Февральская Буржуазно-Демократическая Революция 1905 года

значительные скопища образовались на Литовской улице, Знаменской площади,

также на пересечениях Невского с Владимирским проспектом и Садовой улицей,

причем во всех этих пунктах толпа вела себя вызывающе, бросая в войска

каменьями, комьями сколотого на улицах льда. Поэтому, когда стрельба вверх

не оказала воздействия на толпу, вызвав лишь насмешки над войсками,

последние вынуждены были для прекращения буйства прибегнуть к стрельбе

боевыми патронами по толпе, в результате чего оказались убитые и раненые,

большую часть коих толпа, рассеиваясь, уносила с собой. В начале пятого

часа Невский был очищен, но отдельные участники беспорядков, укрываясь за

угловыми домами, продолжали обстреливать воинские разъезды. Войска

действовали ревностно, исключение составляет самостоятельный выход

четвертой, эвакуированной роты Павловского полка, сыгравший значительную

роль в разворачивающихся событиях. Охранным отделением арестованы 30

посторонних лиц в помещении группы Центрального Военно-промышленного

комитета и 136 партийных деятелей, а также революционный руководящий

коллектив из пяти лиц. Моему соглашению командующим войсками контроль

распределением, выпечкою хлеба, также учетом использования муки возлагается

на заведующего продовольствием империи Ковалевского. Надеюсь, будет польза.

Поступили сведения, что 27 февраля часть рабочих намеревается приступить к

работам. В Москве спокойно. МВД Протопопов”. Эта телеграмма была

отправлена из Петербурга в ставку дворцовому коменданту Воейкову в 4 часа

20 минут 27 февраля 1917 года.

ВОССТАНИЕ НАЧАЛОСЬ!

Войска петроградского гарнизона действовали на улицах города 26

февраля “ревностно”. Протопопов был прав. Последствия после этого,

ревностного исполнения приказов о стрельбе в народ, оказались следующими:

Неожиданными и катастрофическими для судьбы монархии. Необходимость

стрелять в своих, в соотечественников, моральные муки и колебания, которые

испытал почти каждый солдат, участвовавший в расправе, кровь, пролитая

руками солдат, кровь русских людей – все это сильно подействовало на

участников войсковых застав и постов, которым пришлось выполнять приказы о

стрельбе. Ни обильная в этот день пища в казармах, ни порции водки,

розданные в некоторых частях, не могли заглушить чувство вины, голос

совести, который нашептывал каждому солдату, что тот поступил нехорошо, не

“по-христиански”, как Каин.

Это были уже не те солдаты, которые усмиряли в 1905 году вооруженные

восстания в Москве и других городах. Тогда семеновцы состояли из набранных

из глухих деревень крестьян, которых в течение четырех лет оболванивали

верноподданнической “словесностью”, многочасовой ежедневной муштрой,

жесточайшей палочной дисциплиной. Здесь же были люди, лишь несколько

месяцев назад оторванные от своего повседневного крестьянского и городского

труда, многие из них были уже немолодые – с жизненным опытом, с недоверием

к царской власти. Кроме того, в каждом запасном батальоне имелась 4-я рота

из “эвакуированных” солдат, то есть тех, кто уже побывал на фронте, но был

ранен, контужен или находился в кратковременном отпуске. “Эвакуированные”

уже повидали фронт, понюхали пороху. Часто это были наиболее революционно

настроенные по отношению к самодержавию элементы, с воинской дисциплиной у

них было хуже всех. Именно “эвакуированные” подняли бунт в Павловском

полку.

Но в каждом запасном батальоне имелся и антипод четвертой роте –

“учебная команда”. В этой команде готовились по особой программе унтер-

офицеры из солдат. Здесь, напротив, дисциплина была самая строжайшая. Но

те, из которых готовили младших командиров царской армии, были люди, также

лишь недавно призванные на службу. “Учебные команды” особенно четко

выполняли 26 февраля все приказы. Потому чувства раскаяния и вины у солдат

“учебных команд” были наиболее сильными. Во многих казармах после отбоя

солдаты не могли заснуть, переговаривались, обсуждали прошедший день.

