Мировоззрение скифов в понимании Д.С. Раевского и других авторов

неоднократно в скифском искусстве встречааются образы терзания

травоядного грифоном, что подчеркивет его функцию как носителя

смертоносного начала, и, в третьих, грифон – носитель хаотического

начала, потому как существует исключительно в человеческом

воображении. Вообще образ грифона очень напоминает нам образ хищной

птицы, потому что к сфере его обитания можно отнести небо, то есть

образ грифона, как и образ хищной птицы, принадлежит к двум плоскостям

мироздания – верхней и нижней.

При рассмотрении антропоморфных и зооморфых изображений возникает

вопрос: почему заимствовались именно образы животных, а не людей? При

попытке ответить на него выясняется, что зооморфные образы в

мифологической иконографии скифов выступают не как иконические

символы, т.к. для большинства божеств скифского пантеона мы с

уверенностью можем установить антропоморфность. В таком случае образы

звериного стиля, по мнению Раевского, "не изображают мифологического

персонажа во всей конкретности облика и связанных с ним атрибутов,

сюжетов, положений, но лишь указывают на факт существования этого

персонажа (вернее даже – воплощенных в нем элементов модели мира),

никак его не конкретизируя..."[92]

Эти образы, по мнению исследователя, служат лишь для фиксации

структур, присущих данной модели мира, что для скифов, видимо, было

гораздо важнее запечатления образа конкретного персонажа или божества.

Примерно о том же говорят и А.М. Шкурко и А.И. Хазанов: "Наше

понимание религиозного стереотипа, создавшегося в зверином стиле,

вполне применимо к этногоническим легендам. Безусловно, присутствующая

в них религиозная сторона не является самоцелью, а служит для создания

модели мира, осмысления и освещения господствующих в нем социально-

политических отношений"[93].

"Отношение между означающим и означаемым здесь имеет

принципиально конвенциональную природу или многоступенчато

опосредованную. Это обеспечивает возможность придания каждому

символическому образу в принципе любого содержания и поэтому

предоставляет полный простор для переосмысления, для приписывания ему

того значения, которое диктуется контекстом заимствующей культуры, вне

зависимости от того, какой смысл вкладывала в этот образ культура, его

породившая"[94]. Сравнивая антропоморфные и зооморфные мотивы

мифологической иконографии, исследователь приходит к выводу, что

"именно последние лучше обеспечивают цель, ради которой вообще может

быть предпринято подобное заимствование"[95].

Хотелось бы остановиться на рассмотрении конкретного применения

звериного стиля. Большинство предметов, выполненных в этом стиле, были

найдены в захоронениях.

Как пишет А.И. Мартынов, "Первый скифский курган был раскопан еще

в 1763 году А.И. Мельгуновым. В нем был найден железный меч в золотых

ножнах с изображением стреляющих из луков львов и крылатых быков с

человеческими лицами. Эти изображения были близки к произведениям

ассиро-вавилонского искусства"[96].

Б.Н. Граков отмечает интересные детали стилизации в зверином стиле

отдельных элеменьтов царских доспехов IV и III вв. до н.э.:"Налобник

на них обычно имеет вид львиноголового грифона. Наносник, если он

есть, стилизован в виде рыбы. Около ушей висели своеобразные пластины,

толдько сохранившие контур задних лап хищника. Их поверхность

покрывалась резьбой в виде сидящего грифона, тело и лапы которого

превращались в пальметки"[97].

Также относительно применения звериного стиля Граков указывает,

что "В женском обиходе на первых порах звериный стиль применялся реже.

Глаз орла, его же голова или лапа, как на мече, встречается на

зеркалах или их ручках. Не призывали ли они ясность и неотразимость на

хозяйку зеркала?"[98]

Итак, на ранних этапах отчетливо заметна связь звериного стиля с

воинской средой и военным сословием, что проявляется и в наборе

предметов, украшеных в зверином стиле. А.М. Хазанов и А.И.Шкурко

выделяют три основных группы предметов: "оружие, предметы сбруи

боевого коня и предметы сакрального и социально-культового назначения.

Примечательно, что на вещах повседневного обихода и даже украшениях

звериный стиль встречается лишь в единичных случаях"[99].

Связь эта проявляется и в перечне животных, изображавшихся

скифами. Как правило это дикие животные, и в любом случае сильные или

быстрые. Шкурко и Хазанов считают, что в зверином стиле проявлялся

эстетический идеал скифов, который они определяют так: "Красота – не

самоцель и не абсолют. Красиво то, что в наибольшей степени

способствует выживанию и победе. Красивое – это прежде всего быстрое,

сильное, стремительное"[100].

