Динамика восприятия прекрасного в западноевропейской культуре

Платон писал: “Люди ничтожные любят женщин не меньше, чем юношей. Эрос

же Афродиты небесной восходит к богине, которая причастна только к

мужскому началу, но никак не к женскому, - недаром это любовь к юношам.

Потому-то одержимые такой любовью обращаются к мужскому полу, отдавая

предпочтение тому, что сильней от природы и наделено большим умом. Но

любить надо не малолетних, а тех, у кого уже обнаружился разум, а разум

появляется обычно с первым пушком. Те, чья любовь началась в эту пору,

готовы никогда не разлучаться и жить вместе всю жизнь”.[5]

Образ физически развитой, героической личности совсем не случайно

становится ключевым в полисной культуре. Во-первых, фундамент греческой

цивилизации закладывался человеком-тружеником, творцом, способным к

интенсивному физическому труду. На труд благословляли боги. Деметра

даровала земледелие, Афина - культуру оливы, Гефест был искуснейшим

кузнецом. Позорна не бедность, а нежелание выбраться из неё, - убеждал

Перикл. Известно, Что изначально Древняя Греция не была земным раем. Но

этот засушливый, горный край, с каменистой почвой за несколько веков был

превращён в цветущую землю с красивейшими городами, развитой системой

хозяйствования. Наиболее почётным для свободнорожденного считался труд

ремесленника, корабела, земледельца, выращивающего оливы, виноград,

пшеницу. Качественно иной уровень преодоления был необходим и в

искусстве. Если в архаической культуре скульптуры создавали чаще всего

из дерева, то теперь требовалась рука, умеющая извлекать гармонию из

мрамора. И хотя различные грани трудовой деятельности в основном

изображались в вазописи, не получая воплощение в монументальных формах

искусства, где господствовал мир героических мифов, возвышенных

подвигов, то сам факт обращения к теме волевого начала, к личности,

преодолевающей сопротивление природы, имел вполне конкретный

общечеловеческий смысл для повседневной жизни древнего грека.

Во-вторых, культ физически крепкого тела и таких личностных

качеств, как мужество, решительность, внутренняя невозмутимость был

связан с тем, что греческие полисы вели постоянные ожесточённые войны.

Поэтому воспитание непоколебимых, бесстрашных, доблестных защитников

отечества, какими были Ахиллес, Диомед, Гектор являлось задачей

первостепенной важности. С этой целью проводились упорные тренировки в

гимнастических упражнениях, беге, борьбе, метании диска.

Организовывались олимпийские игры. Атлеты, победившие в соревнованиях,

считались любимцами богов и были окружены славой, почестями, становясь

моделями для художников, превращаясь в пенсионеров, то есть им

присуждалось право на бесплатный пожизненный обед. Наиболее строгой и

тщательно продуманной была система воспитания в Спарте. Будущие воины

приучались к купанию в ледяной воде, спали на подстилках из камышей,

участвовали в групповых драках, получали самое скромное питание. Каждые

десять дней молодые воины должны были показываться специальной комиссии.

Если обнаруживался лишний вес, то предписывалась строгая диета, более

интенсивные физические упражнения. Ради культивирования крепкого тела

разрешалось переступать через человеческие привязанности. Так, например,

с целью формирования более совершенной человеческой “породы” индивида

определялось время женитьбы, дни для зачатия ребёнка. Пожилой муж,

имеющий молодую жену, обязан был привести к ней крепкого юношу.

Доблестный и внешне привлекательный воин мог смело претендовать на

других жён.

(3.Значимость личностного восприятия.

Вместе с тем древнегреческая культура не была однородной,

монолитной по своему эстетическому мировосприятию. Уже в эпоху зрелой

классики не только в литературе, но и в других видах искусства

формируются альтернативные духовные ценности, усиливается процесс утраты

концепции героической красоты, универсальной целостности, завершённости,

божественной возвышенности. Более зримое воплощение получают лирические

чувства, окрашенные многоцветьем личностного восприятия. Образ человека

не исчерпывается пафосом бесстрашия, всесокрушающей воли, мифологической

энергии, ориентацией на общественно значимые поступки. Рождается

потребность в более чувственном, утончённом общении с миром. Так

возникает искусство Праксителя, сочетающее в себе элементы строгости,

чистоты, грациозности, рафинированности, лирического начала. Одна из

наиболее известных работ художника - Афродита Книдская, о которой Плиний

писал, что она не только выше всех произведений Праксителя, но и вообще

всех существующих в мире. Творческим дерзанием греческих скульпторов

создаются удивительно лиричные, величавые статуи: “Богиня с зайцем”,

“Орнита” Самосская, “Бегунья”, бронзовая статуэтка “Обнажённая девушка”.

