Жан-Жак Руссо

Жан-Жак Руссо

Тверской филиал Московского Государственного Университета

Экономики, Статистики и Информатики

Кафедра культурологии.

Тема: «Философия Ж. Ж. Руссо»

Выполнил: Игорь Анатольевич

Конюхов

1 курс, гр. ДИС-15

Приняла: Буянова Н. Н.

г. Тверь, 1999г.

Диалектика представляет собой фундаментальное измерение

интеллектуаль-ного прогресса человека. Разумеется, это не

исключает того, что диалектика является и методом, так же как и

теорией развития.

Было бы, разумеется, неправильно полагать, что

диалектический способ мышления, получивший столь значительное

развитие в древнегреческой философии, совершенно исчезает в

последствии полторы тысячи лет. Философ-ские учения периода

разложения античного рабовладельческого общества, ранняя

средневековая философия и в особенности учения эпохи Возрождения

дают немало примеров глубокого диалектического прозрения. В

буржуазной философии ХУП – ХУШ вв. Руссо и некоторые другие

философы высказывают гениальные диалектики, в основном

характеризуется господством метафизиче-ского способа мышления и

это не случайно, а закономерно. Диалектическое мышление «имеет

своей предпосылкой исследование природы самих понятий».

Французский философ просветитель, писатель, композитор

отстаивавший интересы народа. «Человек рожден свободным, а между

тем повсюду он в оковах» - писал Руссо в своём основном труде

«общественный договор».

Он решительно осуждал привилегии богатых, деспотическую

власть и требовал уравнения собственности идеальным устройствам

государства Руссо считал ш9демократическую республику. Сын

часовщика. Служил лакеем, писцом, гувернером, учителем музыки и

др. До 1741 жил в Швейцарии, затем уехал в Париж. В 1743-44

секретарь французского посольства в Венеции. В Париже сблизился с

Д. Дидро и др. просветителями, сотрудничал в энциклопе-дии, куда

писал статьи главным образом по вопросам музыки.

В 1762, после выхода в свет пед.романа «Эмиль» и политич.

трактата «Об общественном договоре», опасаясь ареста, покинул

Францию. Его преследо-вали не только француз. католики, но и

швейц. протестанты.

В 1770 он возратился в Париж, занимался перепиской нот.

Последнии меся-цы жизни провел в Эрменонвиле, имении маркиза Р.Л.

Жирардена. В период якобинской диктатуры останки Руссо были

перенесены в Пантеон.

Страстный обличитель пророков феодализма, критик

христианства, поборник устройства общества на разумных началах,

соратник французских энциклопедистов, Ж.Ж. Руссо, несомненно,

принадлежит к замечательному кругу людей, которые во Франции

«просвещали головы для приближавшейся революции». Вместе с тем к

особенностям его воззрений относят такие черты, как двойственное

отношение к цивилизации, критика прославляемого просветителями

буржуазного прогресса, проницательное усмотрение в непреложной

для прочих просветителей основе существования человека – в

частной собственности – источника неравенства между людьми и

корня социальных зол, выдвижения принципа народоправия в

противовес идее прос-

вещенного государя. Руссо принадлежит к просветительству

антиномичным образом. Специфику его как просветителя составляет

нечто идущее как бы вра-

зрез с «родовым признаком» направления, которому он принадлежит.

В художественном творчестве он выступает как представитель

сентиментализма и «отец романтизма», то есть такого течения,

идеология которого сначала Х1Хв. нередко принимало из-за

превознесения воли и чувств над рассудочнос-тью отчетливо

выраженную антипросветительскую направленность. То, что не очень-

то вязалось с основным строем просветительского сознания,

оказалось развитием его. Имя Руссо не без основания связывают с

кризисом, пережитом просветительской идеологией, у Руссо она

действительно достигла критичес-кого пункта, от которого началось

ее критическое отношение к себе.

Это отчетливо видно в «рассуждении о науках и искусствах»

(1750г.), где автор своими так называемыми «парадоксами» дразнит

просветительское самомнение, предвещая последнему появление

опасной для него антиидиоло-гии, если оно не преодолеет

односторонности своего здравомыслия.

Простой моральный такт Руссо подсказывает ему, что бытиё

человека в этом «лучшем из миров» не соответствует его подлинной

человеческой сущности, что человек, каким он выявляется также и

из просветительской концепции, не только не таков, каким он

должен быть согласно своей истинной природе, но и представляется

не тем, что он есть на самом деле.

