Языческая мифология

чердаке, в чулане, в печной трубе, на полатях, в углу; по ночам он навещает

конюшню и хлев, за пределы дома или усадьбы не выходит. За печь надо было

бросать мусор, чтобы домовой не перевелся.

Домовой покровительствует рачительным, трудолюбивым хозяевам, которые его

уважают и умеют ему угодить. Ленивых и беспутных хозяев, которые не

оказывают ему почтения, домовой не любит и может довести до разорения. Чаще

всего милость или немилость домового проявляется в его отношении к скоту,

особенно лошадям. У каждого домового есть любимая масть лошади — один любит

гнедых, другой — чалых и т. п. В этом случае домовой ухаживает за ней,

заплетает ей ночью гриву; если же лошадь нелюбимой масти, то домовой

замучает ее или заставит хозяина переменить лошадь.

Верили в то, что домовой может предсказывать счастливые и несчастливые

события. Он предупреждает о них разными звуками, плачем, оханьем, стонами

(к горю), песнями, прыжками (к радости), чаще же — прикосновением в ночной

темноте: если прикоснется домовой мохнатой или теплой своей лапой, — это к

добру, если голой или холодной, — не к добру, и он может ответить просто

человеческим голосом.

При переезде в новый дом надлежало совершить особые обряды, чтобы уговорить

домового переехать вместе с хозяевами.

Считалось, что домовой вообще невидим и обнаруживает себя лишь звуками.

Однако в отдельных случаях его можно и увидеть. Для этого существовали

различные способы: если, например, с зажженной пасхальной свечой в руках

прямо из церкви, не заходя в хату, полезть на чердак, можно увидеть там

домового в одном из углов; другой способ — спрятаться на ночь в конюшне и

смотреть сквозь хомут или борону. В. И. Даль записал поверье, согласно

которому, домового можно увидеть в ночь на Светлое воскресенье в хлеву, он

космат, но более этой приметы нельзя упомнить ничего, он отшибает память.

Может показаться домовой и по своей воле кому-нибудь из домашних,

предупреждая их о беде.

Домовой представлялся в виде человека, часто на одно лицо с хозяином дома.

Предполагается, что древнейшим названием домового могло быть Мара.

Кикимора

Кикимора (шишимора) — в восточнославянской мифологии злой дух дома (иногда

считается женой домового). По ночам беспокоит маленьких детей, путает

пряжу. Кикимора любит прясть или плести кружева, причем звуки прядения

кикиморы в доме предвещают беду. Вера в кикимору сохраняется еще в XIX в.

Даль описывает, что кикимора — это род домового, который по ночам прядет,

днем сидит невидимкою за печью, а проказит по ночам, с веретеном, прялкою.

В прошлом веке говорили: «Спи, девушка, кикимора за тебя спрядет, а мать вы-

тчет!», «От кикиморы не дождешься рубахи» (хотя она и прядет). По

свидетельству В. Даля, в Сибири существовало представление и о лесной

кикиморе, лешачихе. Кикимора враждебна мужчинам. Она может вредить домашним

животным, в частности, курам. Чтобы кикимора кур не воровала, пишет Даль,

вешают над насестом, на лык отшибленное горло кувшина либо камень со

сквозною дырою. Основными атрибутами (связь с пряжей, сырыми местами,

темнотой) кикимора схожа с мокушей, злым духом, продолжающим образ

славянской богини Мокоши (ср. олонецкое поверье, согласно которому, если

пряхи дремлют, то говорят, что заних прядет Мокуша).

Название «кикимора» — сложное слово, вторая часть которого — древнее имя

женского персонажа мары, моры, первая часть, возможно, связана со словом

кика — «чуб, коса, волосы» (родственные кичка, кок), менее вероятны

сопоставления с глаголом кикать — «кричать, куковать и т. п.» "чт,

тттатппским kaukas — «домовой, гном».

Водяной - злой дух воды. Морской царь. Водяницы

В России водяного называли также водяной дедушка, водяной шут, водяной

черт, водяник, водовик, кое-где говорят омутник, в Чехии его зовут vodnik.