Находились среди солдат и большевики, но их было мало. Тем не менее, каждый

из них вел активную пропаганду. Возбуждение нарастало. И вот, не зажигая

света, они стали сходиться и решать, как бы завтра выразить свой протест. И

решили: как только их командир, штабс-капитан Лашкевич, придет завтра утром

на построение команды и поздоровается с ними, отвечать ему не обычным

“здравия желаем!”, а криком “ура!”. Эта договоренность была заключена между

старшим унтер-офицером Кирпичниковым и взводным. (О другом они потом не

рассказывали. Стояли на том, что сговорились только на этой в общем-то

невинной проделке. Конечно, в марте 1917 года солдаты еще боялись, что,

если вернется царская власть, тогда всех их предадут военному суду за

организацию такого невиданного солдатского бунта. Несомненно, сговор не

кончился на решении прокричать “ура!”.)

Впоследствии, когда все уже совершилось и Союз офицеров республиканцев

старался выяснить, кто же все-таки подал мысль в Волынском полку о

неподчинении офицерам и о восстании, то назвались шесть человек, каждый из

которых утверждал, что это он. Но потом сами солдаты-волынцы, переговорив

между собой, указали на старшего унтер-офицера Тимофея Кирпичникова как на

“зачинщика” события в “учебной команде” полка. Сам штабс-капитан Лашкевич

был застрелен солдатами.

Кто стрелял, выяснить не удалось. В возникшей суматохе был убит еще

один младший офицер. Все 600 человек солдат “учебной команды” бросились в

полковой цейхгауз. Они разобрали винтовки с патронами и выскочили на улицу.

Стреляя я воздух, солдаты побежали по Парадной улице, а затем по Кирочной.

Они ворвались в расположение Литовского полка и призвали солдат

присоединиться к ним. Следуя дальше по Кирочной, к волынцам и литовцам

присоединилась одна из рот запасного батальона Преображенского полка. К 7

часам утра общее количество восставших солдат и унтер-офицеров достигло 25

тысяч человек.

У них не было никакой программы. Они только были против стрельбы в

народ и против офицеров и всех властей, заставивших их это делать вчера.

Тем самым они были и против царской власти. Но это они поняли не сразу. И

тут пришла новая идея: надо идти к рабочим! Ведь это их заставляло

разгонять начальство, в них стрелять. Значит, рабочие знают, что делать,

как бороться. Рабочие были на Выборгской стороне. Следовательно, надо

бежать на Литейный проспект, а по нему через Александровский мост на

Выборгскую сторону. И огромная масса солдат по трем параллельным улицам –

Кирочной, Фурштадтской, Сергиевской – метнулась к Литейному проспекту.

Вскоре солдаты побежали и по четвертой – Захарьевской. На Кирочной около

Спасо-Преображенского собора они ворвались еще в казармы запасного

саперного батальона. Через двадцать минут и саперы пополнили восставшую

массу солдат. Для успеха и быстрого развертывания солдатского восстания

огромное значение имело то, что около 30 тысяч солдат были сконцентрированы

в казармах, расположенных практически по соседству – по Парадной и Кирочной

улицам.

