бесплатно рефераты
 

Жены Иоанна Грозного

Жены Иоанна Грозного

I

25 июля 1569 года на Красной площади в Москве с раннего утра кипела

работа. Еще накануне туда привезли целые штабели бревен, досок, несколько

железных котлов, груды ценен, крюков. Московские люди отлично знали

значение этих приготовлении: грозный царь Иоанн Васильевич не раз тешил

себя всенародными казнями и пытками, но никогда еще Москва не видела такой

массовой казни, которая, очевидно, готовилась в этот день.

Кто-то пустил слух, будто царь приказал опричникам хватать обывателей

на улицах и казнить поголовно всех, кто покажется, и Москва замерла. Только

на Красной площади стучали топоры и визжали пилы, да кое-где по опустевшим

улицам проезжали «верные слуги государевы», с метлами и собачьими головами

у седел.

Часам к восьми на площади выросло 18 широких виселиц. Среди них, у

Лобного места, возвышался костер, над которым висел огромный чугунный чан с

водой. Костер запылал, и скоро над чаном поднялись белые клубы пара. Среди

тишины, в которую погрузилась площадь, слышно было только потрескивание

горящих бревен и клокотание кипятка. Рабочие, окончив свое дело, поспешили

скрыться. На Красной площади остались лишь несколько опричников,

наблюдавших за приготовлениями к казни.

Ровно в одиннадцать часов за кремлевской стеной раздались звуки бубнов

и труб. Спасские ворота распахнулись и показалась длинная процессия.

Впереди, на белом копе, ехал сам царь Иоанн Васильевич. На нем был «малый

наряд», т. е. короткий парчовый кафтан, но на голове сверкал покрытый

золотой насечкой шлем. у пояса висела сабля, а в правой руке было зажато

длинное копье. За царем ехал его любимый сын Иоанн. Царевич был тоже в

«малом наряде» и, как царь, вооружен саблей и копьем. Кроме того, у его

седла болталась метла и собачья голова, потому что он считался главным

начальником опричнины.

За царевичем выехали сотни опричников, а за ними шли осужденные, которых

на этот раз было около 300 человек. Измученные пытками, они еле передвигали

ноги. На худых, зеленовато-бледных лицах застыло выражение страдания и

полного равнодушия ко всему, что происходит. Некоторые из них даже

останавливались, и тогда стража подгоняла их ударами бердышей. Это были

страдальцы, обвиненные в заговоре против грозного царя. После возвращения

из разгромленного Новгорода и Пскова Иоанну нужно было и в Москве устроить

что-либо выдающееся по жестокости. Скуратов, угадывающий желания своего

повелителя, поспешил «открыть» грандиозный заговор, во главе которого,

будто бы, стоял архиепископ Пимен. В результате московские застенки и

тюрьмы переполнились, начались массовые пытки г почти все, подвергавшиеся

допросу, были осуждены. Среди них были знатные бояре и даже такие любимцы

царя, как старший Басманов, князь Вяземский и другие.

Иоанн подъехал к Лобному месту и остановился. Он окинул взором пустую

площадь, нахмурился и громко, ни к кому не обращаясь, сказал:

— Собрать народ. Пусть все видят, как гибнут злодеи.

С криками «Гойда! Гойда!» опричники бросились врассыпную. По всем

улицам Москвы застучали конские копыта, удары бердышей о двери и ворота.

Обыватели, замирая от страха, не смели нарушить волю царя. Через полчаса

Красная площадь стала заполняться народом и скоро на ней собралась тысячная

толпа.

Царь, не проронивший до этого слова, повернул коня от Лобного места к

народу и, возвысив голос, сказал:

— Народ! Сейчас увидишь муки н казни. Гляди, но не бойся. Се я караю

изменников, умышлявших погубить меня и все мое царство. Ответствуй, прав ли

суд мой?

Опричники, окружавшие Иоанна плотным кольцом, громко закричали:

— Прав! Прав! Да живет многие лета Государь Великий! Да сгинут злодеи,

изменники.

Эти клики подхватила толпа, запрудившая Красную площадь.

Молчать в такие минуты было слишком рискованно.