Заметно стремление глубже постичь тайну женской красоты. Формируется

идеал внешне привлекательной девушки. Так, например, тонкие, плавно

изогнутые брови назывались бровями граций. Выпуклые глаза, широкий,

высокий лоб, толстые, короткие пальцы, плоские ноги, прерывающийся

ямочкой подбородок рассматривались как нарушение гармонии. Девушки

стремились максимально подчеркнуть свой стройный облик. Для этого

шнуровали грудь поверх туники, использовали другие средства,

препятствующие её развитию. На живот накладывали тонкую дощечку из

липового дерева.

Простоту, пластичность и живописность можно увидеть также и в

одежде древних греков. Над её покроем торжествует человек, она создаётся

множеством свободно лежащих драпировок, пересекающихся в различных

направлениях и меняющихся при малейшем движении человека. Они возникают

то в одном, то в другом месте и при всей простоте ткани не создают

впечатления однообразия, а придают человеку величественность и

грациозность. Такая одежда не создана для работы или совершения в ней

военных походов. Её главное предназначение даже не украшать. Складками

своих одежд греки старались подчеркнуть простоту форм тела и скрыть его

недостатки. Так, одежда жителей Древней Греции направлена на возвышение

человека, как олицетворения самого прекрасного.

Нарастающая тенденция в осмыслении различных граней красоты, в

углублении психологизма отразилась в заострённой драматической

экспрессии образов Скопаса. Художника уже интересует и влечёт красота не

статичная, неизменная, незыблемая, но всплеск порыва, который

господствует над ясным, устойчивым равновесием, выразительность поз и

жестов. В его работах, посвящённых Афродите, Аресу, Асклепию, Афине,

вакханкам, амазонкам - искусство теряет кристаллическую ясность,

незыблемую чистоту состояний, но зато приобретает динамическую силу

развития, отдавая преимущество таким человеческим проявлениям, как

страсть, экстаз, ярость.

В ещё большей степени новые художественные ориентиры воплотились в

творчестве Лисиппа, который также перестаёт рассматривать создание

образа совершенной личности как основную задачу искусства. Происходит

отход от идеализированного образа человека, возрастает интерес к

постижению разнообразных черт характера, к выразительному, уникальному.

Таковы статуи Апоксиамена, Гермеса, Геракла, мудреца Биаса, которые

глубоко индивидуальны, острохарактерны. Интересна в этом плане бронзовая

голова кулачного бойца. Здесь неизвестный художник стремился к передаче

индивидуального сходства, акцентируя внимание на воплощении грубой

физической силы, примитивности внутреннего мира, о чём свидетельствовали

низкий лоб, маленькие глаза. Внешняя непривлекательность становится

объектом эстетического осмысления.

В эллинистическую эпоху все средства художественного выражения

достигают своей максимальной выразительности. Самодовлеющую роль

начинает играть значимость эстетического эффекта, художественного

впечатления, которое искусство производит на зрителя. В мифологии

отыскивают наиболее захватывающие сюжеты. Обнажается надрывность

звучания человеческого бытия. Можно вспомнить группу “Фарнезского быка”,

где двое мужчин привязывают изящную женщину к рогам разъярённого дикого

животного. Обречённость жены фиванского царя Дирки, неизбежность

страшной казни - вот что привлекает автора этой скульптуры. Весьма

драматична ещё одна скульптурная группа: галл, не желающий сдаваться в

плен и убивший свою жену, а затем вонзивший меч себе в шею. Таким же

настроением безнадёжного отчаяния и ужаса проникнута знаменитая группа

Лаокоона с двумя сыновьями. Трагизм, не оставляющий человеку надежду на

победу.

Чрезвычайно популярными в эллинистическом искусстве становятся

изображения маленьких детей, стариков, старух и даже людей с физическими

недостатками (горбун, карлица). Одним из излюбленных образов остаётся

образ Афродиты. Однако сущностная интерпретация его по сравнению с

пониманием классических времён изменяется. Богиня любви и красоты, в

честь которой возводилось множество храмов, изображается миловидной,

кокетливой, жеманной, более плотской, утрачивая величавость и

недосягаемость олимпийского божества.

(4. Нравственное обоснование прекрасного.

В целом, различная трактовка красоты воплотилась в трёх моделях,

сущностные проявления которых будут неоднократно воспроизводиться в

последующих культурах, развиваясь и обогащаясь. Так, в дорийском типе

красоты очевидно стремление к утверждению героического проявления духа,

мужественности, рациональной ясности, что трансформировалось в

строгость, конструктивность, лаконичность, скупость в изобразительных

средствах. В ионийском типе гармонии материализовалось женственное,

лирическое, живописное начало, устремлённость к большей лёгкости,

выразительности, отразившееся в изобилии мелких декоративных деталей и

яркой окраске. Коринфская модель красоты тяготела к культу

чувственности, утончённости, пышности, помпезности форм, внешней

экспрессивности.