Он хорошо известен у русских, а также у части белорусов, тогда как у

украинцев водяной несколько отодвинут на второй план русалками. В

славянской мифологии — это злой дух, воплощение стихии воды. Водяной был

одним из самых популярных образов в демонологии восточных славян. «Домовой,

леший и водяной входят в общее представление злого духа, составляя только

местные, так сказать, его разновидности».

Образ водяного подобно образу лешего, преимущественно антропоморфный. Чаще

всего он выступает в облике -мужчины с отдельными чертами животного (лапы

вместо рук, рога на голове) или в образе безобразного старика, окутанного

тиной, с большой бородой и зелеными усами. У В. И. Даля содержится такое

его описание: «Это нагой старик, весь в тине, похожий обычаями своими на

лешего, но он не оброс шерстью, не так назойлив и нередко даже с ним

бранится». Иногда он может принимать и другую внешность: представляться

ребенком, ягненком, свиньей, крупной рыбой и т. п. Водяной принимал разные

образы главным образом для того, чтобы заманить к себе в воду человека.

Водяной — хозяин водной стихии — морей, рек и озер, он повелитель и

покровитель рыб. В пословицах о нем говорится: «Дедушка водяной — начальник

над водой»; «Со всякой новой мельницы подать возьмет». Человеку он, как

правило, враждебен: пугает и топит купающихся, разгоняет и выпускает из

невода рыбу, разоряет плотины. В книге «Древняя религия славян» Г. Глинка

описывает водяного и его повадки: «Водяные духи, или дедушки, живут в

глубоких местах рек, где имеют великолепные домы. Они уносят купающихся по

тем местам людей, особливо же мальчиков, коих и приучают жить у себя в

домах, а сии впоследствии времени заступают место сих дедушек».

Водяной уносит к себе тех, кто купается после заката или в полдень или в

самую полночь. В XIX в. верили, что водяной хватает тех, кто перед купанием

забыл осенить себя крестным знамением, а также тех, кто не носит крестов,

забывает их дома или снимает перед купанием. В этих поверьях тесно

переплетаются языческие и христианские представления. Под водой водяной

обращает свою добычу в кабальных рабочих, заставляет переливать воду,

таскать и перемывать песок. Как видим, по одним поверьям, утонувших водяной

обращает в своих рабов, по другим, — утопленники сами становятся водяными.

Живут водяные чаще всего в омутах, в реках с опасными водоворотами, около

мельничных плотин, в болотах.

У восточных славян, а также у чехов, словен, лужицких сербов известны также

водяницы — женские духи воды, на Севере их называли водянихи. Они близки

русалкам — это утопленницы, которые становятся злыми духами. В XIX в.,

согласно сообщению В. И. Даля, считали, что водяницы — это утопленницы из

крещеных, а потому и не принадлежат к нежити, прочие русалки — это умершие

некрещеными.

Со временем образ водяного и других духов воды тускнеет и утрачивает свои

прежние черты, сближаясь с «нечистой силой». В XIX в. о лешем, кикиморе,

водяном говорили: все это нежить, но водяной всех злее, и его нередко зовут

нечистым, сатаною.

Представления о загробном мире

Представления о посмертной жизни возникают на заре человеческого общества

и со временем развиваются в обширные мифологические системы. По мнению

религиоведов, первые идеи о посмертном бытии выразились в верованиях в

посмертное перерождение (реинкарнацию). Древние люди считали, что после

смерти наступает второе рождение, поэтому умерших хоронили скорченными, в

позе зародыша в материнской утробе. Позже, когда возникают представления о

душе, покойника хоронят в вытянутом положении, словно он спящий (отсюда в

русском языке слово усопший — «уснувший»). Его душа на время покинула тело,

но она может вернуться, и тогда покойник оживет. О том, что подобные

представления существовали у наших предков, свидетельствует славянский

фольклор. Он изобилует рассказами о «живых мертвецах», губящих людей либо в

наказание за причиненное зло, либо по собственной злой природе. Предания об

упырях-вампирах и культ заложных покойников — вот формы, в которых

представления славян о «живых мертвецах» дошли до начала нашего столетия.