По мере продвижения к Литейному проспекту движение приобретало все

более антиправительственную окраску. Солдаты стреляли в воздух, слышались

крики “Долой царя!”, “Да здравствует республика!”, “Ура!”. Из домов

выбегали люди и присоединялись к толпе солдат. Член Государственной думы

Владимир Николаевич Львов в восемь часов утра был разбужен криками,

доносившимися с Захарьевской улицы, на которой он жил. Львов увидел, что

вся улица заполнена солдатами с винтовками, которые быстро шли по

направлению к Литейному. Между тем восставшие солдаты выходили уже на

проспект. Вместе с саперами волынцы присоединили также одну артиллерийскую

часть, которая на руках выкатила несколько пушек на Литейный и поставила их

дулами в обе стороны проспекта. Но главные события разыгрались между

Сергиевской и Шпалерной улицами. Тут солдаты наконец соединились с

рабочими. Это были рабочие Петроградского орудийного завода и гильзового

отдела Петроградского патронного завода. Оба завода занимали старинное

здание, раскинувшееся на целый квартал по Литейному проспекту между

вышеуказанными улицами. Перед воротами завода шел митинг. Видны были

красные флаги с надписями: “Долой самодержавие!”, “Да здравствует

демократическая республика!”. Солдаты присоединились к митингу. Теперь у

революции появилась своя вооруженная сила. Пусть еще слабо организованная,

но уже сила. Это тотчас почувствовали царские власти. Как раз напротив

Орудийного завода находился окружной суд.

Вскоре были не только разбиты двери, взломаны самки, но и подожжено

само здание. Десятки тысяч судебных дел запылали. Черный дым повалил из

разбитых окон, а затем плотным столбом стал подниматься к небу. Пожар

окружного суда стал символом восстания, факелом, зовущим к дальнейшей

борьбе.

К зданию окружного суда по Захарьевской и Шпалерной вплотную примыкал

дом предварительного заключения, тюрьма для подследственных. Большевики, а

также члены других партий и случайные ораторы (а в то утро на Литейном

появился даже Г. С. Хрусталев-Носарь – журналист Носарь, избранный в

Петербургский Совет 1905 года по документам рабочего Хрусталева и ставший

председателем Совета, а потом отошедший от политической деятельности. Так

вот, Хрусталев-Носарь, тоже призывал жечь окружной суд и идти на дом

предварительного заключения) повели туда солдат и рабочих. Они стали

штурмовать ворота тюрьмы с обеих улиц и вскоре добились, чтобы их открыли.

Солдаты и рабочие освободили заключенных, среди которых было немало

членов революционных партий, арестованных в последние дни. Они с радостью

приветствовали своих освободителей и тотчас влились в ряды восставших. Они

стали звать солдат перейти на Выборгскую сторону и соединиться с рабочими

этого района. На Выборгской рабочие утренней смены в подавляющем

большинстве своем к работе не приступили. Всюду состоялись митинги и

собрания, на которых большевики и представители других подпольных партий

призывали рабочих продолжать войну с самодержавием.

Громили оружейные магазины и склады, отнимали оружие у полицейских.

Среди участников митингов появились уже рабочие, вооруженные охотничьими

ружьями, револьверами и даже казенными трехлинейками, полученными от

солдат. Под охраной вооруженных рабочих демонстрации с Сампсониевского и

Безбородкинского проспектов потянулись к Финляндскому вокзалу. Вскоре

вокзал, прилегающие к нему улицы и площадь перед вокзалом оказались

забитыми десятками тысяч рабочих. Так Выборгская сторона превратилась во

второй центр восстания 27 февраля 1917 года. Лишь подступы к

Александровскому мосту охранялись усиленными нарядами конной полиции и

мощной заставой солдат запасного батальона гвардии Московского полка с

пулеметами. На Петроградской стороне большая толпа жителей города собралась

у входа на Троицкий мост. Но тут их сдерживала сильная воинская застава.

Как и у Александровского моста, толпа опасалась напирать на заставы, так

как участники демонстраций по опыту вчерашнего дня не хотели нести

напрасные жертвы. Вышли на улицы также рабочие Нарвского, Петергофского,

Александро-Невского, Невского и других пролетарских районов столицы.

Революция продолжалась.

