Гипотеза как форма познания

чиновном мире губернского города NN: в предположениях, касающихся различных

сторон поведения Павла Ивановича и его личности, не было недостатка. Среди

других гипотез (нет серьезных оснований, по которым нельзя было бы

употребить здесь этот термин) выделялась догадка почтмейстера Ивана

Андреевича, согласно которой Чичиков есть не кто иной, как капитан Ко-

пейкин, пострадавший в войне 1812 года и вступивший в конфликт с

правительственной бюрократией. Рассказ о злоключениях капитана Копейкина

(десятая глава поэмы Гоголя) был выслушан чиновниками с неслабеюшим

интересом. Лишь в конце рассказа слушатели обратили внимание Ивана

Андреевича на некоторое несоответствие его гипотезы фактам; оно состояло в

том, что капитан Копейкин потерял в сражении руку и ногу, тогда как у

Чичикова подобные изъяны не были замечены. «Здесь почтмейстер вскрикнул и

хлопнул со всего размаху рукой по своему лбу, назвавши себя публично при

всех телятиной... Однако ж минуту спустя он тут же стал хитрить и

попробовал было вывернуться, говоря, что, впрочем, в Англии очень

усовершенствована механика, что видно по газетам, как один изобрел

деревянные ноги таким образом, что при одном прикосновении к незаметной

пружинке уносили эти ноги человека бог знает в какие места... Но все очень

усомнились, чтоб Чичиков был капитан Копейкин». Именно противоречивость

(между предположением и исходными данными) привела к тому, что гипотеза

Ивана Андреевича умерла, едва появившись на свет.

Принцип непротиворечивости предполагает соотношение некоторой группы

суждений внутри какого-то фрагмента знания; гипотеза не может быть

внутренне противоречивой. Но это, разумеется, не значит, что противоречия

не должны возникать между данной гипотезой и другими концепциями,

объясняющими то же самое явление. Напротив, будучи формой становления

нового знания, гипотеза нередко вступает в конфликт с установившимися

представлениями, даже если последние обладают большим авторитетом.

Гелиоцентрическая теория Коперника (первоначально представлявшая собой

гипотезу) отвергала геоцентрическую теорию Аристотеля — Птолемея,

космогоническая теория Канта вступила в противоречие со статичными

представлениями о Солнечной системе, планетарная модель атома,

предложенная Резерфордом, противоречила электродинамической теории

Максвелла — Лоренца и т.д. В подобных ситуациях противоречие возникает

между теориями, взятая в отдельности каждая из них является (или

представляется в период ее выдвижения) внутренне непротиворечивой. Точно

так же не только допустимы, но и естественны противоречия между двумя или

несколькими гипотезами на стадии их возникновения. Принцип

непротиворечивости действует только в том фрагменте знания (множестве

суждений), который охвачен данной гипотезой.

3. Развитие и проверка гипотезы.

После выдвижения гипотеза должна стать основой операций, цель которых

состоит в получении следствий с их последующей проверкой. Эти операции

(выведение следствий) и есть второй этап разработки гипотезы — ее развитие.

Граница между первым (выдвижение) и вторым (развитие) этапами носит

методологический характер, она не может быть выражена каким-то точным

интервалом времени. Вообще описанный в предыдущем параграфе трехэтапный

цикл (выдвижение, развитие, проверка) относится к идеальной гипотезе; этому

представлению не обязательно должна полностью соответствовать история

каждой реальной гипотезы. Возможны гипотезы, длительное время не

подвергающиеся развитию, как бы законсервированные на первом этапе

указанного идеального цикла (чаше всего это объясняется отсутствием условий

для их развития и проверки). С другой стороны, развитие некоторых гипотез

начинается одновременно с их возникновением, причем второй этап

незамедлительно влечет за собой и третий.

Чтобы из выдвинутой гипотезы получить следствия, суждение или группа

суждений, посредством которых формулируется гипотеза, включается в цепи

умозаключений. Это значит, что на втором этапе ее разработки гипотеза

выполняет функцию посылок (или включается в посылки как их составная часть)

логических выводов. В операциях по разработке гипотезы используются

различные выводные конструкции.

Предположим, что гипотеза, выражаемая суждением р может стать

логическим основанием для следствия, представленного суждением q.