А.М. Хазанов и А.И. Шкурко пишут, что "В V и особенно в IV-III вв.

до нашей эры скифское искусство вообще и звериный стиль в частности

претерпел существенные изменения, отражавшие внутренние перемены в

скифском обществе. Кроме того, в зверином стиле, как и в других видах

искусства, усиливается внешнее... влияние, причем это влияние

проявляется с различной интенсивностью и на различных

территориях"[101].

Усиливается орнаментализация и схематизация, в итоге

утрачиваются те черты условного и обобщающего реализма, которые были

присущи скифскому искусству в архаический период. Появляется четко

выраженное натуралистическое направление, во многом связаное с

влиянием классического греческого искусства.

Здесь представляется необходимым упомянуть о бытовавших в

Скифии произведениях искусства, отражающих скифскую картину мира, но

изготовленных греческими мастерами. Яркими примерами этого направления

можно считать гребень из кургана Солоха с изображением трех

сражающихся мужчин – двух пеших и одного всадника. Между украшением и

собственно гребнем гребнем идет ряд хищников (пять львов), готовящихся

к прыжку, и серебряные сосуды с изображением сцен из генеалогической

легенды (в частности, куль-обский сосуд). Эти сцены характеризуются

повышенной конкретизацией сюжетов. Например, в легенде об испытании

Таргитаем сыновей не сказано, что именно они повредили при неудачных

попытках натяжения лука. На сосудах же изображены конкретные трамы –

щеки и левой ноги. Художник был вынужден конкретизировать сущность

произошедшего. Вместе с тем он обнаружил четкое знание последствий

неправильного натяжения скифского лука, что может означать, как

минимум, что он долго прожил среди скифов, и, по видимому, работал на

заказ. Раевский предполагает, что многие из предметов, выполненных в

греческом стиле, но на скифскую тематику, продолжали использоваться

при отправлении культов. А это значит, что семантическая нагрузка этих

изделий не иззменялась, или что изменились потребности общества,

исчезли некоторые традиции, что в столь консервативном обществе, как

скифское, по мнению автора данной работы, маловероятно.

Изображения, исполненные в греческом стиле мы не можем уже

назвать собственно скифскими. Д.С. Раевский относит их как групу

источников к иноописаниям, что, по мнению автора данной работы, не

совсем верно. Все же сюжеты для изображений брались из скифской

мифологии, заказчики, по видимому, имели возможность корректировать

эскизаы. К тому же не стоит забывать об исполозовании полдобных

предметов при отправлени религиозных культов скифов. Но вместе с тем

невозможно отнести эти предметы и к собственно скифским – в них

теряется специфика изрображения животных, центральное место в

композиции теперь занимают образы людей, что для раннескифского

искусства было более чем нехарактерно.

Эти изменения, опять-таки локального характера, в тот же период

происходят и в среде бытования произведений звериного стиля. "В

степной Скифии основные предметы звериного стиля сосредоточены в

погребениях высших слоев общества, в первую очередь – аристократии, в

то время как в многочисленных погребениях рядового населения, в том

числе и в таких, в которых встречается оружие, звериный стиль почти

полностью отсутствует. Но в лесостепи, по сравнению с прошедшим

временем, изменения не выглядят такими резкими"[102].

Изменяется и набор предметов, и материал: "соотношение золота и

бронзы меняется в сторону золота, кость вообще исчезает. Возрастает

количество нашивных бляшек и пластиндля украшения одежды и головного

убора, а относительное число предметов конской сбруи падает. Кроме

того, предметы звериного стиля значительно чаще, чем раньше,

встречаются в погребениях знатных женщин"[103]. По мнению А.М.

Хазанова и А.И. Шкурко, это свидетельствует о том, что растет парадно-

декоративные функции звериного стиля, а его связь с военным бытом

падает. Повидимому, все же падает значение и связи его с культом. Как

считают исследователи, это связано с тем, что "по мере углубления

процесс классообразования прежде единая религиозная система и пантеон

господствующих верхов уже не совпадал полностью с верованиями

простого населения..."[104] Также они указывают, что "Возрастание

количесмтва антропоморфных изображений, характерное для IV века до

н.э., косвенно также позволяет свидетельствовать о том, что

религиозные основы звериного стиля, отражавшие воззрения уходящей

эпохи, к IV-III вв до н.э. были для скифской аристократии уже

вчерашним днем. Однако магическая сторона звериного стиля, вероятно,

сохранялась им до самого конца"[105].