Царь подал знак и началась страшная казнь. Осужденных не просто

убивали, а подвергали перед смертью мучениям, которые могла изобрести

только самая развращенная фантазия.

Начали с боярина-стольника Висковатого, который провинился тем, что не

согласился отдать свою шестнадцатилетнюю дочь в царский гарем. Боярина

повесили вверх ногами, облили ему голову кипятком, потом Малюта Скуратов

отрезал ему уши н нос, другие опричники медленно отрезали страдальцу обе

руки, и только после того, как достаточно насладился зрелищем

окровавленного, судорожно извивавшегося тела, палач привычным ударом

перерубил его пополам.

В этот момент на кремлевской стене раздался веселый смех, который

жутко пронесся над затихшей толпой. Те невольные зрители казни, которые

нашли в себе силы оторвать взор от окровавленных останков замученного

Висковатого, могли видеть, как среди зубцов стены сверкнули в солнечных

лучах женские кокошники.

Взглянул туда и царь. Он жестом подозвал к себе Малюту и тихо сказал

ему, кивнув по направлению к стене:

— Скажи, чтоб там тихо было. Соблазн больно срамной.

Малюта, привыкший понимать Иоанна с полуслова, поспешно направился к

Спасским воротам. В стене башни этих ворот до сих пор сохранилась железная

дверь, через которую по узкой каменной лестнице, на кремлевскую стену

поднялся грозный Скуратов. На вершине стены, за толстыми каменными зубцами,

тянулся широкий коридор, из которого через бойницы между зубцами,

открывался вид на город. Красная площадь видна отсюда вся как на ладони.

Здесь, припав к зубцам стены, стояли четыре женщины, одетые в

роскошные наряды. Они были настолько поглощены зрелищем казни, что даже не

заметили, как к ним приблизился царский посол. Малюта подошел к одной из

них, и хотя она стояла к нему спиной, отвесил ей поясной поклон. Это была

высокая, стройная красавица лет двадцати пяти. Услышав около себя шорох,

она обернулась. Ее лицо, несколько смуглое, покрылось румянцем при виде

Малюты, в больших глазах, опушенных длинными ресницами, сверкнул гневный

огонек, густые черные брови сдвинулись.

Что тебе нужно? — отрывисто спросила она.

Малюта еще раз поклонился и сказал:

— Государь Иван Васильевич послал меня, холопа своего, сказать тебе,

государыня, чтобы не смущала ты народ смехом своим и боярышень своих.

Красавица презрительно сжала губы.

— Скажи государю,— ответила она,— что я буду смеяться, когда мне весело;

не одному ему тешиться.

Скуратов опять поклонился и ушел. Спускаясь по лестнице, он бормотал:

— Ну и черт... не баба, а черт...

Эта красавица была вторая жена царя Иоанна, Мария. Она выросла среди

приволья гор, умела лихо скакать на коне, отличие владела оружием. Ее отец,

черкесский князь Темгрюк, был изумлен, когда ему сообщили, что московский

царь, много слышавший о красоте Марии, хочет выбрать ее себе в жены.

— Она ему шею свернет!—добродушно сказал он думному дьяку Шеину,

передавшему ему сватовство царя.

Шеи Мария Иоанну, конечно, не свернула, но сумела поставить себя так,

что венценосный муж исполнял все ее прихоти. На родине она с самого раннего

детства привыкла к вооруженным столкновениям, к диким необузданным

проявлениям мести, к крови. Когда она узнала, что предстоит торжественная

казнь нескольких сот человек на Красной площади, она улучила минуту и

упросила Иоанна позволить ей и трем ее любимым боярышням поглядеть на казнь

с кремлевской стены. Эта просьба в первое мгновение положительно ошеломила

царя. С тех пор, как стояла Москва, еще не было случая, чтобы женщины, хотя

бы и тайно, присутствовали на казнях или, вообще, принимали участие в

публичных зрелищах. Он пробовал отговорить ее, но она решительно заявила,

что наложит на себя руки, если ей не позволят быть на стене. Иоанн знал,

что Мария способна привести свою угрозу в исполнение. Она однажды доказала

ему это.