Логический механизм развития и проверки такой гипотезы легко описывается

следующим образом: импликация p>q принимается как одна из посылок условно-

категорического умозаключения; вторая же посылка образуется в результате

проверки следствия и представляет собой его отрицание 1 q или утверждение

q. Отрицание следствия соответствует схеме отрицающего (точнее: отрицающе-

отрицаюшего) модуса условно-категорического умозаключения (p>q) A~\q и. как

известно, ведет к отрицанию основания ~\р, т. е. к признанию ложности

гипотезы р. Утверждение следствия соответствует одному из «неправильных»

модусов (p>q) л q; напомним, что этот модус в состоянии сообщить основанию

(гипотезе р) лишь определенную степень вероятности. Итак, типичная картина

развития и проверки гипотезы в принципе представима двумя следующими

схемами условно-категорического умозаключения:

(1) p >q

(2) p>q

+p

q

________

________

+p

Вероятно, что p

Схема опровержения Схема

подтверждения

гипотезы

гипотезы

Эти схемы и будут рассматриваться как основные для анализа гипотезы. (О

некоторых тонкостях применения «неправильного» модуса, представленного

второй схемой, говорится ниже.)

Высказывалось мнение, что для плодотворной разработки гипотезы

необходимо получение возможно большего количества следствий. Разумеется,

если принятое предположение р позволяет одновременно вывести некоторое

множество следствий (q, г,..., г), то достаточно большое их количество в

определенных условиях может (хотя и не обязательно должно) положительно

повлиять на оперативность проверки. Было бы, однако, ошибочно считать, что

есть некий количественный минимум выведенных следствий, без достижения

которого гипотеза не должна подвергаться проверке. И дело не только в том,

что подобный минимум невозможно установить; всякие количественные

ограничения такого рода противоречат основной идее гипотезы как формы

приобретения нового знания, несовместимы с динамикой познания. Иногда

достаточно проверки одного следствия, чтобы существенно повысить

вероятность гипотезы или, напротив, отвергнуть ее и заменить иной. Это

можно подтвердить хотя бы следующим примером.

Читая знакомые всем с детства пушкинские строки «В темнице там царевна

тужит, /А бурый волк ей верно служит», литературовед обратил внимание на

необычный эпитет, описывающий окраску волка. Хотя в природе, вообще говоря,

этот биологический вид представлен не одной только серой мастью, сказочному

волку надлежит быть именно серым. Первая гипотеза, возникшая в связи с

данным фактом, объясняла его элементарной ошибкой (опиской или опечаткой).

На материале этого предположения могла быть построена следующая импликация:

«Если словосочетание «бурый волк» ошибочно, то оно не должно встречаться в

других (аналогичных по жанру) текстах того же автора». Между тем в

наброске, датируемом 1824 годом, читаем: «Иван Царевич по лесам /И по полям

и по горам /За бурым волком раз гонялся». Поскольку следствие импликации

оказалось ложным, пришлось отвергнуть и основание, т. е. гипотезу. И

действительно, повторение того же самого эпитета в двух хронологически

близких текстах (пролог поэмы «Руслан и Людмила» датируется 1828 годом)

исключает такую случайность, как описка или опечатка. Взамен отвергнутой

была выдвинута новая гипотеза, объясняющая необычный эпитет влиянием

фольклора. В этом случае могло оказаться, что в народных сказках, которыми

так увлекался Пушкин, значение слова «бурый» не совпадает с общепринятым.

(Для территориальных диалектов такое явление обычно; например, словом

«глазунья» в Рязанской губернии называли овцу, в Ярославле — гороховую кашу

и т.д.) С 1824 по 1826 г. поэт жил в Михайловском и, вероятно, мог

встретить необычный эпитет в сказках, рассказанных няней Ариной Родионовной

Яковлевой или кем-то еще. На материале этого предположения возникло

несколько импликаций, в том числе и следующая: «Если словосочетание «бурый

волк» заимствовано Пушкиным из народных сказок, то эпитет «бурый»

употреблялся на Псковщине не в общепринятом его значении» Можно ли было и

как именно проверить выведенное из гипотезы следствие? Один из возможных

путей был связан с тем что сохранились собственноручные пушкинские записи

сказок, услышанных от няни, в которых могло встретиться интересующее

исследователя словосочетание;

