Свобода и счастье человека

которых современное экономическое и социальное развитие просто немыслимы.

Человеческая энергия, отлившись в специфические формы этих черт характера,

превратилась в одну из производительных сил. Поступать в соответствии с

новыми чертами характера было выгодно с точки зрения экономической

необходимости;

в то же время это приносило и психологическое удовлетворение, поскольку эти

поступки отвечали и запросам личности этого нового типа. Если рассматривать

проблему более широко, то мы можем утверждать следующее.

Социальный процесс, определяющий образ жизни индивида, то есть его

отношение к другим людям и труду, формирует и изменяет его характер; новые

идеологии -религиозные, философские или политические -- возникают из этого

нового склада характера и апеллируют к нему же, тем самым усиливая его и

стабилизируя; вновь сформированный склад характера в свою очередь

становится важным фактором дальнейшего экономического развития и влияет на

процесс общественного развития; возникая и развиваясь как реакция на угрозу

со стороны новых экономических сил, этот новый склад характера постепенно

сам становится производительной силой, способствующей развитию нового

экономического строя .

(1) Говоря о "средневековом обществе" и о "духе средневековья" в отличие от

"капиталистического общества", мы имеем в виду идеальные типы. На самом

деле, разумеется, не было такого момента, когда вдруг закончилось

средневековье, чтобы со следующего момента началось Новое время. Все

экономические и социальные силы, характерные для современного общества,

зародились в недрах средневекового уже в XII, XIII и XIV веках. В позднем

средневековье непрерывно росла роль капитала и усиливался антагонизм между

социальными группами в городах. Как и всегда в истории, все элементы новой

общественной системы развились уже внутри старой. Конечно же, важно знать,

насколько были распространены элементы современного общества в позднем

средневековье и сколько элементов, типичных для средневековья, сохраняется

в современном обществе. Однако, пытаясь приуменьшить фундаментальные

различия между средневековым и современным обществом, выдвигая на первый

план непрерывность исторического процесса, отказываясь от концепций

"средневековое общество" и "капиталистическое общество" как от ненаучных,

мы лишаем себя какой бы то ни было возможности теоретически осмыслить

исторический процесс.

Такие попытки - при их кажущейся научной объективности и достоверности -

практически сводят социальное исследование к собиранию бесчисленных

подробностей и не позволяют понять ни структуру общества, ни динамику его

развития.

(2) Буркхардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. Т. I СПб., 1905, с.

157.

(2) Буркхардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. Т. I СПб., 1905, с. 5

.

(4) Там же. с. 129.

(5) Одни авторы поддерживали и развивали главный тезис Буркхардта, другие

оспаривали его. Примерно в том же направлении, что и Буркхардт, шли В.

Дильтей и Э. Кассирер , зато другие резко нападали на него. Так, И.

Хейзинга утверждал, что Буркхардт недооценил сходство жизненных условий

широких масс в Италии и в других странах Европы во время позднего

средневековья; что Буркхардт считает началом Возрождения примерно 1400 год,

но основная масса его иллюстративного материала относится к XV и даже XVI

веку; что Буркхардт недооценил христианский характер Возрождения и

переоценил значение языческих элементов; что индивидуализм является не

главной тенденцией культуры Возрождения, а лишь одной из многих тенденций;

что средние века не настолько были лишены индивидуализма, как это

изображает Буркхардт, и поэтому его противопоставление средних веков и

Возрождения является неверным; что Возрождение оставалось приверженным

власти в той же степени, что и средние века; что средневековый мир был не

так враждебен по отношению к мирским радостям, а Возрождение не так

оптимистично, как считает Буркхардт; что установки современного человека -

в смысле стремлений к личным достижениям и к развитию индивидуальности - в

эпоху Возрождения существовали лишь в зачаточном состоянии; что уже в XIII

веке трубадуры развивали идею о благородстве сердца и душевном

аристократизме, а Возрождение не порвало со средневековой концепцией личной

верности и службы вышестоящему в социальной иерархии.