В первый год брака Мария потребовала, чтобы Иоанн сделал стольником ее

18-летнего брата, князя Петра Темгрюковича. Царь отказал, потому что князья

Темгрюковы до той поры никогда не ‘ занимали придворных должностей, и такое

назначение должно было вызвать недовольство среди приближенных государя.

— А не хочешь, государь, так я удавлюсь, — спокойно сказала Мария.

Иоанн рассмеялся. Но в ту же ночь в тереме царицы случилось

неслыханное событие: Марию вынули из петли, сделанной из длинного

полотенца. Царицу удалось спасти, но этот случай произвел на царя такое

сильное впечатление, что он уже не перечил своей экспансивной супруге. И

теперь, вопреки обычаям, он позволил ей пройти на стену, но с непременным

условием, чтобы никто не знал об этом.

Понятно, что смех, вырвавшийся у Марии в момент смерти Висковатого и

выдавший ее присутствие, озлобил Иоанна.

После ухода Скуратова царь отдал несколько отрывистых приказаний и

казнь продолжалась. Вначале Иоанн решил помиловать около сотни осужденных,

но теперь он обрек на смерть всех без исключения.

Людей обливали кипятком, резали на части, кололи, рубили, вешали.

Четыре часа длился этот ужас. Царь, разгоряченный видом крови, не утерпел и

сам проколол копьем трех приговоренных.

Наконец были замучены все. Опричники, залитые кровью, окружили Иоанна с

громкими криками «Гойда!». Царь был доволен. Он медленно объехал площадь,

покрытую изуродованными трупами. Вернувшись к Лобному месту, он весело

сказал Скуратову:

— Ну, Малюта, с крамольниками разделались. Теперь надо их вдов и сирот

уменьшить. Едем! За мной!

С этими словами царь поскакал прямо на толпу. За ним помчались

приближенные опричники. Люди, собравшиеся на площадь по приказанию царя, не

ожидали ничего подобного. Охваченные паническим ужасом, они бросались в

стороны, но мчавшаяся ватага безжалостно давила их. Когда царь скрылся за

поворотом улицы, за ним на площади осталась широкая дорога корчившихся на

земле искалеченных людей.

А с кремлевской стены опять несся веселый, серебристый смех.

Царь и царица веселились.

II

В обширных хоромах боярина Висковатого царило глубокое уныние. Все

знали, что происходит на Красной площади. Боярыня заболела от горя и лежала

в своей опочивальне. Около ее постели сидела вынянчившая ее старуха и

напрасно старалась как-нибудь утешить несчастную. Боярыня не двигалась,

молчала и упорно глядела в одну точку.

Дочь Висковатого, шестнадцатилетняя Наталья, сидела в своем тереме,

окруженная сенными девушками. Здесь всегда царило молодое веселье, лились

песни, звучал задорный смех, но с того дня, когда опричники схватили

боярина, и в этом тереме все стихло. Раздавался только осторожный шепот,

как у постели тяжелобольного, да слышались тяжелые вздохи и всхлипывания.

Одна из девушек начала было рассказывать какую-то сказку, но при

первых словах боярышня разрыдалась, и снова воцарилось тяжелое молчание.

Вся челядь пугливо жалась по углам и каморкам. Притихли даже шуты и шутихи,

всегда наполнявшие хоромы визгом, гамом и хохотом. Было около пяти часов

дня. В «стольной» палате, как обычно, слуги начали готовить стол для

вечерней трапезы. Вдруг на обширном дворе раздались какие-то дикие крики.

Слуги бросились к окнам и увидели нечто совсем необычное: у высокого

крыльца слезал с коня сам царь. Его почтительно поддерживал Скуратов. Весь

двор был наполнен конными и спешившимися опричниками, которые кричали,

громко смеялись и, ради забавы, избивали плетьми челядинцев, не успевших

вовремя скрыться. При виде этого зрелища, обещавшего мало хорошего, слуги

поспешили спрятаться по дальним углам.

Иоанн поднялся на крыльцо. Никто его не встречал. Он остановился,

бросил злорадный взгляд на окна хором и сказал, обращаясь к своим

опричникам:

— Видно, ошалели здесь все от радости, что мы к ним в гости пожаловали.