записи были внимательно изучены, однако эта работа не привела к желаемому

результату. (Здесь необходимо подчеркнуть, что разработка далеко не каждой

гипотезы завершается успешной проверкой. Существует и множество гипотез,

законсервированных на стадии возникновения, и множество гипотез, длительное

время находящихся в состоянии развития — с различными перспективами их

проверки. Это лишний раз подтверждает положение о том, что трехэтапный цикл

разработки относится к идеальной гипотезе. Рассматриваемый пример также мог

бы завершиться несколькими безуспешными попытками, если бы не упорство

исследователя и благоприятное стечение обстоятельств.) Другое направление

проверки было связано с поисками возможных следов псковского диалекта в

старых и современных языковедческих справочниках. И здесь ученого ждала

удача: по одному из авторитетных словарных изданий он установил, что слово

«бурый» в старину употреблялось псковичами в значении «серый».

В том случае, когда гипотеза прошла все три этапа разработки, ее

проверка приводит к одному из следующих результатов: 1) опровержение

(установление ложности). 2) изменение степени вероятности, 3)

доказательство (установление истинности). Рассмотрим в отдельности

механизмы получения каждого из возможных результатов.

4. Опровержение гипотезы.

Если связь между гипотезой и вытекающими из нее следствиями не вызывает

сомнений и если, далее, проверка какого-то из следствий обнаруживает свою

ложность, то из этого с необходимостью выводится ложность гипотезы.

Как уже говорилось, логический механизм подобного опровержения гипотезы

основан на использовании отрицающего модуса условно-категорического

умозаключения (см. схему из предыдущего пункта плана). Отношение между

логическим основанием и следствием таково, что ложность второго

несовместима с истинностью первого. В приведенном только что примере

двухкратная встречаемость необычного сочетания «бурый волк» заставила

отказаться от предположения, что это просто ошибка; гипотеза оказалась

опровергнутой. Еще несколько примеров. Из посылок «Если у больного сахарный

диабет, то в его крови должен содержаться сахар» и «В крови этого больного

не содержится сахара» следует заключение, опровергающее предположение врача

«У этого больного сахарный диабет». Согласно космологической теории Канта

(XVIII в.), Солнечная система возникла из некогда существовавшей

вращающейся массы вещества, от которой отделились сгустки материн, ставшие

планетами и их спутниками. Из гипотезы следовало, что все планеты и их

спутники вращаются в одном направлении; обнаруженное впоследствии обратное

вращение некоторых спутников несовместимо с основной идеей гипотезы и,

значит, достаточно для ее опровержения.

На первый взгляд опровержение гипотезы является показателем неудачи,

неправильного направления исследования, ошибочных методов и т.д. Так ли

это? Уже говорилось, что гипотеза в идеале содержит идею самоотрицания: она

должна либо превратиться в достоверное знание (утратить гипотетичность),

либо, оказавшись несостоятельной, уступить место иным гипотезам. Если

гипотеза доказана (превратилась в достоверное знание), ее продуктивность

неоспорима. Но обладает ли каким-нибудь познавательным значением

опровержение гипотезы (установление ее ложности)? Казалось бы, нет: ведь

усилия, затраченные на ее разработку, не привели к открытию истины. Однако

такое представление о процессе познания не соответствует его сложности.

Развитие знания не есть прямая линия, связывающая одну абсолютную истину с

другой; оно неотделимо от ошибок, от разного рода заблуждений. С этой точки

зрения опровержение гипотезы также обладает определенным познавательным

значением, оно позволяет преодолеть заблуждение и тем самым способствует

поиску истины. Сказанное подтверждается теми примерами которые приведены

выше: отвергнув ложное предположение, литературовед выдвинул новую

гипотезу, оказавшуюся плодотворной; убедившись в ошибочности

предварительного диагноза, врач продолжает искать настоящую болезнь и т. д.

История науки знает множество гипотез, опровержение которых освободило умы

от ложных представлений и тем самым послужило развитию знания (такова,

например, господствовавшая в XVII—XVIII вв. гипотеза о существовании

«невесомых веществ» — теплорода, флогистона, магнетических флюид).

4. Изменение степени вероятности гипотезы.

