Языческая Культура Восточных Славян (особенности архаического сознания)

в отдельности. То же относилось и к выбору строительных материалов: в таком

важном деле для славян не было мелочей, и даже при рубке строительного леса

они придерживались определённых ритуальных правил, которые, несмотря на

кажущуюся нам излишней сказочность, не были лишены здравого смысла и

подчёркивали дружбу между человеком и природой. Помимо выбора места

строительства, который чаще всего доверялся предметам и животным,

выражавшим волю высших сил, которые непременно укажут правильный путь,

большое значение уделялось выбору времени действия: наши языческие пращуры,

как и все древние народы, старались наилучшим образом вписать свою жизнь в

гармонию космоса, частицей которого они себя осознавали. Последние

исследования учёных дают основания полагать, что древние славяне

внимательно следили за движением звёзд и планет и использовали свои

наблюдения не только для ориентировки ночью в лесу. Очень похоже, что наши

предки были знакомы с зодиакальной системой, подмечали влияние далёких

созвездий на склонности людей и таким образом на их судьбы – и старались

жить в соответствии с ритмами Вселенной, сообразуя с ними все свои

начинания.

Итак, строительство дома. Оно было для древних славян исполнено

глубочайшего религиозного смысла, ведь человек при этом уподоблялся Богам,

создавшим Вселенную. Он тоже строил свой мир, создавал из разрозненных

частей и на пустом месте что-то новое, чего не было в природе. Не лишним

будет упомянуть и о жертвоприношениях, которые иногда совершались в начале

строительства. Так вот, по некоторым представлениям, из души жертвенного

животного и возникал Домовой. По другим легендам, Домовой рождался из душ

деревьев, срубленных и использованных для строительства. Согласно народным

верованиям, у Домовых бывали и жёны, и ребятишки: стало быть, Домовой для

нового жилища мог появиться на свет и «естественным путём». Впрочем, в

некоторых случаях – например, если заново строились после пожара – на новое

место брали с собой прежнего Домового. Не оставлять же его на развалинах,

чтобы он плакал там ночами, пугая прохожих. Домового с угощением и

уговорами переносили в стоптанном лапте или на лопате, которой сажали в

печь хлебы. Домовой устраивался жить в подполе, под печью (позже, когда

появились потолки, он облюбовал ещё и чердак). Обычно его представляли себе

в виде маленького старичка, похожего лицом на главу семьи, только заросшего

до глаз волосами и с коготками на мохнатых лапах. По нраву же Домовой –

идеальный домохозяин, вечный хохотун, хлопотун, зачастую ворчливый, но в

глубине души заботливый и добрый. Люди всегда старались поддерживать с ним

хорошие отношения, не забывали обратиться к «дедушке-суседушке» с ласковым

словом, оставить немного вкусной еды. И тогда тот платил добром за добро:

ухаживал за скотиной, помогал содержать дом в порядке, предупреждал о

грозящем несчастье – скажем, мог разбудить ночью. Прежде чем войти в

заброшенный дом или в лесную избу-зимовье, надо хотя бы мысленно попросить

разрешения у её домового: «Хозяин, хозяин, пусти переночевать!» И тогда

домовой, обрадованный вниманием, защитит гостя от любой нечисти,

промышляющей в ночи. Если же не уважить, обидеть чем-нибудь душу избы,

сварливый маленький хозяин будет строить всякие пакости, покуда не

повинишься, не помиришься с ним. Домовой – самое доброе среди множества

других маленьких божеств. А уже за порогом избы «свой» мир становится всё

более «чужим» и враждебным. Там подстерегают человека Дворовый, Овинник,

Банник… В лесу же прячутся Лешие, Лисунки и маленькие Лешачата. Как и к

любому живому существу к ним нужен ласковый подход.

