Раскол русской православной церкви в 17 в

преследовании своих целей и защите своих убеждений. Он ломает маски и бубны

пришедших в его приход музыкантов с медведями, так как считает такое

скоморошничество грехом. Он наотрез отказывается благословить сына боярина

с выбритой бородой, так как выбритая борода, по выражению Аввакума –

«блудоносный образ»3. В Тобольске Аввакум с местным архиереем велели кинуть

тело сына боярина Петра Бекова на улицу собакам4 . Во всех этих поступках

виден человек, не отступающий ни перед чем, если его задели за живое. Явное

расположение женской половины царского семейства, сочувствие бояр,

большинство которых было враждебно Никону, и нерешительный характер Алексея

Михайловича – все это содействовало тому, что личный враг Никона – Аввакум

приобрел большой вес и стал предводителем большой партии старообрядцев.

Сподвижники Аввакума были подстать ему: Логгин, когда его расстригали из

священников, плевал через порог в алтарь на Никона, Неронов останавливал

службу в Успенском соборе, когда пели тройную аллилуйю и запрещал петь ее5.

Первое открытое столкновение Никона с его противниками произошло, прежде

всего, с протопопом Нероновым. Столкновение это довольно подробно описал

сам Неронов в своей "Росписи", которую и послал царю Алексею Михайловичу, и

несколько короче в своей челобитной, которую подал впоследствии патриархам.

В июле 1653 г. Никон созвал в своей крестовой Собор6, на который приглашен

был и протопоп Неронов, и слушал на Соборе отписку муромского воеводы на

протопопа муромского Логгина, будто тот похулил образ Спасителя, Пресвятой

Богородицы и всех святых. Никон, выслушав Логгина и "не испытав истины, по

отписке того воеводы осудил Логгина в мучение злому приставу, мстя себе

прежде бывшее обличение от того Логгина протопопа в его Никонове небрежном,

и высокоумном, и гордом житии"7 (значит, не Никон начал вражду, а его

первого оскорбил муромский протопоп, позволив

________________________________________________

1,5 См. Андреев В.В. Раскол и его значение в народной русской истории.

СПб., 1869 г.

2,6,7 См. об этом митр. Макарий. История русской церкви. Т. V, отдел 2, гл.

2.

3,4 См. Протопоп Аввакум. Житие Протопопа Аввакума, им самим написанное, и

другие его сочинения. (Сост. Сарафанова Н. С.) М.: Гослитиздат, 1960 г.

себе резко укорять патриарха в небрежности и гордости-прим. мое (А.Т.)).

Неронов сначала заступился за одного из своих сторонников, муромского

протопопа Логгина, еще прежде дерзко укорявшего Никона в гордости, и

упрекнул Никона в жестокости. Потом донес царю на Никона, будто бы

сказавшего о царе неприличные слова. А потом резко укорял Никона, что он

верит одним только клеветникам без всякого расследования; что прежде он был

другом Вонифатьева и его друзей, советовался с ними во всем, а теперь

сделался врагом Вонифатьева, везде «поносит» его, а друзей его, протопопов

и попов, разоряет, мучит, на их места ставит других, избрал себе новых

советников, которых прежде называл врагами Божиими; что прежде из страха

подписал Уложение, а теперь порицает его; что, наконец, лжет на него,

Неронова, и сам настроил на него клеветника. И среди всех этих укоров

Никону нет ни слова против исправления им церковных обрядов, которое уже

начиналось тогда; не видно и тени какой-либо привязанности к старым

обрядам, на которые будто бы посягнул Никон. Во всем видна одна лишь личная

вражда, ненависть, озлобление Неронова и его друзей против Никона за то,

что он изменил им, лишил их прежней власти, стал их врагом, преследует их.

Этой-то ненавистью более всего руководились они и впоследствии, когда

начали ратовать будто бы за старые обряды.

