней Азии и остальным миром южнее

границ бывшего СССР.

После распада СССР выяснилось, что для поддержания новой системы

региональной безопасности стран Центральной Азии нуждаются в сохранении

системной целостности занимаемого ими геополитического пространства, в

котором они существуют с момента укрепления советской власти на южных

границах региона в пределах бывшей Российской империи. Интенсивные контакты

с внешним миром объективно могли привести к дезинтеграции политических и

социальных систем, вновь образованных стран Центральной Азии. С этой точки

зрения, элиты Центральной Азии продолжали рассматривать Афганистан в

качестве буфера, ограждающего их от нежелательного влияния извне.

Исходя из этого, перед Пакистаном встала сложная геополитическая

задача. Необходимо было “прорубить окно” в Центральную Азию. При этом, не

испортив отношений с Центральной Азии, которые, вполне очевидно, были не

готовы отказаться от режима изоляции зоны афганского конфликта, как

наиболее важного фактора региональной безопасности.

Открытие транспортных коридоров в Центральную Азию требовало от

Пакистана обеспечения их безопасности. Для этого было необходимо закончить

гражданскую войну в Афганистане, с тем, чтобы обеспечить приход к власти

авторитетного правительства, способного преодолеть дефрагментацию страны.

После многолетней войны такую задачу можно было решить только военной

силой. Разделение Афганистана и степень разрушения достижений модернизации

и государственных институтов в результате гражданской войны делали

невозможным восстановление единства страны путем простого усиления одной из

военно-политических группировок.[41]

То, что было вполне реальным перед падением прокоммунистического

режима в Кабуле весной 1992 года и сразу после него, стало полностью

невозможным к лету 1994 года. Весной 1992 года усиление партий Пешаварского

альянса в союзе с умеренными пуштунами из просоветской Народно-

демократической партии Афганистана (НДПА) могло бы привести к формированию

в стране единого авторитетного правительства, основанного на доминировании

этнических пуштунов. Это означало бы завершение войны и преемственность

основных государственных институтов и достигнутых результатов модернизации.

Однако воссоздание единого государства Афганистан с доминированием

пуштунов в 1992 году для Исламабада было нежелательным. Так как в этом

случае не обеспечивалось главное условие пакистанской внешней политики в

отношении Афганистана - полная подконтрольность Исламабаду любого

правительства в Кабуле. Тем более, что в 1991 году самый влиятельный

политический деятель Пешаварского альянса, протеже пакистанской армии и

разведки Хекматиар дал основания сомневаться в своей лояльности

пакистанской внешней политике. Во время войны в Персидском заливе Хекматиар

поддержал действия Саддама Хуссейна. В то время, как официальный Исламабад

принял участие в войне на стороне антииракской коалиции, послав в Залив 11

тысяч солдат. Поэтому в апреле 1992 года победа Хекматиара в частности и

Пешаварского альянса, в общем, не отвечала пакистанским геополитическим

интересам.

Придя к осознанию необходимости открытия транспортных коридоров на

север и отдавая себе, отчет в сложности поставленной задачи, Исламабад

начал предпринимать меры для поиска путей решения возникшей проблемы. По

объективным причинам, было невозможно сделать ставку на уже действующую в

Афганистане военно-политическую группировку. Нереально было и прямое

военное вмешательство пакистанской армии для наведения порядка в соседней

стране. В этом случае, можно было увязнуть в Афганистане и наверняка

спровоцировать нежелательную напряженность в отношениях с ННГ Центральной

Азии. Пакистану необходимо было радикальным военным путем решить проблему

войны в Афганистане, обеспечить приход к власти в стране подконтрольного

Исламабаду режима, открыть транспортные коридоры на север и сохранить при

этом дружеские отношения со странами в Центральной Азии.

Поставленная в Исламабаде задача вполне совпадала с концепцией

множественности путей транспортировки природных ресурсов и других грузов из

региона Центральной Азии. Преодоление географической изоляции региона,

например, для Запада означало снижение степени российского влияния на ННГ

Центральной Азии. Для ННГ Центральной Азии новые транспортные коридоры

означали снижение затрат на транспортировку грузов, освоение новых рынков и

уменьшение географической зависимости от России. . В течение последнего

десятилетия США соперничали с Россией, Китаем, европейскими державами и

Японией за политическое влияние в этом ключевом в стратегическом отношении

регионе и за право эксплуатировать самые большие в мире неосвоенные запасы

нефти и газа во вновь образованных центрально-азиатских республиках —

Туркменистане, Казахстане, Узбекистане, Таджикистане и Киргизстане.