У Руссо резкое различение на бытиё и видимость. Сама

человеческая дейст-вительность на определенном, фиксируемом им

этапе развития являет их разве-денность и жесткость навязывает

эту раздвоенность, та что «люди уже не решаются казаться тем, что

они уже есть», «стало выгоднее притворятся не таким, каков ты

есть на самом деле». Индивид стал нуждаться в репутации, он

придает теперь значение тому, как на него смотрит остальной мир,

он уже не решается спросить у себя, что он собой представляет, но

вопрошает у других, «он может жить только во мнении других, и,

так сказать, из одного только их мнения он получает ощущение

собственного существования»; он постоянно живет «вне себя».

Познавая эту пустую и обманчивую внешность, он познает,

собственно, то, что не есть он сам. При этих условиях

ориентированность на внешние предметы и устремленность ко все

большему приращению познаний лишь отдаляют человека от самого

себя. «Чем больше накапливаем мы новых знаний, - с сожалением

отметил Руссо, - тем более отнимаем мы у себя средств приобрести

самое важное из всех; так что по мере того, как мы углубляемся в

изучение человека, мы в известном смысле утрачиваем способность

его позно-вать».

Непрестанному распространению знания вширь, приращению

знания полагается качественный предел: «объективное» познание

схватывает лишь внешность, «кажимость» и не достигает самого

предмета, потому что «быть и казаться – это отныне две вещи

совершенно различные». «Объективный», сторонний наблюдатель,

говорит Руссо, составил бы о современных людях представление как

раз обратное тому, что они представляют собой в действительности.

И то же самое при объективном способе самопознания: че-ловека

познает себя внешним самому себе. Поскольку все сводится к

внешней стороне вещей, то лицо как бы срастается с маской и

личностью утрачивает специфическое достоинство, за личность

признается личина. Заангажирован-ный исключительно внешним бытием

и погруженный в него, человек приходит к заключению о том, что

внутренние ценности – это химера, что нет доброде-тели, а есть

выгода, что люди волки и потому могут со спокойной совестью

пожирать друг друга, что достоинство человека измеряется тем,

сколько за него можно заплатить и т. д. Человек отчуждается от

своих живите-льных нравственных корней.

Без действительности нарушения уравновешенности душевного

состояния односторонним тяготением к внешнему в ущерб внутреннему

не могло бы поя-виться нравственного томления, беспокойства,

внутреннего возмущения, тоски по соответствию самому себе, по

гармонии с собой, стремление «уйти в самого себя и прислушаться к

голосу своей совести». Через Руссо как бы заговорила «совесть»

Просвещения, заглушаемая у других его представителей буржуазной

практикой применения просветительских идей. Заметим, что

просветительское сознание, как таково, чурается интроверсии,

интроспекция ему «не к лицу». Однако, как это с очевидностью

подтверждается трактатом «О происхождении и основаниях

неравенства между людьми», древнее изречение «познай себя» имеет

для Руссо смысл познания своей человеческой природы, своего

происхождения и означает не интроспекцию, а такое самоуглубление,

через которое человеку открывается его история, диалектика

становления его таким, каков он теперь есть и таким он должен

быть. Один из корней руссоистской диалектики – в этике.

Если Просвещение, проектируя человеческий мир по своему

образу и подобию, стремилось образумить человека, то, по мнению

Руссо, дело заключается скорее в очеловечении разума. Часть его

аргументов направлена не против разума, как таково, а против

определенной его формы, которая враждебно противостоит

человечности, нравственности. Но как понять более общие тезисы

типа: «Состояния размышления – это уже состояние почти что

противоестественно»? К ним нельзя прийти помимо «состояния

размышления». Выясняя специфику позиции, являющейся подобного

рода парадоксы, мы находим, что просветительский «светоч разума»

ориентирован на внешний мир и готов рассеять мрак по всюду, но не

в себе самом.

Картезианский метод сомнения сделал рассудок критичным по

отношению ко всякому привходящему в него содержанию, но не к себе

самому. Руссо распространяет метод сомнения на саму форму

мыслящего рассудка и показывает, что, выступая против

предрассудков, рассудок сам в то же время покоится на одном из

них – на мнении о собственной непогрешимости. Ис-пытывая метод

рассудка на нем же самом, Руссо не отвергает рассудка, а,

напротив, интенсифицирует и оживляет его. К мнению рассудка о

непререка-емости своего авторитета в деле утверждения истины –

непроанализирован-ному, принятому «на веру»- присоединяется

отличное от его «самомнения» еще одно мнение о нем. Оба мнения,

со-мнения, одинаково рассудочные, расчле-няют содержание

представления рассудка о себе самом, благодаря чему появляется

специфическая форма движения рассудка к разуму.