Необходимо сказать, что три основных типа художественного

мировосприятия затрагивали не только сферу искусства, а пронизывали все

грани жизнедеятельности античной культуры. Так, в эпоху Перикла,

ионийская модель красоты реализовалась и в повседневном бытии, когда

традиционные длинные туники стали заменять лёгкими прозрачными платьями

с вырезом на груди и бёдрах. Шёлк, парча и кисея сменили шерстяные и

льняные ткани. Возросло стремление к использованию разнообразных

украшений: браслетов, ожерелий, перстней. Особой популярностью

пользовались ароматические вещества. Усилился спрос на птиц с ярким,

красочным оперением. Ионийское начало отразилось даже на военно-

спортивной организации жизни. Вместо тяжело вооружённых воинов появились

легко вооружённые, более подвижные мобильные. В спортивных играх

наибольший интерес представляли выступающие не с силовыми видами, а

участвующие в скачках, езде на колесницах, что представляло более

богатое, динамичное, захватывающее зрелище.

Существует широко распространённая точка зрения, согласно которой

греческая культура являла собой прежде всего культ телесного

совершенства и духовная красота ещё не получала достойного признания.

Действительно, в греческих скульптурах лица героев имперсональны,

типизированы, внутренний мир кажется неразвитым, эмоционально

неразработанным, вне конкретных психологических черт. Даже изображая

человека в порыве движения, в состоянии сильно физического напряжения

античная скульптура внешне бесстрастна. Такова знаменитая статуя Мирона

“Дискобол”. Исключение составляет лишь искусство эллинистической эпохи.

“Нет ничего более безликого, чем греческое искусство. Невозможно даже

представить себе, чтобы Скопас и Лисипп изобразили самих себя... Никогда

ещё не было искусства, которое бы уделяло такое исключительное внимание

одной только ощупываемой глазом поверхности тел... Греки старательно

избегали всего, что могло бы придать голове выражение чего-то

внутреннего и духовного”.[6] Греческая классическая скульптура периода

расцвета, полагал Э.Неизвестный, это высочайший пример монологического

искусства. Эта скульптура изображает не человека, а только его плотское,

физическое, тварное бытие. Но ведь человек целостный - не только

высокоорганизованная плоть, но и сложные проблемы души. Монологический

скульптурный человек - прекрасный немой.[7]

Но как понять тайну “прекрасного немого”? Во-первых, можно

предположить, что бесстрастность, завершённость, замкнутость

классического искусства связаны с желанием упорядочить человеческие

ощущения, привести их к строгой, незыблемой форме с целью обретения

надёжной точки опоры и создания гармоничного мира, противостоящего

хаосу.

Во-вторых, античная культура в процессе своего существования

выработала ряд таких близких по смыслу понятий, как “эвтюмия”,

“атараксия”, “автаркия”, проливающих свет на специфику греческого

понимания красоты. Сущностная характеристика этих понятий означает

состояние душевного покоя, невозмутимости как высшей ценности бытия.

Путь к бесстрастному, безмятежному мировосприятию, к личностной

самодостаточности лежит через познание мира, преодоление страха,

освобождение от тревог. В духе этой внутренней невозмутимости,

незыблемости и формировалось античное понимание человеческой красоты,

которое воспринимается как “монологическое”. И возможно, именно в этом

смысле Периандр утверждал, что “безмолвие прекрасно”, а Ликофрон считал:

“При благородном происхождении красота незрима”.[8] Известный специалист

в области античного искусства Винкельман, обращая внимание на

скульптурную группу “Лаокоон”, размышлял о том, что Лаокоон испытывает

жесточайшие страдания, проистекающие из внешнего мира, но боль эта не

проявляется ни в лице, нив позе героя: он мужественно, стоически

переносит её. И подобно тому, как морская глубина вечно спокойна, как бы

не бушевала поверхность, так и воплощённое в греческих фигурах

обнаруживает, несмотря на все страсти, великую уравновешенную душу.[9]

Можно отметить и тот факт, что тела многих греческих статуй

необыкновенно одухотворены. Так, Роден написал об одной из античных

скульптур: “Этот юношеский торс без головы радостнее улыбается свету и

весне, чем могли бы это сделать глаза и губы”.[10]

В-третьих, пытаясь понять соотношение физической и духовной

красоты, необходимо иметь в виду, что в основе системы воспитания многих

полисов лежало понятие калокагатии, обозначающее гармонию внешних и

внутренних качеств, физических и духовных способностей. Древние греки

были убеждены, что, если ритм тела воспитывается атлетическими

упражнениями, то ритм души - поэзией, танцами, музыкой. Высшая цель

воспитания - сделать душу и тело музыкальными, подчинившись звучанию

мирового целого. Гармоничный человек должен ощущать верный ритм во всём

- в пении, игре, танцах, речи, жестах, мыслях, поступках.