Ключом к огромным потенциальным прибылям в Центральной Азии был вопрос

транспортировки — как доставить нефть и газ из этого изолированного,

отсталого и удаленного от морей региона на основные мировые энергетические

рынки. Уже действующие трубопроводы относились к старой советской

транспортной сети, которая шла через Россию. Когда борьба за ресурсы этого

региона обострилась, стали ясны цели США. Они хотели подорвать

экономическую монополию России, в то же самое время добиваясь уверенности в

том, что другие соперники будут исключены из игры. Поэтому трубопроводы

следовало прокладывать через те страны, на которые США могли бы оказывать

существенное политическое влияние, в сферу которого не входят Китай и

Иран.[42]

Центрально-азиатские республики раньше являлись частью Советского

Союза и имели протяженную границу как с Китаем, так и с Ираном. Таким

образом, трубопровод, который исключал бы Россию, Китай и Иран, был

возможен только в двух вариантах. Первым являлся извилистый маршрут от

Каспийского моря через Кавказ по территории Азербайджана и Грузии, а затем

через Турцию. Второй — через Афганистан и Пакистан — был короче, однако

немедленно ставил трудноразрешимые политические вопросы. С кем следовало

вести переговоры в Афганистане и как можно гарантировать политическую

стабильность, необходимую для строительства и обслуживания трубопроводов?

Тогда-то и пригодились талибы. В 1994 году их отряды во главе с муллой

Мохаммадом Омаром пришли в Афганистан. (Кстати, немалую поддержку талибам

оказывали США, которые хотели как можно быстрее воплотить в жизнь газовый

проект.)

4.2 Создание поддержка движения талибан.

Обстоятельства появления в Афганистане нового мощного военно-

политического движения Талибан являются предметом длительного обсуждения.

Нельзя сказать, что Талибан — студенты, или «талибы» из исламских школ

медресе — был просто порождением правительств и интересов капитала.

Внезапное возникновение этого нового движения в 1994 году и стремительность

его роста и успехов являлись результатом двух факторов: во-первых,

социального и политического тупика, который создал готовых к действию

рекрутов, и, во-вторых, внешней помощи финансированием, вооружением и

советниками из Пакистана, Саудовской Аравии и, по всей вероятности, США.

Хотя ряд лидеров Талибана участвовал в организованном США «джихаде»

против Советского Союза, это движение не отпочковалось от других фракций

моджахедов и не было их объединением. Оно опиралось главным образом на

новое поколение тех, кто не был непосредственно замешан в военных событиях

1980-х годов. Оно было враждебно к тому, что оно рассматривало как

продажное правление мелких моджахедских деспотов, которое после падения

Наджибуллы ничего не принесло в жизнь простых афганцев, кроме нищеты. Жизнь

самого этого поколения была изломана войной. Многие из его представителей

выросли в лагерях беженцев в Пакистане и получили элементарное образование

в медресе, которые содержатся различными пакистанскими экстремистскими

партиями исламского толка.

Один автор дает следующее описание положения дел: «Эти парни

составляли мир вне моджахедов, которых я знавал в 1980-е годы — мужчин,

способных подробно излагать свое племенное и родовое происхождение, с

ностальгией вспоминавших свои покинутые хозяйства и долины и рассказывавших

легенды и эпизоды из афганской истории. Эти парни были из поколения,

которое никогда не видело свою страну в мирное время, не видело Афганистан

иначе, как в состоянии войны с захватчиками или войны между своими... Они в

буквальном смысле слова являлись сиротами войны, не имея каких-либо корней

и работы, являясь беспокойными, обездоленными в экономическом смысле и

обладая очень слабым самопознанием...»[43]

«Их простая вера в мессианский, пуританский ислам, который

вдалбливался в них простыми деревенскими муллами, была единственной опорой,

которой они должны были держаться и которая придавала их жизням некоторый

смысл. Неподготовленные ни к чему, даже к традиционным занятиям их предков,

таким как ведение сельского хозяйства, скотоводство или ремесло, они были

тем, что Карл Маркс мог бы назвать люмпен-пролетариатом Афганистана».[44]

Идеология Талибана была смесью идей, которые развивались в качестве

апелляции к этим слоям. С самого начала это движение являлось глубоко

реакционным. Оно обращалось назад в поисках своих социальных решений — к

мифическому прошлому, когда строго соблюдались заповеди пророка Мухаммеда.

Оно было глубоко пропитано злобным антикоммунизмом, который был порожден

жестокостями и репрессиями сменявших друг друга в Кабуле просоветских

режимов, лживо правивших под флагом «социализма».

Подобно «красным кхмерам» в Камбодже, Талибан отражал подозрительность

и враждебность угнетенных деревенских слоев к городской жизни, образованию,

культуре и технике. Его лидеры были полуобразованными деревенскими муллами,

а не исламскими богословами, сведущими в священном писании и религиозных

комментариях. Они были враждебны к другим исламским сектам, в особенности к

шиитам, и по отношению к непуштунским этническим группам. Реакционные

социальные нормы Талибана проистекали столько же из пуштунских племенных

законов Пуштунвали, сколько и из всякой другой исламской традиции.

