Проблема культурно-исторических взаимоотношений Москва-Петербург и их отражение в социально-философских, публицистических и художественных текстах

одетых и ничего не делающих, а у петербургского один, чистый и ловкий. В

Петербурге по его мнению можно предаваться скорбным мыслям, а «Москва даже

мучить, терзать не умеет»/12/.

Как мы видим, Герцен отмечает прежде всего отрицательные стороны в

жизни двух столиц: барской Москвы и бюрократического Петербурга. Герцен не

отдал преимущества ни Москве ни Петербургу.

«Есть стороны московской жизни, которые можно любить, есть они и в

Петербурге, но гораздо более таких, которые заставляют Москву не любить, а

Петербург ненавидеть».

У Герцина являются преобладающими две явные оппозиции – «

органический»(Москва) – «неорганический»(Петербург), и русский –

европейский город.

В отличие от Герцена, В. Белинский в своем очерке «Петербург и Москва»

поставил на первое место Петербург, тем самым, изменив точку отсчета.

«… Если у нас две столицы, - пишет В. Белинский, - и значит, каждая из них

необходима. Белинский не принимает вывода Герцена о неоригинальности и

неисторичности Петербурга.

«О Петербурге привыкли думать как о городе, построенном даже не на болоте,

а чуть ли не на воздухе. Многие, не шутя, уверяют, что этот город без

исторической святыни, город, построенный на сваях и на расчете. Все эти

мнения немного уж устарели, и их пора оставить. Правда, коли, хотите, в них

есть своя сторона истины, но зато много и лжи. Петербург построен Петром

Великим как столица новой Российской империи, и Петербург – город

неисторический, без предания!… Эта нелепость, не стоящая опровержения! Вся

беда вышла из того, что Петербург слишком молод для самого себя и

совершенное дитя в сравнении со старушкою Москвою»/34/.

По его мнению, Московское царство было обречено, оно уже не могло

больше двигаться, как пишет Белинский, «на ржавых колесах своего азиатского

устройства», а народу надо было жить и именно Петербург, должен был

сблизить народ с Европой. И это и является высокой миссией города –

распространение и утверждение европеизма в русском обществе.

Мы можем увидеть, что до Белинского сопоставления двух русских столиц

делалось так: или Москва, или Петербург. Белинский предложил свой вариант:

и то, и другое. Он впервые сумел посмотреть на соперничество Москвы и

Петербурга, как на движущееся противоречие, органический, естественный

процесс.

В начале своего очерка автор рассуждает о Москве, о ее

противоречивости после основания Петербурга.

«Она вышла каким-то причудливым городом, в котором пестрят и мечутся в

глаза перемешанные черты европеизма и азиатизма».

Далее он говорит о московской обширности как о создаваемой иллюзии. По

его мнению здесь нет огромных зданий т.к. этот город «патриархальной

семейственности: «дома стоят особняком». Здесь во всем и на всем печать

семейственности: «и удобный дом, обширный, но тем не менее для одного

семейства, широкий двор, а у ворот, в летние вечера, многочисленная

дворня»/34/.

Таким образом, получается, что везде царит разъединенность, особность.

Далее автор обращается к Петербургу, параллельно сопоставляя его с

Москвой.

Первое сравнение – это жизнь того и другого города. По его мнению,

московские улицы только бывают, тесны и то по причине их узкости, нежели

многолюдства. Но с десяти часов вечера Москва уже пустеет. « Широкие улицы

Петербурга почти всегда оживлены народом, который куда-то спешит, куда-то

торопится. На них до двенадцати почти довольно людно, и до утра везде

попадаются то там, то сям запоздалые».

Еще одно сравнение касается размеров города – «Петербург несравненно

больше город, чем Москва, и здесь нет домашнего или семейственного

затворничества». «В противоположность Москве, огромные дома в Петербурге не

затворяются».

Далее в тексте сравнение уже идет на уровне народонаселения.

«В Петербурге очень много кругов «большого света». «Петербург во всем

себе верен: он стремится к высшей форме общественного быта… Не такова в

этом отношении Москва». Ядро коренного московского народонаселения

составляет купечество, но также автор выделяет и еще одно среднее сословие

- образованные люди. «Образованный класс в Москве довольно многочислен и

чрезвычайно разнообразен – все москвичи очень похожи друг на друга».

Главным петербургским сословием Белинский все же считает бездомных, и в

этом отношении Петербург – антипод Москвы.

И в заключение очерка Белинский рассуждает над гоголевской фразой:

«Москва нужна России; для Петербурга нужна Россия». По его мнению,

Петербург так же нужен России, как и Москва, а Россия также нужна для

Москвы, как и для Петербурга. В Москве есть свое собственное консервативное

начало, которое только уступает, и то понемногу новизне, но не покоряется

ей. И представитель этой новизны есть Петербург, и в этом его великое

значение для России.