Это возведение первого ко второму по существу критично.На языке

рассудка

Руссо рассказывает о противоречивости не только просветительских

ценностей

признававшихся положительными, но и самого рассудка. Разум в

форме рассу-дка, провозглашаемый просветителями сущностью

человека, оказывается способным перечить самому себе – не только

освещать противоречия, но и «светиться через противоречия».

Сущностью человека является свобода, способность

повиноваться или противиться велению природы. В первоначальном

состоянии он не отрывался от этой своей сущности, но теперь он не

свободен – это осязательный факт «Человек рождается свободным, но

повсюду в оковах. Руссо противополож-ностей двух

последовательных состояний и стремится дать рациональное и

естественное объяснение переходом от одного к другому: необходимо

предпо-ложить самой человеческой природе способность ее

реализации не только в соответствии с собою, но и в

противоположности себе самой. Если верно, что у человека в ходе

его развития могли появиться желания и возможность выйти из

первоначального состояния, «то винить в этом надо бы природу, а

не того, кого она таким именно создала». Недаром почти век спустя

после написания мимики Руссо стал предметом особого внимания

Маркса стало именно «то, что человеческая сущность

опредмечивается бесчеловечным образом, в противопо-ложность самой

себе.

И так Руссо решается изобразить современное состояние,

ситуацию человека в гражданском обществе как превращенную форму

естественного состояния и представить это превращение,

трансформацию одного в другое как естествен-ный процесс в его

необходимом и закономерном развитии. Здесь его учение «почти

нарочито выставляет напоказ печать своего диалектического

происхождения». До сколько-нибудь значительной эксплицитной

разработки диалектики как философского метода Руссо прямо

приступает к применению ее и дает высоко оцененного Энгельсом

образцы диалектического подхода.

« Первоначальное состояние» признано у Руссо естественным не

потому, что во имя него следовало бы отречься от достижений

цивилизации, а потому, что в нем люди независимы друг от друга,

живут в согласии со своей собственной и окружающей природой. Они

отличаются от других животных способностью к

самосовершенствованию, и это способность выводит их из полу

животного состояния. Коренной перелом в развитии человеческой

природы Руссо связывает с появлением частной собственности.

Появилась собственность исчезло равенство. В этом новом

качественном состоянии свобода, сущность человека, приняла

отчужденную форму и в ней как в своем «инобытии» утратила свою

первоначальную целостность, распалось на противоположности:

«господство» и «подчинение». Оба эти моменты принадлежат системе

отношений, несовместимых с первоначальной свободой. В самом

деле, «очень трудно привести к повиновению того, кто сам отнюдь

не стремится повелевать, и самому ловкому политику не удастся

поработить людей, которые не желают ничего другого, как быть

свободными». С другой стороны, в гражданском обществе вообще нет

свободных, в известном смысле все - рабы: каждый позволяет

угнетать себя лишь постольку, поскольку сам больше дорожит

господством, чем независимостью, и соглашается носить оковы,

чтобы иметь возможность в свою очередь налагать цепи на других.

Отношение господина к покоренному не остается однонаправленным, а

с необходимостью развивается в более сложное взаимоотношения,

имеющие результатом зависимость господина от раба, - это процесс

раскрытия того факта, что господин уже «в себе» несвободен.

Отношение человека к природному предмету вполне сопоставимо

у Руссо с отношением человека к другому человеку и к самому себе.

Местами он даже не находит нужным проводить особое различие между

природой человека и окружающей природой. Для него насилие над

внешней природой, в которое выливается систематическое

преобразование и подчинение ее, есть коррелят и проекция

преобразующейся, точнее, преобразуемой человеком собственной

природой человека: «Подобно тому как, чтобы установить рабство,

пришлось совершить насилие над природой, так и для того, чтобы

увековечить право рабовладения, нужно было изменить природу».

Стремление к господству над природным миром, покорение природы

подчинение ее уже предполагает, что первоначальная сущность

самого человека претерпела коренные изменения. Основной

«клеточкой» нового состояния стал собственник. Он стремится

лишить природный предмет его самобытности, присвоить себе его

самостояте-льность, подчинить своей власти, превратить в

собственность. О «задушевной слитности» с природой в этом

состоянии уже не может быть и речи: человек теперь противостоит

природе. Насилие над ней есть одновременно и насилие над собою.

Природный предмет, казалось бы, оказывает обратное воздействие и

как ба мстит за приниженность своему властелину: человек

оказывается «подвластен, так сказать, всей природе, и в

особенности себе подобным». Тем самым Руссо лишь разъясняет

просветительский тезис о том, что природа побе-ждается

подчинением ей, - тезис, не до конца понимаемый самими его

восторженными провозвестниками. Руссоистское мышление

оборачивается против просветительского не потому, что отходит от

позиции последнего, а потому, что последовательнее развивает ее,

глубже раскрывает ее смысл.