Озлобление Неронова не имело границ, и он совершенно забылся, когда

позволил себе на Соборе дерзко порицать и позорить в глаза своего

патриарха, а в конце похулить и весь Собор. Неудивительно, что святой Собор

на основании 55-го правила святых апостолов, которое гласит: "Аще кто из

клира досадит епископу, да будет низвержен"1, определил послать протопопа

Неронова на смирение в монастырь.

Когда Неронов подвергся опале, его друзья, составлявшие вокруг него

"братию", продолжали ходатайствовать за него перед государем. Протопопы

Аввакум и Даниил костромской написали челобитную и отнесли к царскому

духовнику Стефану. Но осторожный Стефан уже начал отделяться от своих

друзей, затеявших неравную борьбу с могущественным патриархом, и, по

выражению Аввакума, "всяко ослабел", и челобитной "государю не снес".

"Братия", впрочем, нашла другой путь к государю и подала ему свою

челобитную, а государь передал ее патриарху2.

Тем временем, Аввакум отправился провожать Неронова в ссылку на

Каменный остров. А когда вернулся, казанские священники не дали ему читать

вместо протопопа Неронова поучение к народу из толкового Евангелия и

сказали: «ты протопоп в Юрьевце, а не наш, и патриарший архидиакон велел

нам самим читать поучения к народу»3. Аввакум очень огорчился и не стал

ходить в Казанскую церковь, а "завел свое всенощное" в сушиле, находившемся

на дворе протопопа Неронова, переманил к себе несколько прихожан Казанской

церкви, а чрез них призывал и других от церкви в сушило, говоря: "В

некоторое время и конюшня-де иные церкви лучше"4.

Казанские священники донесли об этом патриарху Никону. Поступок Аввакума

был очень важен и противен канонам Церкви: он самовольно устроил особую

молельню, самовольно отделялся сам и отделял других от Церкви в самочинное

сборище. По приказу патриарха Борис Нелединский со стрельцами осадили

молельню и схватили самого Аввакума, богомольцев и челобитчиков (писавших и

подписавших челобитную о Неронове), так что всех взятых было больше 40

человек5. Аввакум был отвезен на телеге в Андроньев монастырь, а "братью",

т. е. взятых богомольцев и челобитчиков, отослали в тюрьму и держали в ней

целую неделю. Затем царь пригласил их к себе, прочитал им церковные

правила, которые они нарушили своим самочинным сборищем, и всех предал

анафеме (проклял) и отлучил от Церкви.

Протопопа Неронова известили в его заточении, какая судьба постигла

его ближайших друзей протопопов. И он написал к государю ходатайственное

письмо об этих "заточенных, и поруганных, и изгнанных", утверждая, что они

осуждены мирским судом, а не по правилам Церкви, что они много лет служили

и сам Никон на них не жаловался, а теперь они оболганы и Никон поверил

клевете на них. Затем Неронов уверял, что не собственные страдания побудили

его обратиться к государю, а страх, «как бы благочестие не было в поругании

и гнев Божий не излился на Россию, и умолял царя утишить бурю, смущающую

Церковь, прекратить брань, губящую сынов Церкви». Духовник царя Стефан,

конечно по его поручению, два раза писал к своему

_________________________________________________

1,2,5 См. митр. Макарий, История русской церкви. Т. V, отдел 2, гл. 1.

3,4 См. протопоп Аввакум. Житие Аввакума им самим написанное, и другие его

сочинения (Сост. Н.С. Сарафанова). М.: Гослитиздат, 1960 г.

бывшему другу, казанскому протопопу, и убеждал его смириться, быть в

послушании патриарху, примириться с ним и извещал, что Никон ожидает от

него и его друзей истинного покаяния и готов простить их. Но неукротимый

Неронов с укорами отвечал Вонифатьеву: «Зачем ты оскорбил меня?.. Я не могу

принять твоего совета: мы ни в чем не согрешили пред отцом твоим Никоном

патриархом...»1. Неронов отправил обширное послание и к царю Алексею

Михайловичу. Здесь прежде всего умолял о тех же "заточенных, поруганных,

изгнанных без всякой правды" своих друзьях, осужденных будто бы мирским

судом, а не по правилам Церкви, и напоминал царю о временах антихриста,

когда Христовы рабы гонимы будут, носящие на себе знамение Небесного Царя.