Для Белинского также наиболее важной является явная оппозиция –

русский-европейский город, но если Петербург – это европейский город, то

Москва- это даже нерусский город, а смесь азиатизма и европеизма. Также мы

можем выделить еще и скрытую оппозицию – это обширный – замкнутый. Москва,

считает Белинский, в отличие от Петербурга, город «домашнего и семейного

затворничества».

В творчестве еще одного яркого представителя художественной литературы

19 века Ф.М. Достоевского проследить диалог двух столиц довольно сложно. Но

мы попытаемся обратиться к образу Петербурга, ведь именно ему автор

посвятил все свое творчество.

Как считает исследователь В.М. Орлов, Достоевский проникся ощущением

города как живого существа, со своим характером, со своими повадками/33/.

Уже в «Петербургской летописи» (1847г.) город возникает в образе

желчного, «с ног до головы сердитого» субъекта, изливающего свое

раздражение решительно на все, что его окружает. «Весь горизонт

петербургский смотрел так кисло, так кисло… Петербург дулся. Видно было,

что ему страх, как это водится в таких случаях у иных гневливых господ, всю

тоскливую досаду свою на каком-нибудь подвернувшемся постороннем третьем

лице… а потом уже и самому куда-нибудь убежать с места и ни за что, не

стоять более в ингерманландском суровом болоте».

В его произведениях «прослеживается нота» безотчетного страха перед

неразгаданными тайнами города. В «Петербургских сновидениях в стихах и

прозе» (1861) он говорит: «Еще с детства, затерянный, заброшенный в

Петербурге, я как-то все боялся его. Петербург, не знаю почему, для меня

всегда казался какою-то тайною». Герой «сновидений» рассказывает, как

однажды, зимним вечером, в сильный мороз, когда он стоял, задумавшись над

необъятной Невой, город обернулся в его глазах «фантастической, волшебной

грезой» – и эта метаморфоза с удивительной силой отозвалась в его душе:

«Какая-то страшная мысль вдруг зашевелилась во мне… как будто прозрел во

что-то новое, совершенно в новый мир, мне незнакомый и известный только по

каким-то темным слухам, по каким-то таинственным знакам»./44/.

А тут же рядом влачит жалкое существование какой-то по-своему тоже

фантастический чиновник с красноречивой фамилией Млекопитаев, с женой,

сгорающей в чахотке, с некормлеными детьми и прохудившимися сапогами. Самое

удивительное, что в представлении Достоевского, на эту убогую жизнь тоже

падает свет волшебства и фантастики.

Практически во всех его произведениях, таких как «Бедные люди», «Белые

ночи» и других, Петербург выступает как враждебная, беспощадная сила,

губительная для многих людей. Губительна петербургская среда и для Р.

Раскольникова, главного героя романа «Преступление и наказание».

Действие романа погружено в эпоху, прозванную «железным веком». И не

случайно Петербург у Достоевского становится ее олицетворением.

Ведь было два Петербурга. Один – город, созданный руками гениальных

архитекторов, Петербург Дворцовой набережной и Дворцовой площади, Петербург

дворцовых переворотов и пышных балов, Петербург-символ величия и расцвета

послепетровской России, поражающий нас своим великолепием и по сей день. Но

был и другой, далекий и неизвестный нам, теперешним людям, Петербург –

город, в котором люди живут в « клетушках», в желтых грязных домах с

грязными тесными лестницами, проводят время в маленьких душных мастерских

или в смердящих кабаках и трактирах, город полусумашедший, как и

большинство, знакомых нам героев Достоевского. Город болен, и чудовищно

больны его обитатели. Сама окружающая обстановка создает у человека

чувство безвыходности и озлобления. Она стимулирует возникновение самых

невероятных и фантастических теорий: «Я тогда, как паук, к себе в угол

забился. Я любил лежать и думать». Город, – материал для раздумий,

подталкивает мысль в определенном направлении, и в конце концов заражает

человека идеями, больше похожими на бред. Чертой, по которой мы узнаем

зараженного «болезнь большого города», является навязчивый желтый цвет.