В чем же причина доминирования звериного стиля над любыми другими

видами искусства не только Скифии, но и всех культур скифского круга,

в том числе над антропоморфной иконографией? Почему даже в скифских

антропоморфных изваяниях мы смогли узнать Таргитая и каждого скифского

царя одновременно? Почему изображение мифологических персонажей по

большей части появляется после ломки традиций IV-III вв. до н.э?

Суммируя все вышесказанное, можно прийти к следующим тезисам:

13. звериный стиль имеет более легко воспринимаемые в изображениях

видовые различия, чем, скажем, антропоморфные изображения;

14. "противопоставление животных по принципу распределения сфер

обитания облегчает понимание пространственно-космологических

структур средствами именно этого символического языка,

обеспечивая достаточную прозрачность ассоциаций"[106];

15. "видовое противопоставление животных легко могло быть

истолковано и в оценочно-этическом плане – к примеру,

противопоставление хищников как носителей смертоносного начала

травоядным – что означает расширение возможности описания

мироздания во всех его аспектах"[107],

16. архаическое мышление выстраивает четкую и устойчивую цепочку

ассоциаций от явления к образу, а животное как объект наложения

ассоциаций гораздо более применимо, чем человек, который для

возможности интерпретации его как божества, персонажа или для

определения его к какой бы то ни было плоскости мира должен

иметь при себе массу предметов, иметь множество устойчивых

признаков. К тому же образ человека в мифологии многих народов

осмысляется как аналог вертикали мироздания;

17. также следует учитывать специфику присущего скифам способа

осмысления мира, сходного с другими народами, находящимися на

стадии мифологического мышления. Имеется в виду, конечно, не

принципиально зооморфное мировоззрение, а, как пишет Раевский,

особенности исторической ситуации, в которой протекало

формирование этого искусства.

Эту ситуацию Д.С. Раевский охарактеризовывает следующим

образом: "вызванная социальной эволюцией потребность в системе

визуальных знаков для выражения мифической картины мира, ранее не

имевшей изобразительного воплощения , но издавна знакомой с зооморфным

кодом, появившаяся в условиях контакта – правда, не слишком тесного и

длительного, с культурными областями, богатыми изобразительными

традициями, но характеризующихся иной мифологией"[108].

Глава 3

Социальная структура скифского общества

Социальная структура скифского общества может быть

реконструирована по письменным источникам (античные авторы), мифологии

и погребальному обряду.

В любом случае в скифском обществе выделяется три сословных

группы: воины, жрецы и земледельцы и скотоводы. В мифологии это

прослеживается, во первых, в указании, что сыновья Таргитая стали

родоначальниками трех сословных групп (см. прил. 1), во-вторых, в

составе "священных даров" (секира, чаша и плуг с ярмом). Также было

развито рабство.

Как пишет Раевский, "Существование в Скифии троецарствия отчетливо

засвидетельствовано Геродотом для эпохи скифо-персидских войн, и, судя

по отсутствию у него каких-либо оговорок на этот счет, оно продолжало

существовать во время посещения Причерноморья отцом истории. В

рассказе Геродота происхождение такой структуры скифского цасрства

связывается со следующим поколением мифической семьи – сыновьями

Колаксая . Наличие этого IV горизонта в версии Г-I составляет

принципиальное ее отдличие от остальных. Однако не вызывает сомнения,

что обоснование этого института – еще одна реализация той же идеальной

трехчденной космической модели мира на социально-политическом

уровне[109]".

Что важно, по генеалогической легенде, во время падения священных

даров на сцене действолвали три брата – Липоксай, Арпоксай и Колаксай.

Раевский отмечает, что "получается даже, что какое-то время они

царствовали совместно" Когда с неба упало священное золото, которым

смог завладеть только Колаксай, старшие братья добровольно уступили

ему все царство.

Опять же, по генеалогической легенде Колаксай был родолначальником

паралатов. Таким образом, совершенно справедливо указание Реавского на

то, что "Кем бы ни были паралаты, их связь с царскими скифами

очевидна. Получается, что царские скифы не только считали всех прочих

скифов своими рабами, но и имели на это неоспоримое божественное

право, осознававшееся всеми и признанное еще в момент основания

скифского общества"[110].

Итак, в последних горизонтах скифской генеалогической

легенды,практически не затронутых нами в главе о религии скифов, речь

идет о о сложении сословно-кастовой структуры общества, но в различных

версиях отражаются принципиально разные традиции, притом различие

сказыватся как в числе сословно-кастовых групп..., так и в

употреблении разной социальной номенклатуры. Именно на материале этого

терминологического расхождения и различных описаний сакральных

испытаний можно ставить вопрос о принадлежности различных версий

легенды разным племенам, вшедшим в состав скифского племенного

объединения..."[111]

Божественное происхождение царей и их полудеспотическая власть

приводит к особой обстановке их похорон.

