Норма, образец в русской культуре второй половины XVIII века

не успели составить. «Наказ», будучи самым прогрессивным в России по

содержанию юридическим памятником XVIII-го столетия, был вместе с тем

законодательной фикцией, не имевшей никакого практического значения; этот

факт общеизвестен и многократно анализировался исторической наукой.

«Наказ», как и вся идеология государства, входил в мифологическую сферу и

выполнял мифологическую функцию, он был атрибутом монарха, устанавливающего

всеобщую справедливость и созидающего гармонию мира.

В этом мифологическом действе императрица была хотя и главным, но

отнюдь не единственным участником, его действующими лицами становились все,

кто приближался ко двору.

Существовали определенные точки зрения отрицания русского Просвещения,

недооценку его функций и это имело давнюю традицию.

Г.Г. Шпет в своей статье «Очерк развития русской философии» утверждал,

что в России не было ни своей просветительской философии, ни собственно

своего просвещения. Он полагал, что русское Просвещение не стало, как это

должно было быть, движением к наукам и собственно знаниям. Оно, по его

утверждению, явилось идеологическим оправданием социально-бюрократического

стремления части русского общества к чинам и жизненным благам. Отрицание

русского Просвещения мотивировано ошибочным пониманием философом того, что

«… Россия вообще прошла свой культурный путь без творчества» /14, с.

252/. Безусловно, с такими тотальными отрицаниями русского Просвещения и

его социокультурных итогов согласиться трудно, так как именно в XVIII веке

сформировался особый статус русской интеллигенции, побуждающий ее к

нравственно-просветительской деятельности.Унификация русской интеллигенции,

к которой прибегает Г. Г. Шпет, не возможны, у нее свое предназначение и

своя национальная специфика.

Ограничения социокультурной энергии и культурного потенциала русского

Просвещения было предпринято в статье М.С.Кагана «чем же был XVIII век в

истории русской культуры», он выделил две ипостаси русской культуры,

которые обусловили формирование двух разных по значению и культурно -

просветительской наполненности, центров: петербургского и московского.

Социокультурное пространство Просвещения, на его взгляд, исчерпывается

Петербургом. На долю Москвы он относит традиционалистское сопротивление

«новому», неприятие рационализма и Просвещения в широком смысле этого

слова. Он говорил, о глубоком расколе в русской культуре, о несоединимости

двух ее начал, воплощенных Москвой и Петербургом. Возможно, правильнее было

бы говорить о разной степени вовлеченности русских людей в процесс

просветительского преобразования, о проявленности «Московского» и

«Петербургского» человека в культурном пространстве Просвещения, о

специфике самоопределения в системе смыслов, ценности и значений эпохи. Но

в каждом человеке происходило постепенное накопление «просвещенного»

потенциала, потом в человеке возникает и то состояние «культурного

напряжения», которое заставляет его действенно определяться во времени и

пространстве эпохи. И не всегда это самоопределение было оппозиционным по

отношению к основной тенденции развития.Просвещения как явление

человеческой самоорганизации, движущая сила, не может однозначно

классифицировано или разведено по «географическим» локальным пространствам.

В. М. Живов в статье «Государственный миф в эпоху Просвещения и его

разрушения в России конца XVIII века» писал, что «культура русского

Просвещения была государственной культурой, непосредственным воплощением

варианта государственной мифологии, …мифологическим действом

государственной власти» /24, с. 670/. И поэтому вполне закономерно автор

приходит к выводу: «Русское Просвещение – это мираж. Одни деятели русского

Просвещения искренне верили в его реальность, другие были его невольными

участниками, но это не меняло его мифологического существа» /24, с. 671/

.Нам представляется это утверждения не совсем справедливым. Наличие самих

исключений неизбежно разрушает предлагаемую автором цельность состояния

«миражности» русского Просвещения; В.М. Живов в значительной мере сузил

хронологические рамки эпохи Просвещения; автор неправомерно оценивает

просветительскую энергию и культурный ареал той самой государственной

идеологии, которую он признает в качестве действительной силы исторического

движения движения России; понятие «миражности» связано с семантикой

призрачности, иллюзорности. Если же признать справедливой основную мысль

автора статьи, то необходимо признать весь русский XVIII век глобальной

мифологической государственной иллюзией, «не-бытием». На наш взгляд надо

помнить, что всякие идеи имеют под собой действительную силу, обладают

энергетикой, вовлекающей людей в свою культурную сферу. Процесс

распространения просветительских идей – процесс действительности. Помимо

этого, следует иметь в виду, что в мифологическое действо государственной

власти вступал человек, уже обладающий новым типом сознания, верящий в

преобразовательную силу разума, знания, наук, закона и сознательно

выстраивающий свою жизнь как служение отечеству и общему благу. Особую

модель формирования образа жизни, типа поведения или деятельности содержат

«Записки» Екатерины II.