Желтые обои и мебель в комнате у старухи, желтое от постоянного пьянства

лицо Мармеладова, желтая, «похожая на шкаф или на сундук», каморка

Раскольникова, желтоватые обои в комнате у Сони, «мебель из желтого

отполированного дерева» в кабинете Порфирия Петровича. Эти детали

подчеркивают безысходную атмосферу существования главных действующих лиц

романа, являются предвестниками недобрых событий. Город, как зловещий

демон, ищущий грешные души, опутал все вокруг своими черными сетями, в

которые попадают его обитатели. Он как бы отыгрывается на своих жертвах,

высасывая из них недостающую ему энергию. И в эти мастерски расставленные

ловушки попадают герои романа. Мармеладов испивается в грязной распивочной,

Раскольников привязан нуждой к старухе-процентщице, Сонечка попала в

«когти» Дарьи Францевны, «женщины злонамеренной и полиции многократно

известной». Раскольников, совершив свое преступление, пошел не только

против человеческой морали и своей совести, но невольно нанес рану и

городу, обрубив одно из его щупалец. И город отомстил ему. Задавив своей

громадой, заставив страдать во много раз сильнее. Но события помогают

Раскольникову, выхватив его из этого озлобленного мира. Он, дитя огромного

мрачного города, попав в Сибирь, оказывается в новом для себя мире,

вырванным из той искусственной почвы, на которой взросла его страшная идея.

Это – иной, доселе неведомый Раскольникову мир, мир вечно обновляющейся

Природы. И здесь, вместе с весною, охватывает его «необъятное ощущение

полной и могучей жизни». Начинается его новый путь, свободный от своеволия

и бунта.

Таким образом, Достоевский проводит параллель с «Медным всадником».

Главным героем у него является также «маленький человек», однако это уже

студент, а не чиновник, что свидетельствует о некотором изменении дискурса.

Но в любом случае человек организационно связанный с государством

(университет тоже казенное учреждение) становящийся жертвой иррациональных,

стихийных сил и яростно этим силам сопротивляющийся. При этом сопротивление

его постепенно становится все агрессивнее и бессмысленнее: от грозящего

кулака Евгения – до окровавленного топора.

У Достоевского является преобладающей явная антитеза – «органический»

– «неорганический». Петербург Достоевского – это самый вымышленный,

искусственный, призрачный город. Но в текстах преобладает еще и скрытая

оппозиция – природа – цивилизация. В частности, для Р.Раскольникова,

каторга – место предназначенное по своей сути для ограничения человеческой

свободы, оказывается местом более пригодным для свободного проживания

человеческой личности, нежели реальная «воля» большого города.

Публицистические статьи Гоголя, Белинского и Герцена наглядно

показали, что тема Петербурга в литературе уже выходит за рамки одного

города и перерастает в масштаб всей страны. Москва и Петербург, таким

образом, становятся особыми полюсами бинарной русской культуры.

2.3. Москва-Петербург в русской художественной литературе рубежа XIX-

начала XX веков.

На рубеже XIX – начала XX веков тема города и городской среды

становится центральной в русской художественной литературе. К ней

обращаются на страницах своих произведений такие писатели и поэты как А.

Блок, А. Белый, О. Мандельштам и многие другие

А. Блока называют поэтом Петербурга. Петербург всегда был главным

местом действия блоковской лирики. Каким же был реальный, исторический

Петербург в конце девяностых – начале девятисотых годов, когда А.Блок

входил в жизнь и в литературу?

Это был большой, многолюдный город. Уходили в прошлое времена

патриархальные, неторопливые. Жизнь с каждым годом все больше набирала

скорость. С каждым годом росли блеск и нищета Санкт-Петербурга. По-прежнему

сохранял город облик военной столицы – с частой барабанной дробью, медью

оркестров, тяжким шагом пехоты, слитным топотом конницы.

Город занимал в личной жизни поэта одно из главных мест. Именно в

Петербурге у поэта развился роман. Город со всеми своими историческими

преданиями и литературными мифами стал словно бы третьим лицом,

соучаствующим в том, что происходило между молодыми людьми. «И зима, и

город, и внезапные встречи –все вспыхивает и все безотчетно» – пишет Блок

возлюбленный. Ко времени встречи с Любовью Менделеевой Блок уже пережил

первую пылкую влюбленность, которая оставила очень заметный след в его

стихах. В строчках, вызванных этими встречами, упоминается и город. По

большей части это город «вообще», в сущности названия отличают в нем

Петербург.

«Луна проснулась. Город шумный

Гремит вдали и льет огни…

Город спит, окутан мглою,

Чуть мерцают фонари…

Там далеко, за Невою,

Вижу отблески зари…»/7/.

И лишь изредка Петербург проступает в своей особой, единственной в

своем роде сущности, воздействующей на душевное состояние и судьбу

человека.

«Наша любовь обманулась,

Или стеря увлекла –

Только во мне шевельнулась

Синяя города мгла…».

А когда вскоре на юного Блока нахлынула новая любовь – огромная

всепоглощающая – и когда все, что было связано с предыдущей влюбленностью,

отступило на задний план – в стихах появляется некая загадочная женская

тень.

«Не ты ль в моих мечтах, певучая, прошла

Над берегом Невы и за чертой столицы?…»/33/.