Потом указывал на известную "Память", или указ, Никона, содержавший два его

распоряжения относительно поклонов в святую Четыредесятницу и относительно

троеперстия для крестного знамения. Первое распоряжение называл прямо

"ересью непоклонническою". Против второго распоряжения Никона защищал

двуперстие для крестного знамения и ссылался на Мелетия Антиохийского,

Феодорита, Максима Грека. Далее уверял, что ничем не согрешил "пред мнимым

владыкою" (т. е. Никоном) и что говорил к нему одну истину, вступившись за

честь царского величества, им ругаемую и ни во что поставляемую, да и за

своих страждущих братьев, и молил царя созвать Собор, на котором бы

присутствовали не одни архиереи, но и другие духовные лица и добродетельные

миряне всякого чина. Под конец послания он писал: "От патриарха, государь,

разрешения не ищу, потому что он осудил меня не по правилам св. апостолов и

св. отцов, но своей ради страсти; я сказал ему правду, а он за то

возненавидел меня, и не меня только, но всю братию - рабов Христовых"2.

Прочитав это послание, царь дал приказ, чтобы Неронов впредь к нему не

писал. И Вонифатьев, передавая этот приказ Неронову, извещал его так же,

что царь удивляется его упрямству и ни царь, ни царица не одобряют его, что

"царь государь положил свою душу и всю Русию на патриархову душу" и за

патриархом ничего худого не видал, что относительно поклонов царь

согласуется с государем патриархом и с властями, а крестное знамение будет,

как было издревле. Но Неронов остался непреклонен и отвечал Вонифатьеву:

"...Не вменяй в упрямство, что я не прошу у патриарха прощения: я не

признаю себя согрешившим пред ним..." и пр.3

На соборе 1654 года, созванном по вопросу о книжном исправлении,

епископ Павел Коломенский заявил Никону: «Мы новой веры не примем»4. Надо

заметить, что епископ Павел не в первый раз выражал свое противоречие

Никону. Еще в предшествующем году, когда перед наступлением Великого поста

Никоном была издана "Память" относительно земных поклонов, Павел находился

в числе лиц, которые вместе с протопопом Нероновым восстали против этой

"Памяти", написали на нее возражения и подали государю. Никон разразился

над несчастным епископом страшной карой: низверг его с кафедры, снял с него

мантию, предал его тяжкому телесному наказанию и сослал в заточение.

Вследствие этого Павел сошел с ума, и никто не видел, как он погиб; но

ходили слухи, что он был тайно убит по приказу Никона. Сам ли Никон

единолично и без суда низверг епископа Павла, как говорили обвинители

Никона на Соборе 1666 г., или низвержение Павла совершено было соборно, по

правилам, как утверждал Никон на том же Соборе, указывая на то, что дело о

низвержении Павла есть на патриаршем дворе, во всяком случае, таким

жестоким наказанием епископа Никон крайне повредил и себе и делу, за

которое ратовал, потому что еще более ожесточил против себя своих

противников и возбудил к ним сочувствие в народе.

Каковы были расколоучители, таковы и многие из их последователей. Когда в

Ниловой пустыне стали служить на пяти просфорах по новому положению,

разразился скандал: пономарь ударил священника кадилом в голову, и

последовала общая схватка в церкви. Сильнее всего никоновским

постановлениям противились на южных и северных окраинах России. Бунт

Стеньки Разина находится в одинаковой исторической связи как с

окончательным закрепощением крестьянства (Уложением 1649 г.), так и с

церковными реформами Никона4. В Соловецком монастыре сопротивления

церковным реформам превратились в открытое восстание. Соловецкие монахи

отказывались принять новопечатные книги. Основание у них было то же, что и

у прочих раскольников: «Если мы раскольники – писал Аввакум к царю Алексею

Михайловичу, - так __________________________________________________

1,2,4 См. Митр. Макарий, История русской церкви. Т. V, отдел 2, гл. 1

3 См. об этом подробнее Митр. Макарий, История русской церкви. Т. V, отдел

2, гл. 1

5 См. Андреев В.В. Раскол и его значение в народной русской истории. СПб.,

1869 г.