Как отмечал К. Масон, что все «язвы и злоупотребления» в ее

царствования не бросали темной тени на «личный характер этой государыни.

Она казалась глубоко человечной и великодушной. Все те, кто к ней

приближались, испытывали это; все те, кто узнавали ее близко, были

восхищены чарами ее ума … Ее обманывали, ее обольщали, но она никогда не

была под игом господства. Ее деятельность, правильность образа жизни, ее

умеренность, ее мужество, ее постоянство даже ее трезвость – таковые

моральные качества, которое было слишком несправедливо приписать лицемерию»

/55, с. 38/.

Но оценивая плоды правления Екатерины II в целом (а в XVIII века она

оставалась на троне дольше, кто-либо чем из коронованных особ), приходим к

выводу, что то была эпоха славы и могущества России, закрепившей за собой

статус великой державы. Как признается Екатерина II в своих «Записках», что

рано или поздно «станет самодержицей российской империи», и шаг за шагом, с

замечательной последовательностью, шла к этой цели. Такая задача была в тех

обстоятельствах под силу, пожалуй, только ее характеру /34, с.30 /.

Екатерина очень последовательно и целенаправленно шла к тому, чтобы

слыть «просвещенной монархией» и добивалась этого своим трудом и терпением.

Ее государственная политика приобретала охранительный характер, тем самым

как писал В.М. Живов: «Эмансипация культуры освободила здесь огромный

религиозно-мифологический потенциал, который прежде всего – в русском

Просвещении – был отнесен к государству и монарху как устроителем

космической гармонии на земле …».

1.2 Идеологемы просвещенного абсолютизма, и просвещенной монархини в

русской культуре второй половины ХVIII века

Популярной в обществе становится идея воспитания просвещенного монарха

– гражданина через науки и искусства. На первом витке общественного

развития складывались идеи «философа на троне» как идеального правителя и

«просвещенного абсолютизма» как идеальной государственной системы.

Формирование и пропаганда просветительских идеологем становится

прерогативой государственной идеологии и государя, как бы ранее ставшим

пресвященным, «философом на троне». Функции просвещенного учителя нации

переходят к монарху, он задаёт и просветительскую конфигурацию

«проводникам» - подданным, слугам отечества, определяя статусное положение

дворянства.

Явные и скрытые парадоксы просвещенного екатерининского века, его

внутренняя раздвоенность всегда интриговало русское общественное сознание.

Вспомнить хоть А.С. Пушкина Екатерина для него, с одной стороны - «Тартюф

в юбке и короне», с другой – мудрая матушка – государыня «Капитанской

дочки». Но тем не менее как конструировал Карамзин: Русский народ никогда

не чувствовал себя так счастливо, как в годы царствования Екатерины» /40,

с.4 /.

Екатерина соморекламировала, самоутверждала себя в качестве

просвещенной монархии. Она была честолюбива настолько, что с первых дней

своего пребывания в России готовилась стать русской самодержицей,

воспитывала себя в уважении к русским нравам, обычаем, русской истории.

Сразу сроднившись с новым отечеством, жадно самоучкой впитывая

всесторонние знания и изучая все касающееся России, она самодержавно

правило столь расширившейся в ее царствования империй. Особенности ее

характера, внешность и ее данные помогли стать императрицей. Вот как описал

ее К. Рольер: «Приятный и благородный стан, гордая поступь, прелестные

черты лица и осанка, повелительный взгляд, все освещало в ней великий

характер» /55, с.32 /.

Характер Екатерины, ее стремления, духовные запросы и потребности с

самого начала были иными, чем у ее мужа. За семнадцать лет, прошедшие с

приезда в Россию до восшествия на престол, она постаралась и сумела

приблизить к себе людей, которые помогли в дальнейшем. Довольн рано

Екатерина пристрастилась к чтению и вскоре от французских романов перешла

к трудам философов – просветителей – тех, кто были в то время властителями

дум образованной Европы. Как писал лорд Бекингхэмилер «От природы способная

к всякому умственному и физическому совершенству, она вследствие вынужденно

замкнутой ранее жизни, имела досуг имела развить свои дарования в большой

степени, чем обыкновенно выпадает на долю государям, и приобрела умение не

только пленять людей в веселом обществе, но и находит удовольствие в более

серьезных делах» /55, с.33 /.