По всей видимости, именно из этого стремления жить в согласии с миром,

дабы не гневить духов берут свои истоки русская неконфликтность и

гостеприимство. Всё дело здесь опять-таки в своём и чужом, в пересечении

границ между мирами. Гость является с «чужой» стороны: откуда знать

хозяину, кто он таков? Кто подтвердит ему, что этот человек доброжелателен,

что он вообще – человек? Известно же, как ловко умеют притворяться людьми

разные мифические вещества, зачастую опасные. Уж лучше их не гневить…

Вот пример из легенды: ненастной ночью в избу просится незнакомец,

озябший и вымокший. Его впускают, дают обсушиться, радушно усаживают к

столу. Утром оказывается, что это был… Леший. «Пусть коровы ходят в мой лес

без пастуха, - прощаясь, говорит он человеку. – Ни один зверь не обидит». А

что было бы, не прояви люди гостеприимства? Но даже если на пороге стоит

самый настоящий человек, и при том, не имеющий ни малейшего отношения к

чародейству, всё равно ссориться, обижать его опасно. Древние верили: обида

и гнев создают вокруг человека нечто вроде сильного и очень вредного

энергетического заряда. Куда, в кого «выстрелит» этот заряд, предугадать

невозможно.

У многих народов подобные верования со временем позабылись,

превратившись из религиозных запретов и норм – в нравственные. «Вольный на

язык, умеющий навек прилепить ядрёное прозвище, для насмешки не упускающий

самого мелкого повода, россич во многом и ограничен. Права рода, власть

старших и отцовско-материнская, предки, могилы, боги, женская честь,

мужская доблесть – с ними не шутят. За глупое слово тут же накажут, и

больно, не скоро забудешь.» (В.Д. Иванов, «Русь изначальная», стр.33)

Отношение древних славян к еде заслуживает особого разговора. Еда была

не просто физическим насыщением – это было Причастие. Причастившиеся одного

хлеба, каши, земных плодов или дичи в дальнейшем считали друг друга самыми

настоящими родственниками. Поев в каком-нибудь доме, человек мог

рассчитывать на защиту и помощь хозяина, но и сам уже не смел причинить ему

зла. Таким образом, хлеб-соль – не что иное, как мирный договор между

хозяевами и гостями.

Сам хлеб тоже не являлся просто едой: и по сей день не забыта поговорка

«хлеб – всему голова», а детям с мальства прививают бережное отношение к

хлебу. Причину этого мы обычно называем одну: в хлебе заключён нелёгкий

человеческий труд. Но мало кто помнит о глубоких мифологических корнях,

которые имеют наши взгляды на хлеб. Известно трепетное отношение славян-

язычников к земле. В частности к хлебному полю, к тому же, в

изобразительном искусстве древних культур засеянное поле изображается тем

же знаком, что и женская беременность. Этот знак дожил до наших времён в

традиционных узорах вышивки на одежде. Отсюда уже следует, что хлеб был для

славян священным даром Богов. Запрещалось. Между прочим, бить по столу

кулаком: стол – Божья ладонь! Кроме того, зерно требует тепловой

обработки. А чтобы сварить простейшую кашу, нужно обеспечить союз Огня,

Воды и Зерна – продукта Земли. Все эти три сути были для славян божествами,

всем трём поклонялись. Сладкая, сваренная на меду, каша, заправленная

ягодами, являлась древнейшей языческой ритуальной едой: она несла мощную

идею плодородия, победы над Смертью, вечного возвращения Жизни. Стоит ли

удивляться, что языческая каша прекрасно вписалась в языческие ритуалы и

доныне живёт под названием кутьи, которой угощаются на поминках? Разве что

вместо мёда кладут теперь сахар, вместо лесных ягод – изюм, а вместо

цельной пшеницы – рис.… Другой древнейшей едой с незапамятных времён у

славян были блины. Учёные-языковеды считают, что произношение слова «блин»