Подобно тому, как первобытные люди калечили трупы своих врагов, русские

крестьяне еще в XIX в. протыкали заложных покойников осиновыми кольями,

чтобы обезопасить себя от них.

Самой поздней формой развития представлений о посмертной жизни человека

является идея загробного мира, обиталища душ умерших. Загробный мир в

различных мифологических системах описывался по-разному: он мог быть

мрачным и тягостным или, наоборот, светлым и благодатным;

мог располагаться где-то в дальних краях на земле, а мог быть под землею

или на небесах. Предположительно и славяне в конце I тыс. н. э. верили, что

загробный мир находится на небе, поскольку именно тогда у них была широко

распространена такая форма погребения как кремация.

Чтобы попасть в языческий рай славян, не нужно было никакого искупления

грехов и запаса добрых дел. Туда попадали все, независимо от образа жизни и

социального положения. Славянский рай — это загробный мир вообще. У славян

не было оппозиции рай — ад (место, где обитают души добрых, место

блаженства — место, где находятся души злых, грешников, место мучений).

Идея посмертного воздаяния у славян-язычников, видимо, еще была не развита.

Единственным препятствием, из-за которого душа умершего могла не попасть в

рай, являлось неисполнение родственниками или соплеменниками покойного

надлежащих погребальных обрядов, и тогда душа его скиталась по земле.

Божеством мира мертвых у славян считался, по всей видимости, Велес. Он —

пастырь душ умерших на вечнозеленых райских лугах .После крещения Руси

христианская концепция рая как-то легко, безболезненно заместила собой

прежние представления о загробном мире, может быть, в силу их

разрозненности, бессистемности. Можно сказать, что христианское учение о

загробной жизни на уровне народного сознания органично соединилось с

древними языческими представлениями славян о загробном мире, дополнив их

идеей посмертного воздаяния и изменив способ погребения.

ЯЗЫЧЕСКИЕ ПРАЗДИКИ

Мифологические представления имеют тесную связь с обрядами, воспроизводятся

и передаются в ритуальных действах. Большая часть материалов по славянской

мифологии дошла до нас именно в контексте ритуальной культуры, элементы

которой описывались редневековыми авторами, а также фиксировались в форме

пережитков язычества в народных обычаях и праздничных обрядах этнографами

XIX — начала XX в.

Народная праздничная- обрядность сохранила многие элементы язычества,

несмотря на гонения со стороны церкви. Народный календарь очень чутко

отражал жизнь природы. В первой половине марта, как только под лучами

весеннего солнца начинал таять снег и появлялись первые проталины восточные

славяне закликали весну. Нашим предкам казалось, что весна может пройти

мимо их селений, если ее не пригласить, не зазвать.

Весной же отмечались и комоедицы — праздник пробуждения медведя,

знаменовавший пробуждение природы. Всю весну люди пели песни в честь Лады,

Лели, Ярилы. Во второй половине марта, в период прилета, аистов, птиц,

приносящих, по поверьям славян, счастье и достаток, женщины пекли печенье в

виде этих птиц или их ног. Исследователи восточнославянского язычества

говорят о двух периодах русалий (празднеств, посвященных русалкам, равно

связанных как с культом плодородия, так и с почитанием духов умерших):

летнем и зимнем.

У всех славян летние русалии были связаны с заклинаниями плодородия полей.

Материалы по этнографии болгар дают нам наиболее полные и интересные

сведения о русалиях. Русальную неделю болгары празднуют, начиная с Троицы.

В эту неделю нельзя работать, иначе постигнет «русальная болезнь». Среди

участников русалий выделялись особые люди — русальцы, выполнявшие главные

обряды русальных игрищ. Они объединялись в дружины от трех до пятнадцати

человек под руководством главарей-ватафинов, получавших свою должность по

наследству. Именно они, ватафйны, готовили русальское знамя, окропляли его

чародейной водой и раздавали русальцам «тояги» — ритуальные посохи.