Никто и встретить не догадается. Придется нам самим двери открывать.

Несколько опричников бросились к тяжелой дубовой двери, она оказалась

на засове.

— Не хотят здесь своего царя видеть гостем,— с притворным смирением

сказал Иоанн.— Видно, лучше вертать обратно.

В это время дверь, поддаваясь ударам бердышей и натиску могучих плеч,

распахнулась. Царь, зловеще нахмурившись, переступил порог. За ним

последовала шумная ватага опричников.

Невозможно описать, что в это время делалось в женских теремах. Сенные

девушки отчаянно визжали и метались во все стороны, но спрятаться было

негде; для этого нужно было спуститься но лестнице и проскользнуть на

«черную половину» хором. А внизу гудели голоса полупьяной, озверелой толпы.

Среди этого смятения остались спокойными только два человека: жена и дочь

казненного Висковатого. Они обе в этот день потеряли самое дорогое, что у

них было на свете. Боярыня лишилась горячо любимого мужа, а ее дочь — отца

и, кроме того, жениха, молодого князя Оболенского, казненного вместе с

другими. Боярыня едва ли даже слышала шум ворвавшихся незваных гостей. Она

продолжала лежать в той же позе, с тем же неподвижным, безучастным

взглядом. Старуха-нянька причитала, всплескивала руками, ковыляла по

опочивальне, пробовала молиться.

Боярышня Наталья, не обращая внимания на зловещий гул опричников и

вопли сенных девушек, осталась сидеть. Ее глаза, покрасневшие от слез, были

сухи. Она чувствовала, что близится что-то ужасное, но после пережитого за

последние дни ей уже ничего не было страшно.

Иоанн вошел в первую, «сенную» палату и огляделся: там никого не было.

Его брови еще больше сдвинулись.

—А ну-ка,— сказал он,— пошарьте, нет ли в хоромах кого, кто проводил бы

нас к матушке-боярыне и к ее доченьке, девице красной.

Через минуту перед царем стояли два дрожащие от. страха челядинца,

вытащенные из потаенных закоулков. Стараясь говорить ласково, Иоанн

приказал слугам вести его к боярыне. Об ослушании, конечно, не могло быть

речи, и вся орда с царем во главе двинулась в боярскую опочивальню.

Услышав тяжелый топот нескольких десятков ног, вдова Висковатого

очнулась. Она приподнялась, села на своей постели и устремила свой взор на

дверь. В ней вдруг проснулась безумная надежда, что боярина помиловали и он

вернулся. Но почему с ним идут ратные люди? Почему звенят кольчуги,

почему...

Много вопросов еще мелькнуло в голове боярыни, но она даже не успела

определить их сознанием. Под ударом чьей-то ноги распахнулась резная дверь,

и на пороге появился царь Иоанн Васильевич. Боярыня ахнула. Она забыла, что

была в одной рубахе, что волосы ее не были прикрыты кикой и пышными русыми

волнами рассыпались по плечам, спускаясь до пояса. Наклонясь вперед,

опершись руками о колени, она глядела на Иоанна, как маленькая птичка

глядит на большую змею, зачаровавшую ее своим взглядом.

Иоанн остановился. Он не ожидал найти боярыню в постели.

Не растерялась только старуха-нянька. Она подошла к царю и прямо в лицо

крикнула ему:

— Душегуб! Мало тебе, что боярина сгубил, сюда пришел лютовать! Чего тебе

здесь надобно?

Может быть, Иоанн, неожиданно для себя попавший в опочивальню боярыни,

не дал бы волю своим кровавым инстинктам, но выходка старухи привела его в

ярость.

— Чего мне здесь нужно? — прохрипел он.— Сейчас узнаешь, старая ведьма.

Малюта! Повесь-ка ее вверх ногами, пока я с боярыней потолкую.

Опричники бросились на няньку, забили ей рот какой-то тряпкой и

повесили ее к притолоке.

Боярыня все молчала. Царь подошел к ней. В его глубоко запавших глазах

горел мрачный огонь, обещавший мало хорошего.