Солдаты и рабочие Орудийного и Патронного заводов, увлеченные речами

партийных агитаторов, двинулись плотной массой от Шпалерной улицы к

Александровскому мосту. Полицейская застава, которая наблюдала за

происходящим с левого берега реки, разбежалась. Солдаты и рабочие

беспрепятственно взошли на мост. Вот пройдено сто метров, двести. Стали

видны солдаты Московского полка. Донеслись звуки какой-то команды, и

передние демонстранты увидели, как улеглись пулеметчики. Но замедлить свой

ход огромная масса демонстрантов уже не могла. По крайней мере, 30–35 тысяч

людей шли в этой колонне, сжатой перилами моста. Расстояние между еловой

колонны и заставой неумолимо сокращалось с каждым шагом. Вдруг пулеметчики

вскочили с земли и стали растаскивать пулеметы в стороны, освобождая

проход. Офицеры надрывались, кричали, размахивали обнаженными шашками. Но

солдаты-московцы не слышали их. Они смотрели на колонну демонстрантов,

подошедшую совсем близко, на петлицы волынцев, грозно наступавших в первых

рядах прямо на них. Солдаты разбежались, и под крики “ура!” огромная толпа

врезалась, как утюг, в заставу Московского полка, прижала ее к перилам и

захватила с собой. Путь на Выборгскую сторону был открыт!

У Финляндского вокзала и прилегающих к нему улиц ядро восставших

солдат Волынского и Литовского полков, запасного саперного батальона

соединилось с рабочими Выборгской стороны, находившимися под значительным

влиянием большевиков. При поддержке волынцев рабочие по призыву М. И.

Калинина установили полный контроль над Финляндским вокзалом. На Выборгской

среди рабочих были И. Д. Чугурин, Ф. З. Евсеев, И. А, Рахья, А. П. Тайми и

многие другие большевики. Солдаты приветствовали лозунги “Долой

самодержавие!”, “Да здравствует демократическая республика!”, написанные на

маленьких, наспех сделанных знаменах. Но они сдержанно относились к

выставленному большевиками лозунгу “Долой войну”, поскольку он казался им

противоречащим данной уже воинской присяге. С присоединением солдат

общедемократический, всенародный характер движения постепенно стал более

заметным. Многие участники событий 27 февраля, захваченные стихийной

ненавистью к угнетателям, к царскому строю, не имели четкого понятия о том,

чем заменять правительство, если его удастся свергнуть.

Лишь большевики по-прежнему принципиально проводили свою линию по

всем этим вопросам. Утром 27 февраля на собрании членов ПК на Петроградской

стороне был составлен текст листовки к рабочим с призывом продолжать

борьбу. “Необходимо свергнуть эту власть, – говорилось в листовке, –

настало время решительной борьбы! Всеобщая всероссийская стачка – наше

главное оружие. Для борьбы с конными и пешими палачами народа нам должны

помочь наши друзья всех родов оружия. Пусть солдаты, наши братья и дети,

идут в наши ряды с оружием в руках!”. Большевики правильно указывали на

необходимость присоединения армии к рабочему движению как следующий этап

революции. Но когда эта листовка вышла, переход огромной массы солдат на

сторону революции стал уже фактом.

Большевики старались закрепиться на Финляндском вокзале, сделать его

центром восставшего народа. Часть солдат осталась на вокзале. Но большая

часть гораздо активнее отозвалась на призыв развивать восстание дальше:

захватывать здания, идти к казармам других воинских частей. Поэтому

разделились на два потока. Один из них двинулся по Арсенальной набережной к

тюрьме “Кресты”, а другой – по Нижегородской, Боткинской и на

Сампсониевский проспект в направлении казарм гвардии Московского полка.

Солдатам особенно не терпелось присоединить к себе московцев, застава

которых встречала их на Литейном проспекте. Этот поток, в котором по мере

продвижения становилось все больше рабочих, так как шли они по главной

пролетарской артерии 1-го Выборгского участка, достиг местного

полицейского участка, который 25 февраля уже брали один раз молодые

рабочие и солдаты-волынцы. В участке было обнаружено несколько десятков

револьверов, патроны, несколько винтовок. Это оружие пошло на вооружение

дружинников.