Способность человека к самосовершенствованию, которая

вывела его из состояния дикости, стала одновременно и источником

всех его несчастий: «именно она, способствуя с веками расцвету

его знаний и заблуждений, поро-ков и добродетелей, превращает

его со временем в тирана самого себя и природы». Это человеческая

способность с энтузиазмом признается и просветителями, но

принимается только в абстрактной ее форме, вне качес-твенного ее

изменения, вне развития: самосовершенствование всегда означает

благо, прогресс и не где не ставится под сомнение, тогда как у

Руссо как раз современная форма самосовершенствования человека

вызывает сомнение: он находит, что с появлением частной

собственности «дальнейшее развитие представляет собою по

видимости шаги к совершенствованию индивидуума, а на деле – к

одряхлению рода», т.е. что прогресс есть одновременно и регресс:

человек впадает в состояние более низкое, чем то, из которого

вышел. В этом новом качественном состоянии самосовершенствование

выступает в противоположность самому себе, как самодеградация.

То, что цивилизовало людей, привело также к упадку рода. Прогресс

выступил в антагонистичной самому себе форме.

Таким образом, социальное развитие понято у Руссо по сути

диалектически - никак монотонные увеличения, наращивание одного

и того же качества, а как переход в новое качество, свою

противоположность, как внутреннее расщеп-ление первоначального

единства на противостоящие ему, а также друг другу и

самим себе и превращающиеся друг в друга моменты. Таков смысл

«тавтологичного» на первый взгляд руссоистского выражения:

«развитие способности к самосовершенствованию».

При всем своем критическом отношении к новому, гражданскому

состоянию

Руссо все же рассматривает его в целом как шаг человечества

вперед, потому что в нем под маской отчуждения получает свое

действительное развитие подлинная человеческая сущность. В этой

отчужденности человек оказался в интенсивном разладе с самим

собой, стал не равен самому себе. Но к первобы-той «безмятежности

духа» возврат не возможен, исторический процесс не обратим –

нельзя «ни вернутся назад, ни отказаться от злосчастных

приобрете-ний».

В выявлении контрастов и парадоксов цивилизованного мира у

Руссо нет недостатка. Но это не значит, что он призывает «встань

на четвереньки», «вер-нутся в леса и жить с медведями». «Такой

вывод, - говорит он, - вполне в духе моих противников». Руссо

поднимает вопрос об установлении равенства среди людей, прежде

всего политического, выдвигая его как общечеловеческое

требование.

«Народы поставили над собою правителей, что бы защитить свою

свободу, а не для того, чтобы обратить себя в рабов». Каким же

образом может политичес-кая власть превратиться в нечто

противоположное своему первоначальному назначению? Чтобы понять

такое превращение, говорит Руссо, нужно иметь в виду, что

«пороки, которые делают необходимыми общественные установле-ния,

сами по себе делают неизбежными и те злоупотребления, которым они

открывают дорогу». При возможности злоупотреблений властью,

основанной на законах, она легко превращалась во власть

неограниченную. При деспотизме неравенство достигает высшего

предела и превращается в свою противополож-ность: перед деспотом

все равны, именно, равны нулю. Общество как бы возвращается к

своей отправной точке;но то было естественное состояние в чистом

виде, а это новое естественное состояние – плод крайнего

разложения.

Общество как бы возвращается к своей отправной точке; но то было

естественное состояние в чистом виде, а это новое естественное

состояние- плод крайнего разложения.

Теперь мы видим, что «снятие» неравенства осуществилось на

чужой равенство основе – на деспотизме. Но деспот остается

повелителем лишь до тех пор, пока он сильнее всех. «Как только

люди оказываются в силах его изгнать, у него нет оснований

жаловаться на насилие… Одной только силой он держался, одна

только сила его и низвергала. Все, таким образом, идет своим

естественным путем». Новые перевороты должны, по мысли Руссо,

привести к равенству людей.

Энгельс в «Анти-Дюринге», мы находим у Руссо целый ряд

диалектических оборотов, которыми пользуется Маркс: таковы

процессы, антагонистичные по своей природе, содержащие

противоречие; превращение крайности в свою противоположность и,

наконец, отрицание отрицания.

В первоначальных соглашениях, конституировавших политические

общности, по мнению Руссо, были допущены ложные,

неправосообразные при-нцыпы, которые сами себе опровергают: они в

Страницы: 1, 2