— Ну, матушка-боярыня,— заговорил он тем вкрадчивым голосом, которым

всегда начинал беседу с мысленно приговоренными им к пыткам и

смерти.—Милого дружка твоего на части разрезали, Не составить их опять

вместе. Выходит, что казна его теперь к нам, к государю перейти должна.

Затем мы к тебе и в гости пожаловали. Не откажи, боярыня, поведай нам, где

та казна хранится.

Боярыня молчала. Едва ли она даже слышала, что ей говорил Иоанн, Он

усмехнулся и обратился к Скуратову:

— А что, Малюта, у боярыни, кажись, язык к губам привязан? Не развязать

ли нам его?

Малюта привык понимать царя с полуслова; откуда-то явился горшок с

раскаленными углями, из-за поясов сверкнули ножи и началась пытка. Два часа

мучили несчастную боярыню, но не добились от нее ни слова. Появление

страшного царя так потрясло ее, что она впала в столбняк и, вероятно, даже

не чувствовала боли. Опричники, обозленные ее молчанием, ‘которое они

объяснили упорством, переусердствовали и замучили Висковатую до смерти.

Увидев перед собой труп, Иоанн сказал:

— Кряжистая была баба. Ну, обойдемся и без нее. У нас еще почка осталась.

Боярышня Наталья, между тем, несколько пришла в себя. Она послала одну

из сенных девушек вниз узнать, что значит этот шум. Через несколько секунд

девушка вбежала в терем с лицом, искаженным ужасом.

— Ахти нам,—крикнула она, задыхаясь.—Опричники к матушке-боярыне пошли. И

сам царь с ними.

В тереме поднялся визг. Девушки бросились прятаться. Одна Наталья

осталась безучастной. Несмотря на свою молодость, она знала, что означает

это посещение царя...

Прошло два часа. Боярышня все время неподвижно сидела в том же месте.

Снизу доносился смутный гул. Но вот гул начал расти, приближаться. На

лестнице раздались тяжелые шаги и через минуту в терем вошел Иоанн.

Очевидно, долгая пытка боярыни после массовой казни на Красной площади

пресытила его кровью. Глаза у царя потухли, на губах была утомленная, почти

ласковая улыбка.

— Здравствуй, пташка,— сказал он.

Наталья поднялась с кресла. Не отдавая себе отчета в том, что делает,

она подошла к Иоанну и со всего размаха ударила его кулаком по лицу. На нее

бросились сопровождавшие царя опричники и в одно мгновение скрутили ее

кушаками. Этот поступок ошеломил царя. Несколько секунд он помолчал. Все

чувствовали, что он придумывает боярышне род казни. Наконец, он хрипло

рассмеялся и сказал:

— Храбрая девка! Надо ее потешить. Ну-ка, царевич, покажи ей свою удаль

молодецкую. Ведь, чай, девку-то потешить можешь! А вы,— обратился он к

опричникам,— потешьтесь с другими девицами. Немало их тут, небось, по углам

попряталось. Я же посижу, отдохну маленько.

С этими словами Иоанн опустился в кресло. Опричники скоро разыскали

сенных девушек, царевич Иоанн бросился к Наталье, и здесь же, в тереме,

началась оргия...

III

С детства не знающий удержа, развращенный боярами, которых он потом

безжалостно казнил, Иоанн всю жизнь был жрецом разврата. История знает

только две недели, когда он вел сколько-нибудь человеческую жизнь. Это были

две недели его первого брака.

16 февраля 1546 года семнадцатилетний Иоанн Васильевич женился на

Анастасии Захарьиной. Род Захарьиных был не из знатных, но Анастасия

пленила царя своей красотой и, главное, своей мягкой женственностью. Иоанн

узнал женщин с тринадцатилетнего возраста. Бояре, стремясь отвлечь его от

дел правления, наперерыв устраивали ему любовные связи. Благодаря этому

царь менял своих любовниц чуть ли не каждый день. За четыре года бояре

сосватали ему несколько сот девушек. Конечно, это, по большой части, были

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6


ИНТЕРЕСНОЕ



© 2009 Все права защищены.