Вскоре забастовщики были у казарм Московского полка, широким

прямоугольником из десятков зданий раскинувшихся между Сампсониевским

проспектом, Литовской улицей и Лесным проспектом. Восставшие взломали

ворота, и все находившиеся в казармах солдаты-московцы с оружием в руках

присоединились к ним. Дальше демонстранты двинулись по проспекту, но у

казарм 1-го Самокатного батальона наткнулись на вооруженный отпор. Оставив

наблюдателей, толпа отхлынула и повернула на Гренадерский мост через

большую Неву. Сразу же за мостом находились казармы Гренадерского полка.

Солдаты-гренадеры с восторгом присоединились к восставшим. Теперь

революционные силы неудержимо растеклись по Петроградской стороне. В их

составе были солдаты шести воинских частей, перешедших на сторону народа, а

также много рабочих заводов 1-го Выборгского участка, к которым примкнули

теперь и десятки тысяч рабочих Петроградского района. Постепенно они вышли

к Каменноостровскому проспекту и по нему двинулись к Троицкому мосту. Там

они во второй половине дня смяли заставу у моста и открыли движение в

центральную часть города и по Троицкому мосту. Лишь Петропавловская

крепость безмолвно стояла с закрытыми воротами. Солдаты крепостного

гарнизона пока отказывались вступать в контакты с восставшими.

Другой поток солдат и рабочих двинулся к тюрьме “Кресты”. Вскоре

около 20 тысяч рабочих и солдат расположились вдоль красного кирпичного

забора тюрьмы. Основные силы, естественно, были у ворот. Стража

отказывалась открыть ворота тюрьмы, где в это время находилось 2400

человек. Солдаты настойчиво барабанили в ворота. Оттуда послышались

выстрелы. Это взвинтило настроение толпы. Слегка отступив, солдаты стали

стрелять по воротам из винтовок, стремясь попасть в замки и сбить их.

Послышались вопли и стоны раненых. Ворота медленно открылись, и людской

поток устремился вперед. Восставшие заполнили тюремные дворы и заставляли

надзирателей открывать двери корпусов и камер. Через несколько минут все

две тысячи с лишним заключенных оказались на свободе. Послышались крики

“ура!”. Солдаты обнимали и целовали всех без разбора. Но если уголовники

старались поскорее улизнуть, то освобожденные политические заключенные тут

же устроили митинг.

Но получилось так, что инициативу в этом митинге захватили меньшевики-

оборонцы, члены Рабочей группы при ЦВПК, арестованные еще в конце января

1917 года. И раньше они плелись в хвосте либеральной буржуазии. Да и

теперь, не поняв перемен, которые произошли, стали агитировать за поддержку

Государственной думы. Кузьма Гвоздев, посаженный в “кресты” только 26

февраля, обращался к народу, собравшемуся у тюрьмы:

– Товарищи! Большое русское спасибо вам, воины, защитники нашего

отечества, за то, что вы освободили нас. Спасибо и вам, дорогие мои братцы

рабочие, что вы не оставили нас, своих братьев, гнить в царской тюрьме. То,

что вы делаете, будет способствовать возрождению нашей родины, которая

напрягает все силы в борьбе со страшным врагом, германским хищником,

германским милитаризмом! Но берегитесь остаться одинокими, остаться

изолированными. В этой борьбе у нас есть добрый союзник, который

представляет хоть и цензовую общественность, но вместе с нами борется

против отжившего режима Николая Кровавого. Этот союзник, товарищи,

Государственная дума! Только что мне сказали, что царские опричники

распустили Государственную думу с сегодняшнего дня. Даже в ней

правительство видит своего врага. В этом учреждении, где заседают

представители всех слоев и классов земли русской. Я призываю вас, дорогие

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9