Я полагаю, однако, что даже если все эти аргументы верны во всех деталях,

они не опровергают главного тезиса Буркхардта. Фактически аргументы

Хейзинги сводятся к следующему: Буркхардт не прав, потому что часть

явлений, относимых им к Возрождению, существовала в Западной и Центральной

Европе уже в конце средних веков, а некоторые другие появились лишь после

эпохи Возрождения. Это аргументы того же рода, как и те, что использовались

против всех концепций, противопоставляющих средневековое феодальное

общество современному капиталистическому. Все сказанное выше о таких

аргументах вообще - справедливо, в частности, и по отношению к критике в

адрес Буркхардта. Буркхардт принимал существенные количественные изменения

за качественные, но он был настолько проницателен, что сумел распознать

именно те особенности развития, именно те тенденции, которые в истории

Европы привели через количественные изменения к качественным. По этой

проблеме существует прекрасное исследование Чарлза Тринкхауза, в котором в

основу конструктивной критики Буркхардта положены взгляды итальянских

гуманистов на счастье. Его замечания (с. 18) по поводу неуверенности,

покорности и отчаяния, возникающих в результате усиления конкурентной

борьбы за выживание и успех, представляются особенно интересными с точки

зрения проблем, рассматриваемых в нашей книге.

(6) Ср.: Хейзинга. Указ. соч., с. 159.

(7) Ср. анализ творчества Петрарки в упомянутой книге Дильтея (с. 19 и

ел.), а также книгу Тринкхауза.

(8) Буркхардт. Указ. соч., с. 139.

(9) См. литературу по этому вопросу, приведенную Кулишером (Указ. соч., с.

192 и сл.)

(10) Тоуни. Указ. соч., с. 28.

(11) Тоуни. Указ. соч., с. 31 и сл.

(12) Ср.: Лампрехт. Указ. соч., с. 207; Андреас. Указ. соч., с. 303.

(13) Шапиро. Указ. соч., с. 59.

(14) Шапиро. Указ. соч., с. 54, 55.

(15) Лампрехт. Указ. соч., с. 200.

(16) Цит. по: Шапиро. Указ. соч., с. 21, 22.

(17) Р. Зееберг. Указ. соч., с. 766.

(18) Ср.: Бартман. Указ. соч., с. 468.

(19) Зееберг. Указ. соч., с. 624.

(20) Практика и теория индульгенций служат особенно яркой иллюстрацией

влияния растущего капитализма. Сама идея, что избавление от наказания можно

купить, выражает новое ощущение особой роли денег; но дело не только в

этом. Теория индульгенций, сформулированная Клементом VI в 1343 году,

демонстрирует дух нового капиталистического мышления. Папа, говорил Клемент

VI, имеет в своем распоряжении неисчислимые заслуги Христа и святых и может

распределить часть этого сокровища между верующими (ср. Р. Зееберг, с.

621). В этой концепции папа выступает в роли монополиста, обладающего

огромным моральным капиталом и использующего этот капитал для получения

финансовой выгоды в обмен на моральную выгоду его "клиентов".

(21) "Естественно и неизбежно злая и порочная природа" {лат.}.- Прим.

перев.

(22) М. Лютер. О "Послании к римлянам", гл. 1,1. (Перевод мой, так как

английского перевода не существует.)

(23) Там же.

(24) Там же, с 79. Эта дихотомия - подчинение высшей власти и господство

над низшими - представляет собой, как мы увидим, характерную установку

авторитарной личности.

(25) Ср.: Вебер. Указ. соч., с. 102; Тоуни. Указ. соч., с. 190; Ранульф.

Указ. соч., с. 66 и далее.

(26) Фрейд увидел враждебность человека, направленную на себя самого и

содержащуюся в том, что он назвал "суперэго".

Глава 4

ДВА АСПЕКТА СВОБОДЫ ДЛЯ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА

Предыдущая глава была посвящена анализу психологического смысла главных

доктрин протестантства. Мы показали, что новые религиозные доктрины были

ответом на психологические запросы, возникшие в результате крушения

средневековой социальной системы и зарождения капитализма. Основное

внимание при анализе было обращено на проблему свободы в ее двойном смысле:

было показано, что свобода от традиционных уз средневекового общества -

хотя и давала индивиду новое чувство независимости - заставляла его ощутить

одиночество и изоляцию, наполняла его сомнениями и тревогой, вынуждала его

к новому подчинению и к лихорадочной, иррациональной деятельности.

В этой главе я хочу показать, что дальнейшее развитие капитализма

воздействовало на личность в том же направлении, какое было задано во время

Реформации.

Доктрины протестантства психологически подготовили человека к той роли,

которую ему надлежало играть в современной промышленной системе. Эта

система - ее практика и дух, выросший из этой практики,- охватив все

стороны жизни, изменяла всю личность человека и обостряла те противоречия,

о которых мы говорили в предыдущей главе: развивала индивида и делала его

все более беспомощным, расширяла свободу и создавала новый тип зависимости.