Екатерина Вторая занималась самообразованием, хотела себя просветить

и делала все, чтобы стать «просвещенной монархиней», она формирует свой

имидж, для того, чтобы стать Великой императрицей и быть образцом эпохи.

Английский посланник Уильямс так описывает Екатерину в 1755 году: «Как

только она приехала сюда, то, начала всеми средствами стараться приобрести

любовь русских. Она очень прилежно училась их языку и теперь говорит на нем

в совершенстве. Она достигла своей цели и пользуется здесь большой любовью

и уважением. Ее наружность и обращение очень привлекательны. Она обладает

большими познаниями Русского государства, которое составляет предмет ее

самого ревностного изучения. Ни у кого нет столько твердости и

решительности» /23, с.8 /.

Читала она и труды по истории Англии, Франции, сочинения известных

юристов и экономистов. Впоследствии, уже став императрицей, она и сама

занялась сочинительством. Ее перу принадлежат пьесы, статьи, сказки,

мемуары, работы по истории, языкознанию. И это помимо разнообразной

переписки, которую на протяжении много лет вела с многочисленными русскими

и иностранными корреспондентами, а так же работы над законопроектами.

Вместе с тем увлекаясь «возвышенными» идеями, Екатерина никогда не

пренебрегала реальностью, вполне земными интересами. Ради сохранения

власти она была готова жертвовать любыми принципами и философскими идеями.

При этом за годы пребывания на вторых ролях она стала опытным царедворцем,

хорошо разбиралась в людях, знала психологию, умела использовать их

достоинства и недостатки, научилась угождать, нравиться. Многие мемуаристы

отмечали, что Екатерина была прекрасной собеседницей, умела выслушивать и

воспринимать нужные идеи, приспосабливая их для своих нужд. Императрица не

была безразлична к лести, но важные посты при ней получали прежде всего те,

кто обладал необходимыми знаниями и способностями.

В течение многих лет, она упорно завоевывала симпатии своих будущих

подданных. Впоследствии в своих мемуарах она признавалась: «Вот

рассуждение, или, вернее заключение, которое я сделала, как только увидела,

что твердо основалась в России, и которое я никогда не теряла из вида не на

минуту:

- нравиться великому князю;

- нравиться императрице;

- нравиться народу.

Признаюсь, что когда я теряла надежду на успех в каком-либо пункте, я

удваивала усилия, чтобы выполнить остальные два, и, следовательно, я думаю,

что довольно хорошо исполнила свою задачу» /27, с.12/. Эти еще в молодости

интуитивно обретенные мудрые установки Екатерина совершенствовала всю

последующую жизнь.

Екатерина поближе познакомилась с кипевшей страстями жизнью двора и

борьбой различных «партий» вокруг всего и вся, когда она овладела русской

речью и стала лучше понимать происходящее, когда еще никому и в голову не

приходила мысль увидеть ее на троне, она уже четко продумала свое поведение

в свете:: «Я больше чем когда-либо старалась приобрести привязанность всех

вообще, от мала до велика; я никем не пренебрегала со своей стороны и

поставила себе за правило считать, что мне все нужны, и поступать сообразно

с этим, чтобы снискать себе всеобщее благорасположение, в чем и успела»

/30, с. 233/.

Она все очень хорошо понимала и, что еще более существенно, делала

верные выводы. Целью ее действий было достижение российского престола,

Екатерина жестко определила себе «правило нравиться людям», с которыми ей

«приходилось жить, усваивать их образ действий, их манеру». Эта цель,

независимо ни от каких других привходящих обстоятельств, делает ей честь:

«Я хотела русской, чтобы русские меня любили» /30, с. 61/ .Как показало

время, и в этом она успела.

Ко времени вступления на российский престол Екатерина была хорошо

знакома с новейшими достижениями европейской философской, политической и

экономической мысли, на основе которых у нее сложилась определенное

представление о том, что необходимо делать для процветания государства. В

соединении со знанием российской действительности эти представления

повлияли на формирование политической программы императрицы. Некоторые

частные предложения этой программы, а также способы ее реализации со

временем корректировались, но основные цели и идеи оставались неизменными.

Поскольку идейно эта программа, а следовательно, и внутренняя политика

Екатерины основывались на принципах Просвещения, то и сам этот период

русской истории получил в литературе название «просвещенного абсолютизма».