Русальцы переходили из села ;

в село по кругу, начиная и заканчивая селом ва-тафина. Считается, что там,

где прошли русальцы, нивы хорошо цветут и обещают богатый урожай. Русальные

игрища состоят в разнообразных танцах и прыжках. Танцы ведутся в очень

быстром ;

темпе, таком, что кажется, будто танцующие не касаются ногами земли. Пляски

сопровождаются разными вскриками и восклицаниями и заканчи- ваются тем,

что русальцы доходят до исступления и падают без чувств на землю.

Имеются описания и русских русалий. Так, в XIX в. в Пензенской губернии

парни после Троицы рядились козлами, свиньями, лошадьми, надевали маски и

под музыку, звон сковородок, печных заслонок плясали и скакали, переходя из

села в село. Во главе процессии часто носили чучело коня с настоящим

конским черепом на шесте. Иногда обряд встречи русалок проходил на ржаном

поле. Всю эту неделю мужики «русальничали», т. е. пили и гуляли на все

лады.

Кульминацией русалий был праздник Купалы.

О нем мы уже писали в главе, посвященной божеству Купале; здесь же кратко

отметим, что все купальские ритуальные действа можно условно разделить на 4

группы в зависимости от того, с какими мифологическими представлениями они

связаны:

1) посвященные солнцу: разжигание костров на возвышенных местах, пускание

горящих колес, круговые танцы-хороводы и т. п.;

2) относящиеся к очистительной магии: костры для отпугивания нечистой силы,

прыжки через огонь, заклинания полей и др.;

3) связанные с культом плодородных сил при-роды: хороводы в рощах, купание

в росе и реках) на заре купальского утра, моления рекам и источникам;

4) «проводы» мифологически персонифицированных духов растительности:

похороны Купалы, Ярилы, Костромы.

20 июля в языческой Руси отмечался праздник Перуна, замещенный с принятием

христианства днем Ильи-пророка. В этот день грозному Перуну приносили

обильные жертвы. А в следующем месяце, августе, отмечались праздники начала

и окончания жатвы: зажинки и дожинки, включавшие в себя многие ритуалы

аграрной магии и благодарения божеств урожая: Мокоши, Велеса и др. В

сентябре устраивались общинные пиры в честь Рода и рожаниц. Сакральным

моментом в них являлось пение песен языческого содержания и питье меда из

ритуальной чаши (чары), ходившей по кругу. А в жертву богам приносили

хлебные лепешки, каши, творог, иногда и животных. Зимние праздники

начинались с дня солнцево

рота. После карачуна, самого короткого светового дня, начинались обряды,

посвященные духам умерших предков. Готовились ритуальные блюда для

поминовения или совместной трапезы с духами предков: кутья, овсяный кисель,

блины. В ночь на 25 декабря разводили костры из соломы для того, чтобы души

предков «грелись». С 25 декабря открывался период зимних святок,

центральным моментом которых являлись обряды, связанные с мифологическими

представлениями о Коляде. Колядная обрядность так же многопланова, как и

купальская. Кроме культа солнца и культа предков колядные действа были

связаны с аграрной магией (пение колядок и щедровок, обряды, сопровождавшие

их) и брачной символикой. Исследователи полагают, что коляды у славян

служили началом брачных церемоний, сезона свадеб. Гадания в зимние святки

носят в основном брачно- любовный характер.

Следующий зимний языческий праздник, дошедший до наших дней, — Масленица.

По церковному календарю Масленица — неделя приготовления к великопостному

покаянию. В народе же эта неделя проходит в бурном веселье. М. Забылин

приводит описание празднования Масленицы в России XVII в., сделанное одним

иностранцем: «Во всю масленицу день и ночь продолжается обжорство,

пьянство, разврат, игра и убийство (вероятно, кулачные бои)... В то время

пекут пирожки, калачи и тому подобное в масле и на яйцах; зазывают к себе

гостей и упиваются медом, вином и водкою до упаду и бесчувственности. Во

все время ничего более не слышно, как: того-то убили, того-то бросили в

воду...».