Пришла петербургская осень с огненными закатами, за нею – снежная

зима. Петербург все больше дает о себе знать – своей мглой, туманами,

огнями, влекущими и обманными видениями.

«Зарево белое, желтое, красное,

Крики и звон вдалеке.

Ты не обманешь, тревога напрасная,

Вижу огни на реке.

Заревом ярким и поздними криками

Ты не разрушишь мечты.

Смотрится призрак очами великими

Из-за людской суеты…»/7/.

Исследователь Александров А.А. говорит, что у Блока город на первых

порах воспринимается как начало чуждое, посягающее на высокую мечту поэта.

Но пройдет немного времени – и все переменится: оказывается, этот шумный и

будто бы чуждый мир обладает громадной силой притягательности, и от него

уже никуда не уйти. Потом Блок скажет, что душа поэта не может оставаться

«молчаливой, ушедшей в себя» – именно потому, что ее тревожат «людские

обитатели – города»: так в магическом вихре и свете, возникают «страшные и

прекрасные видения жизни»/1/.

Обстоятельства литературной биографии Блока сложились таким образом,

что первое признание как поэт снискал он не в Петербурге, а в Москве.

Находясь в Москве, Блок сравнивал два города. И всегда Петербург оказывался

хуже Москвы. Столица на Неве представилась городом мглы, болотным «бургом».

Москва же была «градом» со сказочными теремами, освещенными чудо-зарей,

родиной философа В.Соловьева, который верил в красоту будущей жизни,

призывал к преодолению эгоизма и истинно любовным отношениям. Москва

показалась А. Блоку местом, откуда лучше слышны «торжествующие созвучия»

будущего.

В традиционном соперничестве двух русских столиц А.Блок на некоторое

время встал на сторону первопрестольной. «В Москве счастье за облачком, -

говорил он – в Петербурге за черной тучкой». А.Блок восторгался тем, что в

Москве люди лучше, чем в Петербурге и немало стихотворений А.Блок посвятил

Москве. Так рисует свои впечатления о ней в стихотворении «Утро в Москве»:

«Упоительно встать в ранний час,

легкий свет на песке увидать.

Упоительно вспомнить тебя,

Что со мною ты, прелесть моя.

Я люблю тебя, панна моя,

Беззаботная юность моя,

И прозрачная нежность Кремля

В это утро – как прелесть твоя»/6/.

Вернувшись в Петербург, Блок готов был воспринимать жизнь города как

гоголевский гротеск. Петербург предстал обиталищем черта, местом каверз и

нелепостей.

В конце 1903 – 1904 г. город в творчестве А.Блока становится своеобразным

фетишем: современный капиталистический город с его социальными контрастами

принимает в стихах поэта образ враждебного человеку живого существа.

В феврале 1904 года Блок пишет «Петербургскую поэму».

В первой части «Петербургской поэмы» отчетливо сказались как воздействие

ближайшей к Блоку литературной традиции, так и отталкивание от нее. Как

отмечает исследователь В.Орлов, здесь творится мрачная фантасмагория в

декадентско-символическом демонологическом освещении, и сам Петр

вписывается в общий идейно- образный контекст произведения.

«Он спит, пока закат румян.

И сонно розовеют латы.

И с тихим свистом сквозь туман

Глядится змей, копытом сжатый».

Но все меняется с наступлением позднего часа, когда гаснет заря и

начинается «ночная потеха» – просыпается все низменное, грешное, недоброе,

символом чего служит витающий над городом лукавый искушающий змей. Таким

образом, змей – это символ зла, греховности, обмана.

«Сойдут глухие вечера,

Змей расклубится над домами –

В руке протянутой Петра

Запляшет факельное пламя»/33/.

Во второй части «Петербургской поэмы» Петербург и Москва обозначены

как символы двух враждующих начал. Противоборство демонического Петра и

«светлого мужа» Георгия Победоносца, патрона Московской Руси, завершается

победой «светлого мужа» – и в тени московских «узорных теремов» происходит

чудесное явление «Лучезарной жены», покинувшей на этот раз стогны Северной

Пальмиры.

В творчестве А.Блока, преобладающей будет скрытая оппозиция – святой –

демонический. Петербург предстает в демоническом обличии, а Москва в образе

светлого мужа.

Особый вклад в осмысление темы города внес вслед за А.Блоком А.Белый.

О его восприятии города мы можем судить по романам «Петербург» и

«Москва».

Тема города как средоточия главных противоречий жизни рано начала

волновать творческое воображение Белого: города – как места, где, с одной

стороны, совершаются глобальные катаклизмы, с другой – места подавления

личности, природной прелести и естества.

Главным героем романа «Петербург» является реальный город. Петербург в

изображении Белого, - не только промышленный город, окутанный в фабричной

гарью, но, в первую очередь, олицетворение самодержавной власти, город

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7