Эта идеология приобрела определенную направленность в соответствии с

социальными нуждами и интересами различных слоев населения.

В ряды стран Восточной Европы монархи для укрепления своих позиций

использовали популярные среди просветителей идеи «просвещенного

абсолютизма»: Фридрих II в Пруссии, Иосиф II в Австралии, Екатерина II в

России. Хотя Вольтером, Дидро и другими идеологами Просвещения им были

присвоены титулы «просвещенных монархов», однако эти характеристики

относились по большей части не к тому, что они уже реально сделали, а к

тому, чего просветители ожидали от них в будущем.

«Просвещенный монарх» в идеале должен был вырастать правильно понятые

интересы большинства граждан и этим, по представлениям просветителей,

отличаться от феодального монарха, отражающего только эгоистические, идущие

вразрез с благом остальных граждан интересы небольшой прослойки

привилегированных поданных. Власть государя формально не ограничивалось

общественным мнением, она ограничивалась законами. Государь исполнял волю

граждан, выраженную в новых законах.

Еще в XVIII веке Западноевропейским мыслителем в частности, Томасом

Гоббсом была сформулирована знаменитая теория общественного договора,

согласно которой государство было создано людьми, договорившимися между

собой о передаче ему, государству, передачи ему части своих прав с тем,

чтобы оно его защищало. Но раз государство – творение человеческих рук, то,

следовательно, его можно совершенствовать для общего блага с помощью

удобных и полезных знаков /4, с. 140/.

Идеи авторов теории общественного договора были развиты французскими

просветителями XVIII века и, в частности, Шарлем Луи Монтескье автором

знаменитого сочинения «О духе знаков» которое высоко оценивала Екатерина

II. Монтескье полагал, что существуют три формы правления: монархия,

республика и деспотия. Чтобы монарх не стал деспотом, необходимы законы, по

которым он будет править и которые будут определять его, а также его

подданных права и обязанности. Осуществляя свою власть, государь делит ее

между учреждениями. При этом необходим специальный орган власти, который

следил бы за исполнением и соответствием знаков всеобщему благу. Как защита

от деспотии государя суд. Мудрый и просвещенный законодатель, действуя на

основе точных знаний о положении дел в стране, ее обычаев и традиций,

постепенно совершенствует законы, которые должны быть написаны простым,

доступным каждому языком.

Сформулированные Монтеснье идеи были взяты Екатериной на вооружение и

составили фактически основу ее теоретических воззрений. Эти воззрения

наложились на представления императрицы о национальных интересах и нуждах

России. Прежде всего Екатерина считала себя наследницей и продолжательницей

дела Петра Великого, с которым всю жизнь как бы соревновалась в славе. Его

главную заслугу Екатерина видела в европеизации России, в превращении ее в

мощную империю с ведущей ролью в мировой политике.

Вполне созвучна представлением Екатерины была идея создававшегося

Петром регулярного государства. Вместе с тем к современной ей Европе

императрица относилась достаточно критично и вовсе не считала необходимым

заимствовать у Запада все подряд. Одним важнейшим тактическим принципом

Екатерины показавшее ее мудрой, правительницей была постепенность

преобразований и реформирование государства. Именно постепенность дала

возможность довольно безболезненно провести те же реформы, которые Петр

Третий, например, пытался проделать в три дня, что и стало одной из причин

его свержения.

Желание дать законы способствовало тому, что с начала своего

правления Екатерина осуществила несколько важных преобразований, которые в

целом прошли в подготовке реформ: сенатская реформа 1763 г., отмена

секуляризации церковных земель, изменение положения русской православной

церкви. Для депутатов комиссии она написала собственный Наказ, о котором

уже оговаривалось выше, но стоит сказать о том, что в нем она постаралась

соединить основные идеи Монтескье и других ведущих философов –

просветителей и правоверов того времени. Закончив работу над Наказом,

Екатерина должна была представить его лицам из своего ближайшего окружения.

Камнем преткновения в Наказе был вопрос о крепостном праве, которое

императрица считала экономически вредным и противоречащим принципам

гуманности и справедливости. Наказ начинался с рассуждения о необходимом

характере законов, который должен соответствовать историческим особенностям

народ , для которого они создаются. При этом для такой большой страны, как

Россия, необходим самодержавный образ правления, ибо всякий другой был бы

губителен. Цель самодержавия – благо всех подданных. Самодержавный государь

правит в соответствии с законами, за соблюдением которых следит сенат. Все

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6