Формирование духовно развитой личности было одним из наиболее

влиятельных направлений античной культуры. Многие философы

целенаправленно разрабатывали пути внутреннего совершенствования

человека. В иерархии общезначимых ценностей Пифагор первое место отводил

красоте, которая, по его мнению, открывается далеко не всем. Она

доступна только человеку, который одержал победу над страстями и ведёт

правильный образ жизни. Пифагор проповедовал чистоту не только телесную,

но и душевную. Чем нравственно чище человек, тем ближе к божеству.

Счастье понималось как спокойная совесть. С точки зрения

общечеловеческой духовности Пифагор критиковал мифологию, считая, что из

неё нельзя извлечь никаких нравственных выводов, так как боги, богини,

герои, нимфы очень часто целью своего бытия полагают животную

чувственность. Даже в мифе о Психее (душе) эта частица божества наделена

плотью пылкой и сладострастной женщины.

Сократ сущность человеческой жизни усматривал в возделывании души.

Истинные ценности не те, что связаны с вещами внешними, телесными, а с

внутренними сокровищами. Счастье проистекает не из тела или чего-то

внешнего, а из души. Гармония внутреннего мира приносит подлинное

счастье.

О нравственной чистоте граждан заботился и Платон. Он считал

вполне оправданным запретить изображать пороки, уродливые проявления

общественной жизни в искусстве. В “Пире” Платон устами Сократа описывает

ступени духовного подъёма: он начинается в ранней юности с восхищения

физической красотой отдельного человека, которая побуждает любящего

произносить благородные речи, затем истинный ученик Эрота обнаружит, что

красота одного тела сходна с красотой другого. Он возлюбит эту красоту

во всех, поймёт, что она у всех одинакова. В результате привязанность к

одному человеку ослабевает. Это, конечно, не означает, что он способен

на неразборчивые любовные связи с каждым встречным. Это означает, что в

человеке формируется чувство прекрасного. Теперь он способен замечать

красоту души и ценит её больше, чем красоту тела. Он видит красоту души,

даже если она пребывает не в столь цветущем теле. Эта та ступень на

которой Эрот становится воспитателем для другого и порождает речи,

которые делают юношей лучше. Он в состоянии оценить красоту поступков и

законов, увидит, что всё прекрасное родственно между собой. Процесс

обобщения видимой для каждого красоты отдельного тела в идею

“прекрасного” становится целью описания ступенчатого постижения Эрота.

Процесс этот завершается познанием красоты всех наук. Отныне любящий

освобождён от цепей любви, которыми он был прикован к отдельному

человеку, либо к отдельному избранному им виду деятельности. Он обращён

к “открытому морю красоты”, пока, наконец, пройдя через все ступени

познания, не узрит божественную красоту в чистом виде, освобождённую от

всех частностей.[11]

Платон противопоставляет “многим прекрасным наукам” единственное

знание, предмет которого - сама красота. Науки прекрасны не в том

смысле, в котором ещё недавно говорили о них. В понимании Платона, все

науки обладают собственной, особой красотой, своим значением и смыслом.

Однако познание красоты отдельных людей и предметов должно завершаться

познанием сущности прекрасного. Это звучит непривычно, если понимать

красоту лишь в обычном смысле. Но Платон предостерегает от такого

понимания прекрасного. Лишь постоянно созерцая вечную красоту, мы можем

сказать, что живём истинной жизнью, - так считает Платон. Речь идёт не

об отдельном моменте экстаза, испытываемом при виде прекрасного. Лишь

вся жизнь человека, направленная на эту цель, в состоянии удовлетворить

требованиям Платона. При этом, отнюдь не имеется в виду нескончаемое

пространство прекрасного, оторванное от действительности. “Самое

прекрасное” или “божественно прекрасное”, как его называет Платон, в его

понимании не отличается существенно от Блага, о котором он говорит.

Прекрасное и Благо - два тесно связанных между собой аспекта одной и той

же действительности. Их объединяет греческая языковая традиция,

называющая наивысшую добродетель человека “прекрасной и благостной”

(kalokagathia). В этом “прекрасном и благостном” усматривался высший

принцип человеческих желаний и поступков, последняя побудительная

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8