Следует отметить, что обычай предаваться разгулу перед великим постом

существовал не только у славян. Карнавалы западноевропейских народов

(которые ученые считают пережитком языческих сатурналий) были не менее

разгульны и нехристиански по духу, чем Масленица русских.

Многие исследователи полагают, что Масленица в языческие времена была

посвящена поминовению предков. На Масленицу, чаще всего в последний ее

день, жгли костры из соломы и старых вещей, что напоминает

предрождественские костры для согревания душ предков. В ряде районов России

существовал обычай не убирать обильный масленичный ужин со стола в ночь

перед великим постом, что, видимо, связано с «кормлением» духов предков.

Кулачные бои тоже являются элементом поминальной обрядности — тризны. В

современном обыденном понимании тризна — это языческий погребальный пир.

Однако у древних славян тризна являлась особой частью погребального

ритуала, заключавшейся в отличие от стравы — поминального пира по умершему

в боевых играх, ристаниях, состязаниях («дратися по мертвеци»). Тризна

служила демонстрацией жизнеспособности соплеменников умершего и была

призвана отгонять смерть от них.

Обязательными блюдами на масленой неделе были блины и овсяный кисель —

поминальные и жертвенные блюда славян. В то же время блины являлись

символами солнца и, следовательно, имели отношение к древним солярным

культам. Существует еще один момент, связывающий Масленицу с культом

солнца, — это календарная близость праздника к дню весеннего равноденствия.

Христианский великий пост сдвинул Масленицу с ее исконного места в

календаре и сделал переходящим праздником. Кроме того Масленица завершала

свадебный период. Поэтому на Масленицу принято, с одной стороны, славить

тех, кто вступил в брак в течение последнего года, а с другой —

символически наказывать холостых и незамужних.

Название же праздника — Масленица к языческой мифологии отношения не имеет.

По православному календарю это неделя, в которую запрещено мясоедение, но в

отличие от постных дней разрешены к употреблению молочные продукты:

масло, сыр и т. п. Откуда и второе название Масленицы — Сырная неделя. Как

видим, народный календарь имел тесную связь с природными циклами, от

которых во многом зависела жизнь славян-земледельцев. За много веков

существования христианства на Руси произошло слияние языческих ритуалов с

христианской обрядностью, и те праздничные обряды, о которых мы рассказали

в этой главе, рассматривались их носителями как православные, хотя вызывали

справедливую критику со стороны духовенства. В крестьянских праздничных

обрядах с их песнями, плясками, поверьями отчетливо виден тот феномен

народной культуры, который называют двоеверием.

Языческий пантеон князя Владимира

В 980г. Владимир Святославич 1 вступил в Киев после бегства старшего брата

Ярополка. В том же году он соорудил в Киеве языческое святилище.

В «Повести временных лет» под 980 г. говорится, что князь Владимир

Святославич «постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна дере-вяна,

а главу его сребрену, а ус злат, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла,

и Мокошь. И жряху им, нарицающе я богы, и провожаше сыны своя и дъщери, и

жряху бесом, и оскверняху землю требами своими». Перевод: «Поставил кумиры

на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряною головой и

золотыми усами, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокоши. И

приносили им жертвы, называя их богами, и при-

водили к ним своих сыновей и дочерей, и поклонялись бесам, и оскверняли

землю жертвоприношениями своими».

Летописное сообщение вызвало широкий отклик в литературе, обилие различных

толкований факта сооружения Владимиром языческого пантеона. Эта дискуссия

особенно оживилась в связи с празднованием 1000-летия крещения Руси.

Некоторые (и их меньшинство) считают, что речь идет о довольно простом и

прозаическом деле

— строительстве языческого капища на новом месте или обновлении обветшавших

кумиров2. По их утверждению, существовала традиция, когда новый князь

должен был «обновить» обветшавшие кумиры. Е. Е. Голубинский писал, что

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6