Постольку, поскольку его идеология имела исламскую основу, это был

«деобандизм» — влиятельное в XIX-ом веке реформистское движение — но в

форме, которая была лишена чего-либо даже отдаленно прогрессивного.

Талибан появился в опустошенном войной Афганистане как вид

клерикального фашизма. Он отражал безысходность и отчаяние лишенных корней

и деклассированных слоев сельской мелкой буржуазии — сыновей мулл, мелких

чиновников, мелких земледельцев и торговцев — которые не могли видеть иной

альтернативы социальным бедствиям, в огромном количестве обрушившихся на

Афганистан, кроме установления диктаторского исламского режима.

Собственная интерпретация Талибаном своего происхождения дает

понимание его ориентированности. В июле 1994 года высший руководитель

Талибана Мухаммад Омар, в то время деревенский мулла, отозвался на просьбу

освободить двух девочек, которые были похищены местным полевым командиром и

изнасилованы. Омар, который сражался в рядах одной из организаций

моджахедов, собрал группу своих сторонников из числа религиозных студентов

местного медресе. Вооруженная несколькими ружьями, эта группа освободила

девочек, захватила этого полевого командира и повесила его на стволе его же

танка.

Вне зависимости от того, насколько правдива эта история, Талибан

изображает себя религиозным «комитетом бдительности», нацеленным на

исправление зла, причиненного простым людям. Его лидеры утверждают, что это

движение, в отличие от организаций моджахедов, не являлось политической

партией и не формировало правительства. Они заявляли, что очищают путь для

истинного исламского управления и на этой основе требовали огромных жертв

от своих новых членов, которые не получали никакой платы, а только оружие и

еду. При создании движения Талибан были использованы объективные

обстоятельства, вызванные революцией в Афганистане и войной против

советского присутствия. Прежде всего, это фактор наличия лагерей афганских

беженцев на территории Северо-западной провинции Пакистана. Система

распределения гуманитарной помощи в лагерях беженцев все годы войны в

Афганистане почти полностью находилась под контролем пакистанских

официальных структур. После падения режима Наджибуллы, новый виток

гражданской войны не дал возможности большей части из почти 3 млн. беженцев

вернуться в Афганистан. Именно из их числа и было в основном организовано

движение Талибан.

Большинство членов движения Талибан не имели устойчивых социальных и

политических связей в Афганистане. Движение было создано для решения

конкретной политической цели - преодоление дефрагментации Афганистана. Для

этой цели были использованы люди, оторвавшиеся от традиционной системы

организации афганского общества. Давление, которое оказывалось на

традиционные структуры и ценности в ходе процессов ускоренной модернизации

в Афганистане, проводимых прокоммунистическим правительством в Кабуле при

поддержке СССР, вызвали массовое разрушение организационных структур,

обеспечивающих функционирование и преемственность традиционных афганских

сообществ. В первую очередь, это касалось общины, семьи, связей с

традиционной элитой. Многие беженцы в эмиграции в Пакистане потеряли

привычные системные связи и ориентиры. Неблагоприятное влияние оказали и

значительные людские потери в ходе многолетней войны в Афганистане. Система

мусульманских школ, функционирующих в лагерях афганских беженцев под

патронажем Пакистана, объединяла в основном “сирот афганской войны”, людей,

почти полностью потерявших традиционные системные ориентиры.

Вопрос заключается даже не в чьем-либо целенаправленном воздействии и

пропаганде на контингент таких школ. В мусульманском обществе для людей,

оторванных от традиционных социальной системы и системы традиционных

ценностей, становится естественным поиск новых ценностей. Самый логичный

способ найти новые ценности в исламском обществе заключается в том, чтобы

обратиться к идее воссоздания первоначальной мусульманской общины времен

пророка Мухаммеда. Именно это и создает условия для появления движений

сторонников “чистого ислама”, отрицающих складывающиеся столетиями

исторические традиционные ценности обычных мусульманских обществ. В том

числе и синтез светского и духовного в управлении мусульманским обществом.

С этой точки зрения, движения афганских моджахедов Хекматиара, Халеса,

Сайафа, Наби Мохаммади и других с 1979 по 1992 гг. боролись против того

влияния, которое ускоренная модернизация, проводимая прокоммунистическим

правительством в Кабуле, оказывает на традиционный образ жизни

мусульманского общества. Они стремились восстановить ситуацию, которая

существовала до начала процесса модернизации. Объективно, это означало их

борьбу против модернизации по советским образцам, что в условиях

Афганистана привело к войне против результатов модернизации в целом. В то

же время, указанные лидеры боролись за то, чтобы занять свое место в

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10