– искажённое: когда-то оно произносилось «млин» и происходит от того же

корня, что и «молоть», «мелкий», обозначая, таким образом пищу из

размолотого зерна. Возможно, первоначально муку или мелко раздробленное

зерно заваривали кипятком и ели ложками, потом однажды пролили на

раскалённые камни очага и обнаружили, что новая еда очень вкусна. В блинах,

как и в каше-кутье, заключены те же священные сути, а кроме всего прочего,

румяный, круглый блин от части схож с Солнцем, «умирающим и воскресающим»

каждую зиму. Вот почему и доныне блины пекут на поминках и на Масленицу,

когда празднуется победа над злой богиней Мораной – холодом, смертью и

тьмой, празднуется воскрешение Солнца, Жизни, Весны. Немаловажную роль в

быту играла и одежда: всем известная поговорка о том, что встречают по

одёжке, пришла к нам из глубины веков. Тысячу лет назад нашим предкам было

достаточно один раз взглянуть на одежду незнакомого человека, чтобы понять,

из какой он местности, к какому роду-племени принадлежит, каково его

общественное положение и «гражданское состояние» – совершеннолетний или

нет, сочетался ли браком и так далее.

Одежда никогда для древних людей не была просто «совокупностью

предметов, которыми покрывают, облекают тело», как можно прочитать на

страницах современного словаря, она значила гораздо, гораздо больше. Наши

далёкие предки скорее согласились бы с нынешними экстрасенсами, которые

утверждают, что человеческое биополе впитывается в одежду и задерживается

на ней. Теперь нетрудно понять, почему самой первой пелёнкой для

новорожденного чаще всего служила рубаха отца (мальчику) или матери

(девочке), да и в дальнейшем детскую одежду для новорожденного старались

кроить не из вновь сотканного полотна, а из старой одежды родителей. Делали

это не из скупости, не по нищете и даже не потому, что мягкая, стираная

материя не раздражает нежную кожу младенца. Весь секрет – в священной силе,

или, по-теперешнему, в биополе родителей, способном заслонить неокрепшего

маленького человека, уберечь от порчи и сглаза. Детская одежда древних

славян была одинакова для девочек и для мальчиков и состояла из одной

длинной, до пят, полотняной рубахи. Право на «взрослую» одежду дети

получали только после обрядов инициации. С течением столетий был утрачен

древний ритуал перехода из разряда «детей» в разряд «молодёжи», многие его

элементы вошли в состав свадебной церемонии. Так, ещё в 19(!) веке в

некоторых областях России, Украины, Белоруссии вполне уже взрослые юноши и

девушки порою вплоть до собственной свадьбы ходили в детской одежде –

рубахе, схваченной пояском.