святые отцы, и цари, и патриархи тоже были раскольники»1. Словом,

раскольники считали, что если прежде молились по «худым» книгам, но

молились и спасались, то отчего не остаться при старом? В Соловецком

монастыре вспыхнуло восстание против правительства, монахи побросали книги

в море и сожгли доски от них. Царские воеводы 8 лет осаждали монастырь.

Даже архимандрит Никанор наводил подзорную трубу на осаждавших и указывал

куда стрелять. Историк этой десятилетней осады, один из главных

последователей раскола – Семен Денисов, сравнивает ее с троянской войной2.

Сначала в Москве мало знали о раскольниках и называли их капитонами

(от черного священника Капитона, распространявшего раскол), но вскоре

увидели, что Капитон был лишь одним из многих, что раскол проник повсюду.

Раскольники, гонимые Никоном, проклиная, прозвали его антихристом. Находили

подтверждение этому в Апокалипсисе. Толковали, что число антихриста – 666,

и так как приближался 1666 г., то вера в пришествие антихриста усилилась.

Расколоучители пускали слух. Что Никон богохульник, что у него на

внутренней подошве одной туфли вышит образ Богоматери, а на другой –

восьмиконечный крест. Постановления Никона, что апостолам не нужно молиться

на коленях, а достаточно кланяться в пояс; что юродивые не что иное, как

бешеные и их не следует писать на иконах3 – подтверждали в глазах народа

эти слухи. В 1666-м и последующих за ним годах напряжение суеверных

ожиданий Апокалипсиса достигло крайней степени. В ночь перед масленицей и

перед троицыным днем (на эти дни ожидали (по преданию) страшного суда) в

нижегородском Поволжье, надев рубахи, саваны и, ложась в долбленые гробы,

пели заупокойные молитвы. Некоторые даже сами себя отпевали4.

Когда раскол оказал силовое противодействие, в Москве начали понимать

возможность последствий распри, имевшей сначала исключительно религиозный

характер. Вскоре сопротивление обнаружилось и в Москве. Начинаются

стрелецкие бунты в защиту соловецких монахов5, следовательно за дело

сподвижников Разина. Старые книги – лозунг партии, объявившей себя против

как церковных, так и гражданских реформ. Сопротивление гражданским реформам

становится сущностью раскола и только прикрывается разногласием по

церковным вопросам, чтобы объединить более многочисленную массу,

относившуюся враждебно к крутому повороту от старины к новым порядкам.

Противники Никона называли себя последователями старой веры и видели

раскольников не в себе, а тех, кто, по их мнению, уклонялся от древнего

православия. Напрасно им доказывали, что ничего не изобреталось, все, что

вводились, было старым, бывшим прежде, что исправляли книги, тщательно

сверяя, по 500 афонским спискам, по 200 греческим и из других мест, и всем

тем, которым могли предоставить 39 монастырских библиотек в России6.

Старообрядцы считали, что Никон хотел исправить книги кое-как, только бы

все было по-новому, что в его изменениях больше принимали участие произвол

и «любоначалие», чем желание исправить. При таком взгляде на вещи,

совершенно второстепенным вопросом стал: точно ли Никон сделал

нововведения, и не сделали ли их те, кто допустил отступления от греческих

обрядов в эпоху, предшествовавшую расколу? Вопрос о юридическом праве здесь

был посторонним.