Мы не пытаемся описать здесь воздействие капитализма на структуру

человеческого характера в целом, поскольку нас занимает лишь одна сторона

этой общей проблемы - диалектический процесс развития свободы. Мы покажем,

что структура современного общества воздействует на человека одновременно в

двух направлениях: он все более независим, уверен в себе, критичен, но и

все более одинок, изолирован и запуган. Понимание всей проблемы свободы

зиждется на способности видеть обе стороны этого процесса; рассматривая

одну из них, не забывать о второй.

Это трудно, потому что обычно мы мыслим не диалектически и склонны

сомневаться в том, что одна и та же причина может одновременно вызвать два

противоположных следствия. Кроме того, негативную сторону свободы - бремя,

которое она представляет собой для человека,- вообще трудно осознать;

особенно тем, кто всем сердцем стоит за свободу. Происходит это потому, что

в борьбе за свободу внимание всегда было сконцентрировано на ликвидации

старых форм власти и принуждения; в результате естественно появление такого

чувства, что, чем больше этих традиционных форм принуждения уничтожено, тем

свободнее стал человек. При этом мы не в состоянии увидеть, что, хотя

человек избавился от многих старых врагов свободы, в то же время появились

новые враги; причем этими врагами становятся не столько разного рода

внешние препоны, сколько внутренние факторы, блокирующие полную реализацию

свободы личности. Мы полагаем, например, что свобода вероисповедания - это

одна из решающих побед свободы. Но при этом не осознаем, что, хотя это на

самом деле победа над теми силами церкви и государства, которые не

позволяли человеку исповедовать религию в соответствии с его убеждениями,

современный человек в значительной степени вообще утратил способность

верить во что бы то ни было, не доказуемое методами точных наук. Или

возьмем другой пример. Мы полагаем, что свобода слова - это последний шаг в

победном шествии свободы. Но забываем при этом, что, хотя свобода слова

действительно является важной победой над старыми ограничениями,

современный человек находится в таком положении, когда многое из того, что

"он" говорит и думает, думают и говорят все остальные. Пока человек не

приобрел способности мыслить оригинально, то есть самостоятельно, не имеет

смысла требовать, чтобы никто не мешал выражению его мыслей. Или еще: мы

гордимся тем, что в своем образе жизни человек теперь не зависит от внешних

властей, уже не диктующих ему, что делать и чего не делать. Но не замечаем

роли таких анонимных авторитетов, как общественное мнение и "здравый

смысл", которые так сильны именно потому, что мы готовы вести себя в

соответствии с ожиданиями остальных, что мы внутренне боимся как-то

отличаться от них.

Иными словами, мы зачарованы ростом свободы от сил , внешних по отношению к

нам, и, как слепые, не видим тех внутренних препон, принуждений и страхов,

которые готовы лишить всякого смысла все победы, одержанные свободой над

традиционными ее врагами. В результате мы склонны считать, что проблема

свободы состоит исключительно в том, чтобы обеспечить еще больше той самой

свободы, которая уже получена нами в период Новой истории; мы полагаем, что

защита свободы от тех сил, которые на нее покушаются,- это единственное,

что необходимо. Мы забываем, что проблема свободы является не только

количественной, но и качественной. Разумеется, необходимо защищать и

отстаивать каждую из уже завоеванных свобод, необходимо их сохранять и

развивать, но вместе с тем необходимо добиться свободы нового типа: такой

свободы, которая позволит нам реализовать свою личность, поверить в себя и

в жизнь вообще.

Любая оценка воздействия индустриальной системы на эту внутреннюю свободу

должна исходить из понимания громадного прогресса, которым отмечено

развитие человеческой личности при капитализме. Любая критика современного

общества - если она отворачивается от этой стороны дела - наверняка

основана на бессмысленной романтизации средневековья и критикует капитализм

не ради прогресса, а ради разрушения важнейших достижений человека в Новой

истории.

Протестантство дало толчок духовному освобождению человека. Капитализм

продолжил это освобождение в психологическом, социальном и политическом

плане. Экономическая свобода была основой этого развития, а средний класс -

его поборником. Индивид не был больше связан жесткой социальной системой,

основанной на традициях и почти не оставлявшей возможностей для личного

продвижения за пределы традиционных границ. Ему было дозволено и от него

ожидалось, что в своих собственных экономических делах он достигнет тех

высот, до каких позволят ему подняться его усердие, ум, храбрость,

бережливость или удача. Он рисковал проиграть и оказаться в числе убитых

или раненных в этой жестокой экономической битве каждого с каждым, но мог и

выиграть. При феодальной системе пределы его жизненному развитию были

положены еще до его рождения. При капиталистической системе индивид - в

особенности представитель, среднего класса,- несмотря на массу ограничении,

имел шанс преуспеть за счет собственных достоинств и усилий. Перед ним была

цель, к которой он мог стремиться, и нередко была перспектива эту цель

достигнуть. Он учился полагаться на себя, принимать ответственные решения,

отбрасывать любые предрассудки - и утешающие, и устрашающие...