Самой любимой и распространённой нательной одеждой древних славян была

рубаха. Языковеды пишут, что её название происходит от корня «руб» –

«кусок, отрез, обрывок ткани» – и родственно слову «рубить», имевшему когда-

то ещё и значение «резать». Надо думать, история славянской рубахи

действительно началась в глубине веков с простого куска ткани, перегнутого

пополам, снабжённого отверстием для головы и скреплённого поясом. Другим

названием рубахи было «сорочка», «сорочица», «срачица». Некоторые

исследователи усматривают разницу между рубахой и сорочкой. Длинная рубаха,

пишут они, делалась из более грубой и толстой материи, а короткая и лёгкая

сорочка – из более тонкой и мягкой. Так постепенно она и превратилась в

собственно бельё, а верхнюю рубаху стали именовать «кошулей»,

«навершником». Рубаха, непосредственно прилегавшая к телу, шилась с

бесконечными магическими предосторожностями, ведь она должна была не только

согревать, но и отгонять силы зла, а душу – удерживать в теле. Так, когда

кроили ворот, вырезанный лоскут непременно протаскивали внутрь будущего

одеяния: движение внутрь обозначало сохранение, накопление жизненных сил, а

наружу – затрату, потерю. Этого последнего всячески старались избегать,

дабы не нагнать на человека беду. По мнению древних славян, следовало, так

или иначе обезопасить все необходимые отверстия, имевшиеся в готовой

одежде: ворот, подол, рукава. Оберегом здесь служила вышивка, содержавшая

всевозможные священные изображения и магические символы. Языческий смысл

народных вышивок очень хорошо прослеживается с древнейших образцов до

вполне современных работ, недаром учёные считают вышивку важным источником

в изучении древней религии. Легко догадаться, что ворот был особенно

«магически важной» деталью одежды – ведь именно через него в случае смерти

вылетала душа. Одежду детей матери всегда старались укрыть обширной

охранной вышивкой. Такую же роль выполняли и плетёные пояса – обереги, и

многие другие аксессуары. И люди активно использовали это: так, если муж

был в отъезде, то женщине, ожидавшей ребёнка, советовали подпоясываться его

поясом и на ночь укрываться чем-нибудь из его одежды, чтобы «сила» мужа

охраняла, оберегала жену.

Специальными ритуалами и предметами были окружены как все сферы

человеческой жизни, так и все её периоды. Рассмотрим основные из них.

По мысли древних людей, человек двигался по своему жизненному пути

вовсе не так, как можно двигаться по горной дороге, постепенно приближаясь

к вершине. Всё выглядело совершенно иначе: человек исчезал на одном уровне

и вновь появлялся уже на другом, уже в новом качестве. В подтверждение

своего нового рождения человек должен был сменить буквально всё – от одежды

до имени. Зато и естественная биологическая смерть не воспринималась

язычниками как окончательная гибель, полное исчезновение человека. Смерть,

как и все предыдущие события, была ещё одним переходом в новое качество,

когда разрушалось тело, но бессмертная душа оставалась неприкосновенной.

Кроме того, она вполне могла возвратиться, войдя в новорожденного младенца.

Вот почему во все времена и у всех народов детям старались давать имена

прославленных, уважаемых предков (потом эта традиция распространилась и на

чужих, но знаменитых людей). Итак, самое начало – зарождение новой жизни…

Забота о ребёнке начиналась задолго до его появления. Испокон веку

славяне старались оградить будущих матерей от всевозможных опасностей, в

том числе и сверхъестественных. Так, в последние месяцы перед родами

женщине не рекомендовалось выходить со двора, а лучше и из дому, чтобы

Домовой и священный Огонь очага всегда могли прийти ей на помощь: жуткие

истории рассказывались о злых колдунах, способных своим волшебством

похитить дитя прямо из материнского чрева или подменить его детёнышем

ведьмы – злобным уродцем… Одним словом, о наступившей беременности и тем

более сроке родов посторонним вовсе незачем было знать. Зато сама женщина,

ждущая ребёнка, считалась любимицей Богов, способной приносить счастье. Её

охотно приглашали в сады угоститься яблоками: если отведает плода с молодой

яблони, впервые принесшей урожай, эта яблоня весь свой век обильно

плодоносить будет.

Но вот наступал срок ребёнку появиться на свет. Древние славяне верили,

что рождение, как и смерть, нарушает невидимую границу между мирами умерших

и живых. Понятно, что такому опасному делу незачем было происходить вблизи

людского жилища. У многих народов роженица удалялась в лес или в тундру,

чтобы никому не повредить. Да и у славян рожали обычно не в доме, а в

другом помещении, чаще всего – в хорошо истопленной бане. А чтобы

материнское тело легче раскрылось и выпустило дитя, женщине расплетали

волосы, в избе же раскрывали все двери и сундуки, развязывали узлы,

отпирали замки. Надо думать, психологически это помогало. Роженица,

невольно отворяющая дверь в иной мир, у многих народов из-за этого

считалась «нечистой». Во все времена перед другими людьми, перед любящим

мужем был выбор – помогать женщине или думать только о себе. И конечно, во

все времена находились такие, чей выбор был благороден. О них сохранилось

немало рассказов. У славян эпоху строгого уединения роженицы хронисты уже

не застали. Здесь будущей матери обычно помогала немолодая женщина, опытная

в подобных делах. Непременным условием было, чтобы она сама имела здоровых

детей, желательно – мальчишек. Кроме того, при родах нередко присутствовал

муж. Теперь этот обычай возвращается к нам в качестве эксперимента,

заимствованного за границей. Между тем древние славяне не видели ничего

необычного в том, чтобы рядом со страдающей испуганной женщиной был

сильный, надёжный, любимый и любящий человек.