Раскольники называли исправления «новшествами». «Новшества», шедшие с

греческого востока, они признавали неверными, потому что где же было

существовать чистым и неискаженным церковным преданиям – говорили они – на

земле, подвластной туркам? «Новшества» с латинского запада были противны им

по исконной вражде к католицизму, и четырехконечный крест уже потому был

ими не принят, что он был «латинским крыжем»7.

Итак, раскол стоит за старину, но старину недавнюю, свою. Что было

столетия назад, до того, ему нет дела.

1

8. Отречение патриарха Никона от патриаршества.

Реформы, проводимые Никоном, порождали смуту в обществе, вызывали

противодействие __________________________________________________

1,2,3,4,5,7 См. В. В. Андреев. Раскол и его значение в народной русской

истории. СПБ, 1869г.

6 См. Митр. Макарий, История русской церкви. Т. V, отдел 2, гл.

Никону. Его крутой нрав создавал ему много противников. Произошел у него

разрыв и с царем. Патриарх вторгался в дела государства, возмечтал даже

стать выше царя и полностью подчинить его своей воле. Алексей Михайлович

стал тяготиться своим «собинным другом», охладел к нему. Началось все вроде

бы с мелочей. В 1658 г., во время очередного праздника, царский окольничий,

прокладывая, по обычаю, дорогу для государя, ударил палкой патриаршего

человека. Тот начал возмущаться, называя себя «патриаршим боярским сыном»,

и тут же получил еще один удар палкой. Никон, узнав об этом случае, пришел

в крайнее негодование и потребовал у Алексея Михайловича расследования и

наказания виновного боярина. Но расследование не было начато, а виновный

остался безнаказанным. Затем, Никон получил письмо от царя, в котором

государь запрещал ему впредь именоваться великим государем. Видя

изменившееся отношение к себе государя, Никон задумал воздействовать на

царя угрозой, что ему раньше удавалось. Он решил публично отречься от

патриаршества, рассчитывая на то, что царь будет тронут его отречением и

станет упрашивать не покидать первосвятительский престол. Это стало бы

хорошим поводом восстановить и усилить свое влияние на царя1.

На торжественной литургии в Успенском соборе в Кремле 10 июля 1658 г.

он объявил с амвона, обращаясь к духовенству и народу: «От лени я

окоростовел, и вы окоростовели от меня. От сего времени не буду вам

патриарх; если же помыслю быть патриархом, то буду анафема». Тут же на

амвоне Никон снял с себя архиерейское облачение, надел черную мантию и

монашеский клобук, взял простую клюку и вышел из собора2.

Сразу после отречения Никона от патриаршества царь Алексей Михайлович

указал переписать всю домовую и келейную патриаршую казну "после великого

господина, бывшего патриарха Никона", т. е. все имущество, принадлежавшее

как патриаршему дому, или кафедре, так и лично, или келейно, патриарху

Никону (такая перепись делалась и прежде - после патриархов Филарета

Никитича, Иоасафа и Иосифа). При этом подробно описаны были: а) церковные

вещи: образа, кресты, панагии, сосуды церковные и облачения, богослужебные

книги и разная церковная утварь; б) домашние вещи: рясы, клобуки,

камилавки, шубы, серебряные кубки, братины, ковши, тарелки и пр., бархаты,

атласы, соболи, сукна, ковры и пр.; в) наличные деньги, поступившие в

патриаршую казну с духовенства, с патриарших монастырей и вотчин и из

других источников; г) жалованные грамоты и другие многочисленные документы

на разные патриаршие имения; д) книги, рукописные и печатные, славянские и

греческие и на иных языках, отчасти находившиеся в палатах патриарха,

каменных и деревянных, а преимущественно помещавшиеся под Крестовою

церковью трех святителей - Петра, Алексия и Ионы, Московских чудотворцев.

По окончании переписи патриаршего имущества все, что оказалось в нем

"келейного", т. е. все вещи, принадлежавшие собственно патриарху Никону,

какого бы рода они ни были, по приказанию государя были отделены и

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6