Цари скифов, по мнению Раевского, да и судя по сходству в

погребальном обряде (различие наблюдается исключительно в степени

роскоши погребения, в целом ритуал один и тот же)принадлежали к

сословию воинов.

Уже в начале VI века погребения рисуют картину большого

имущественного неравенства... Быт был во всей толще свободного

населения один и тот же. Даже в заведомо земледельческих областях быт

особенно аристократии конный и хотя бы отчасти кочевой... То же

продолжалось и в IV-III вв. до н.э. Хорощо известные погребения из

Нижнего Приднепровья свидетелдьствуют о еще большем раслоении общества

в это время. Грандиозные курганы окрестностец Никополя: Острая Могила,

Бабы, Чертомлыцкий, Солоха, Краснокутский, Мелиьтопольский и другие

достигают 15-20 метров высоты. В больших ямах, а с середины V века в

грандиозных подземных камерах погребены мужчины-воины и женщины с

роскошным инвентарем: золотыми украшениями, золотыми и серебряными

чашами и оружием в золоте. Могилы коней до десятка и больше

сопровождают хозяина. В отдельных могилах при входе в главную камеру

погребены слуги. Роскошь основных погребений изумительна"[112].

Таким образом, различие между "царскими" и "рядовыми" воинскими

погребениями соответствует в таком случае внутрисословной иерархии.

"Прежде всего отметим, что бедность, как и богатство, у скифов

представлялись чуть ли не изначальными, свойственными им, очевидно,

еще со времени их выхода на арену всемирной истории"[113].

"Очень трудно в таком случае выделить среди скифских памятников

погребения второй сословно-кастовой группы – жрецов-авхатов,

профессиональный облик которых менее четко выражен. Можно говорить о

том, что эти погребения, видимо, не соджержат или почти не содержат

предметов вооружения и этим отличаются от могил воинов-паралатов"

[114]. С.С. Бессонова же высказывает предположение, что в могилах

жрецов вполне может находиться оружие в "рабочем положении" (см. главу

"Религиозные воззрения скифов")

Вместе с тем Д.С. Раевский предполагает, что жрецов отдельных

божеств, по-видимому, не было. Их функции исполняли цари и другие

лица... Но вместе с тем исследователь указывает, что у скифов было

много прорицателей, которые гадали по ивовым прутьям, разложенным по

земле. Если пророчество было неверным, гадателей казнили, убивали и

их сыновей. Дочерей не трогали.

Собственно общественный строй скифов еще в V в. до н.э. сохранял

черты родовых отношений. Как пишет Б.Н. Граков, "Очень велика была

роль старейшин, совершавших иногда даже низложение царя"[115].

Таким образом мы видим, что вершину глубоко дифференцированного в

имущественном и социальном отношении скифского общества составляла

сформировавшаяся на древней племенной основе аристократия, которая по

своему богатству и привелегированному положению противостояла общей

массе простых скотоводов-общинников, в какой-то части ввиду обнищания

попадавшей в зависимое положение от знати. "Отношения эксплуатации в

скифском обществе осложнялись тем, что, по-видимому, не только в

домашнем хозяйстве, но и в самом скотоводстве у скифов широко

использовался труд военнопленных рабов. Община, организованная по

военному образцу, позволяла скифам господствовать над многими

племенами и народами и собирать с них более или менее регулярную

дань"[116], то есть, по видимому, общество было раннеклассовым.

Как пишет А.И. Треножкин, "... Устанавливается, что у скифов была

не патриархальная семья, как считали раньше, а малая с индивидуальной

частной собственностью"[117]. Как считает тот же исследователь,

основными производителями у скифов являлись рядовые общинники, имевшие

возможность при достаточном количестве скота и лошадей вести

самостоятельное кочевое хозяйство.

Весь быт и строй были пронизаны военным делом и привычкой к

войне. Ополчение скифов, по мнению Треножкина, собиралась по схеме

"глава семьи есть глава военного объединения. Это сложно увязать с

предыдущим его тезисом о наличии у скифов индивидуальной семьи.

Видимо, эти предположения относятся к разным периодам, либо во главе

единицы ополчения стоял все же глава более крупного родового

объединения.

По мнению большинства исследователей, "... скифская община была

сильно дифференцирована в имущественном отношении. Отчетливее всего

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6