…И вот дитя благополучно родилось. Если это был мальчик, пуповину

перерезали на топорище или стреле, чтобы рос охотником и мастеровым. Если

девочка – на веретене, чтобы росла рукодельницей. Перевязывали пупок

льняной ниткой, сплетённой с волосами матери и отца. «Привязать» – по

древнерусски «повить»; вот откуда «повитухи», «повивальные бабки».

Вообще, все самые первые действия с младенцем (купание, кормление,

подстригание волос и т.д.) были окружены важными и очень интересными

ритуалами. В наши дни, желая приобщить новорождённого к христианской

религии, родители несут его в церковь, где священник крестит его, опуская в

купель с водой. При этом нарекается имя. Между тем обычай окунать младенца

в воду (или по крайней мере обрызгивать) отмечен у самых разных народов,

никогда даже не слышавших о христианстве. В чём же тут дело? Учёные видят

здесь отголосок древнейшего ритуала приобщения нового человека… Космосу!

Как это делалось? Отец – глава семьи – торжественно выносил новорождённого

и показывал его Небу и Солнцу (не садящемуся, но обязательно восходящему –

на долгую жизнь!), Огню очага, Месяцу (опять-таки растущему, чтобы дитя

хорошо росло), прикладывал к Земле-Матери и, наконец, окунал в Воду. Таким

образом, малыша представляли всем Божествам Вселенной, всем её стихиям,

отдавая под их покровительство.

Далее ребёнка нарекали именем но, как уже было сказано выше, оно

хранилось в тайне. Право на взрослую одежду мальчики и девочки получали, не

просто достигнув определённого возраста, но только когда могли делом

доказать свою «взрослость».

Лет с пяти – семи детей приучали к хозяйственным мужским и женским

работам, а также вводили в мир легенд, верований и традиций, - как мы бы

теперь выразились, ребёнок проходил ещё и духовную школу. В глубочайшей

древности для этого существовали особые дома – мужские и женские, и всё,

что там совершалось, окутывала тайна, на которую не имели права

представители противоположного пола. Исследователи пишут, что хоромы «семи

богатырей» из «Сказки о мёртвой царевне» – не что иное, как воспоминание о

таком мужском доме, расположенном в глухой лесной чаще. Когда мальчик

начинал становиться юношей, а девочка – девушкой, им приходила пора перейти

в следующее качество, в разряд молодёжи – будущих женихов и невест, готовых

к семейной ответственности и продолжению рода. Для этого надо было

выдержать испытание, называемое учёными «инициацией» – «обновлением»,

«приведением в начальное состояние». Это был своеобразный экзамен на

зрелость, физическую и духовную.

Юноша должен был вытерпеть жестокую боль, принимая татуировку или даже

клеймо со знаками своего рода и племени, полноправным членом которого он

становится отныне. Для девушек тоже были испытания, хотя и не такие

мучительные. Их цель – подтверждение зрелости, способности к свободному

проявлению воли. И самое главное – и те и другие подвергались ритуалу

«временной смерти» и «воскрешения». Это была не игра. Это происходило

абсолютно всерьёз!

Вероятно, жрецы и жрицы применяли для этого одурманивающие напитки, а

то и гипноз. Также вполне вероятно, что разыгрывалось целое представление

«проглатывания» детей мифическим животным – тотемом, «прародителем» и

Страницы: 1, 2, 3