Подтверждение выведенных из гипотезы следствий в соответствии со

схемой, приведенной в пункте плана №3, не доказывает гипотезу, не

превращает ее в достоверное знание, а лишь повышает ее вероятность. Это

объясняется тем, что «неправильный» модус условно-категорического

умозаключения не обладает доказательной силой, относится к разряду

вероятностных выводов. Подтверждение следствия оценивается как

подтверждение (конфирмация) и самой гипотезы. Из предположения, что данная

древнерусская рукопись создана в ХШ в., можно вывести несколько следствий,

в том числе и такое: она выполнена так называемым сплошным письмом (в

сплошном письме слова не отделялись друг от друга пробельными элементами).

Констатация этого факта (подтверждение следствия) позволяет конфирмировать

гипотезу по знакомому образцу:

Если данная рукопись создана в XIII в., то она написана сплошным

письмом.

Данная рукопись написана сплошным письмом.

___________________________________________________________________

Предположение, что данная рукопись создана в XIII в., подтвердилось

(стало

более вероятным).

Подтверждение других следствий (например, того факта, что рукопись

написана поздним уставом) делает гипотезу еще более вероятной, однако не

доказывает ее (читателю рекомендуется самостоятельно построить

соответствующие конфирмирующие выводы). Логическое объяснение этого

обстоятельства кроется в следующей особенности импликативной связи: союз

«если ... то» не исключает ложности антецедента при истинности консеквента.

Достаточно ясно и объяснение с позиций здравого смысла. Оно состоит в том,

что некоторое следствие может быть связано с разными основаниями

(применительно к нашему примеру: сплошное письмо применялось не только в

XIII в., но вплоть до изобретения первых печатных станков; поздним уставом

писали до середины XIV в., и т. д.).

Итак, подтверждение выведенных из гипотезы следствий повышает ее

вероятность. Поскольку понятие вероятности не исключает градуирования

(можно говорить о большей или меньшей вероятности), в принципе нужно

признать желательным получение таких следствий, которые в состоянии не

просто повысить вероятность гипотезы, но сделать это в максимально

доступной степени. Таким образом, при оценке подтверждаемое™ гипотезы

особое значение приобретает задача более или менее точного определения

степени ее вероятности. Возможны ситуации (здесь они не рассматриваются),

позволяющие использовать для решения этой задачи математическую теорию

вероятностей. В тех случаях, когда математические методы неприменимы,

подтверждаемость гипотезы иногда оценивают исходя из некоторых общих

соображений. Существенным при этом оказывается характер выводимых следствий

и их отношение к гипотезе. Здесь действует следующая закономерность:

подтверждаемость тем более ценна, чем менее ожидаемо, ординарно следствие.

С учетом данного обстоятельства на основе «неправильного» модуса условно-

категорического умозаключения могут быть получены различные уточняющие

(учитывающие степень подтверждаемости) схемы, из которых наиболее значимы

следующие две:

(А) p>q

(В) p>q

q

q

(q весьма ординарно (q без p

неординарно)

независимо от p)

__________________

___________________

p подтверждено (несколько p получило существенное

более вероятно) подтверждение

(значительно

более

вероятно)

В качестве иллюстрации к этим схемам рассмотрим (несколько изменив его)

пример, приводимый известным исследователем вероятностных выводов

математиком Д. Пойа. Некто подозревается в том, что устроил взрыв на яхте

своего приятеля, при этом установлен факт приобретения им взрывчатки. Связь

между подозрением (гипотезой р) и приобретением взрывчатки (фактом q)

укладывается в схему p>q:

«Если Икс произвел взрыв, то он где-то приобрел взрывчатку». Насколько

серьезной является данная улика? Каждый признает, что она весьма весома;

приобретение взрывчатки в обычных условиях само по себе маловероятно,

неординарно (см. третью строку схемы (В)). Однако оценка существенно

изменится, если допустить, что Икс был, скажем, пиротехником-любителем и

имел обыкновение достаточно часто использовать взрывчатку для фейерверков в

домашнем саду (см. третью строку схемы (А)).

Понижая степень ординарности, автономной (независимой от гипотезы)

объяснимости следствия, мы тем самым повышаем вероятность самой гипотезы.

Очевидно, что если характеристика следствия в третьей строке схемы В

выразится суждением «q без р необъяснимо (невозможно)», то вероятность

гипотезы достигнет предела и трансформируется в достоверность. Это возможно

лишь тогда, когда не только р будет логическим основанием для q, но и q

станет логическим основанием для (импликация будет дополнена импликацией

q>p). Подобная ситуация превращает вероятностную схему в доказательную, и

потому обсуждается ниже.

Страницы: 1, 2, 3