Человек все более освобождался от уз природы; он овладел ее силами до такой

степени, о какой нельзя было и мечтать в прежние времена. Люди становились

равными; исчезали кастовые и религиозные различия, которые прежде были

естественными границами, запрещавшими объединение человечества, и люди

учились узнавать друг в друге людей. Мир все больше освобождался от

таинственности: человек начинал смотреть на себя объективно, все меньше

поддаваясь иллюзиям. Развивалась и политическая свобода. В силу своего

нового экономического положения поднимавшийся средний класс смог завоевать

политическую власть; а вновь завоеванная власть создала новые возможности

для экономического прогресса. Основными вехами на этом пути были великие

революции в Англии и во Франции и борьба за независимость Америки. Вершиной

этой эволюции политической свободы явилось современное демократическое

государство, основанное на принципе равенства всех людей и равного права

каждого участвовать в управлении через выборные представительные органы.

При этом предполагается, что каждый человек способен действовать в

соответствии с собственными интересами, в то же время имея в виду благо

всей нации.

Одним словом, капитализм не только освободил человека от традиционных уз,

но и внес громадный вклад в развитие позитивной свободы, в развитие

активной, критической и ответственной личности.

Однако это лишь одна сторона воздействия капитализма на развитие свободы.

Другая состоит в том, что капитализм сделал индивида еще более одиноким,

изолированным, подверженным чувству ничтожности и бессилия.

Прежде всего нужно отметить один из основных факторов капиталистической

экономики - принцип частной инициативы. В отличие от феодального

средневековья, когда человек занимал определенное место в упорядоченной и

понятной социальной системе, капиталистическая экономика поставила каждого

на собственные ноги. Что он делал, как делал, выгадал или прогадал - это

никого больше не касалось, только его. Очевидно, что принцип частной

инициативы способствовал процессу индивидуализации, и об этом всегда

говорят как о важном вкладе в развитие современной культуры. Но,

способствуя развитию "свободы от ...", этот принцип помог и уничтожить все

связи между отдельными индивидами, изолировал человека от его собратьев.

Такое развитие было подготовлено учениями Реформации. У католиков отношение

индивида к богу было основано на принадлежности индивида к церкви. Церковь

была связующим звеном между ним и господом и таким образом, в чем-то

ограничивая индивидуальность человека, позволяла ему предстать перед богом

в качестве неотъемлемой части некоторой общности, группы. Протестантство

оставило индивида одного лицом к лицу с богом. Вера в понимании Лютера

приобрела сугубо субъективный характер; у Кальвина столь же субъективный

характер приобрела убежденность в спасении. Индивид, в одиночку стоящий

перед могуществом бога, неизбежно ощущал себя сокрушенным и искал спасения

в полнейшей покорности. Психологически этот духовный индивидуализм мало

отличался от индивидуализма экономического: в обоих случаях индивид

совершенно одинок, в обоих случаях он сталкивается с подавляющей силой,

будь то господь, конкуренты или безликие экономические силы.

Индивидуалистическое отношение к богу было психологической подготовкой к

индивидуализму человека в мирской жизни.

Индивидуалистический характер экономической системы капитализма является

бесспорным; усиление одиночества индивида под воздействием этого

экономического индивидуализма может показаться сомнительным; теперь же мы

переходим к пункту, который будет противоречить некоторым из наиболее

распространенных и общепринятых концепций капитализма. Эти концепции

предполагают, что в современном обществе человек стал центром и целью

всякой деятельности; что все, что он делает, он делает для себя; что

всемогущими движущими силами человеческой деятельности являются собственные

интересы и эгоцентризм. Как видно из сказанного в начале этой главы, мы в

какой-то степени признаем справедливость этих утверждений. За последние

четыре столетия человек много сделал для себя, для своих целей. Однако то,

что кажется ему его целью, в значительной степени вовсе не является

таковой, если понимать под словом "он" не "труженика", не "производителя",

а конкретное человеческое существо, со всеми его эмоциональными и

интеллектуальными способностями. Вместе с самоутверждением индивида

капитализм нес с собой также самоотрицание и аскетизм.

Чтобы разъяснить этот тезис, напомним сначала факт, уже упомянутый в

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26