Варяг

тушить его без огласки, давая мне знать».

Дружное громогласное «Ура!» было ответом на речь командира. То же

самое происходило и на «Корейце». На обоих кораблях больные из лазарета

добровольно становились в строй, и никто из вольнонаемных — на «Варяге»

музыканты Эрнест Цейх, Владимир Антонов, буфетчик Федор Плахотин, на

«Корейце» кок Аким Криштофенко — не пожелали расстаться со своими

товарищами, хотя им предложили съехать на берег и укрыться в консульстве.

«С благоговением вспоминаю,— писал позднее врач М. Л. Банщиков, —

незабвенную картину общего громадного подъема духа. Казалось, нет преграды

этим преобразившимся людям».

В 11 ч 10 мин прозвучал сигнал: «Все наверх, с якоря сниматься».

Семафором дали команду «Корейцу». Через десять минут под звуки гимна

«Варяг» снялся с якоря и дал ход. «Кореец» следовал в кильватер. Команды

французского, английского и итальянского стационеров, построенные во фронт

и стоявшие по-вахтенно на своих кораблях, отдавали дань мужеству русских

моряков. «Мы салютовали этим героям, шедшим так гордо на верную смерть»,—

писал потом в донесении своему адмиралу командир «Паскаля». В ответ на

«Варяге» играли национальные гимны тех стран, представителями которых были

провожавшие его корабли. Но вот миновали итальянский крейсер — последний у

выхода с рейда; затихла вдали мелодия русского гимна, исполнявшегося

итальянцами в честь наших кораблей, лишь мерный гул машин нарушал глубокую.

тишину, воцарившуюся на палубе «Варяга».

«Много врагов – много чести»,- гласит извечное изречение. Если

следовать этому изречению, то нельзя не признать, что японцы оказали

русским кораблям исключительную честь. Против легкого крейсера и устарелой

канонерки они выставили три тактических соединения их Соединенного флота: 4-

й боевой отряд (четыре крейсера и авизо), 9-й отряд миноносцев из состава 2-

й эскадры, 14-й отряд миноносцев из состава 1-й эскадры, один крейсер

(«Чиода») из 6-го боевого отряда 3-й эскадры и, наконец, броненосный

крейсер «Асама» из 2-го боевого отряда 2-й эскадры. Один вид этой армады

должен был парализовать волю к сопротивлению. Присутствие «Асамы» делало

положение русских и вовсе безнадежным. Закованный в броню по ватерлинию, с

укрытыми за броней башен и казематов орудиями и их прислугой, он мог почти

безнаказанно расстреливать «Варяга», оставаясь для него практически

неуязвимым. Он один втрое превосходил «Варяга» по мощи бортового залпа, а

за одну минуту его орудия (если учесть их увеличенную скорострельность)

обеспечивали более чем четырехкратное превосходство в массе выброшенного

металла. Практически же оно становилось более чем 10-кратным из-за

неизбежного (вследствие выхода из строя повреждавшихся от своей стрельбы и

подбитых орудий) уменьшения скорострельности артиллерии «Варяга» в ходе

боя. Как видно из табл. 3, вся эскадра в минуту выпускала с борта в 9,1 раз

больше металла, чем русские корабли, а по массе взрывчатого вещества

превосходила их в 36 раз. С учетом же в 1,4 раза большей разрывной силы

японской взрывчатки (шимоза) это превосходство становилось более чем 50-

кратным. И это, — учитывая снаряды лишь калибром 75-мм и более.

Казалось, японцы предусмотрели все. Выставив в дозоре у входа в море

на конце 30-мильного фарватера авизо «Чихайя» и миноносец «Касасаги»,

расположившись на открытом плесе за островами в 10 милях от Чемульпо и

перекрыв русским кораблям возможность выхода из узкого фарватера, японский

адмирал не сомневался в сдаче противника перед лицом абсолютно безвыходного

положения.

Но «Варяг» не ответил на сигнал японского адмирала с предложением

сдаться, поднятый на «Наниве». Вместо ответа высоко в небе затрепетали на

стеньгах и гафеле овеянные двухвековой славой белые с голубым крестом

андреевские флаги, которые поднимались, согласно Морскому уставу, «в виду

неприятеля». В 11 ч 45 мин с дистанции 40—45 кабельтовых (около 7500—8000

м) прогремели первые выстрелы «Асамы» — ближайшего к русским корабля. Через

две минуты «Варяг» начинает пристрелку правым бортом. Огонь ведет старший

комендор Кузьма Хватков, пожелавший перед боем выписаться из лазарета

несмотря на болезнь и сделанную за два дня до боя операцию. С редким

мужеством и храбростью действовал он у своих орудий, ни на минуту не

прекращая огонь даже после того, как вся прислуга была перебита или ранена.

Один из первых японских снарядов разрушил верхний носовой мостик, перебил

фок-ванты и вызвал пожар в штурманской рубке. Взрывом оказалась уничтожена

дальномерная станция № 1, был убит определяющий расстояние младший штурман

мичман Алексей Нирод, вышли из строя все дальномерщики станции; в числе

убитых сигнальщиков — Гавриил Миронов. К тушению пожара в штурманской рубке

приступает боцман Тимофей Шлыков, не раз в течение боя подававший команде

пример храбрости, появлявшийся везде, где требовалось присутствие опытного

и спокойного руководителя.

Черный столб дыма на месте взрыва позволяет японским комендорам легко

корректировать стрельбу. «Варяг» ведет огонь по «Асаме» бронебойными

снарядами: пробив броню, они взрываются внутри корабля, не вызывая такого

внешнего эффекта, как японские; за их попаданиями трудно следить, и

результатов пока не видно. «Асама», главный противник «Варяга», превосходя

его по мощи бортового залпа, ведет усиленный огонь, отвлекая на себя

внимание и, позволяя остальным кораблям почти безнаказанно расстреливать

русский крейсер. Все чаще обрушиваются на «Варяг» японские снаряды. Под

полубаком уже подбито орудие № 3, выбыла из строя вся его прислуга.

Тяжелораненый плутонговый командир мичман П. И. Губонин, отказавшись идти

на перевязку, продолжает командовать оставшимися орудиями. Снаряд,

взорвавшийся на шканцах, в корме между шестидюймовыми орудиями № 8 и 9,

вывел их из строя, подбил одну 75-мм и две 47-мм пушки. Горит деревянный

настил палубы, пламя охватывает патроны с бездымным порохом, вспыхивает

деревянный вельбот № 1. Пожар очень опасен, ведь рядом элеваторы и люк

ручной подачи снарядов. Борьбой с огнем руководит мичман Н. И. Черниловский-

Сокол — ревизор корабля, а в бою — начальник палубного дивизиона. Он

бесстрашно появляется в самых опасных местах, ободряя команду, устраняя

заминки и действуя смело и решительно. Не раз отличились при тушении

пожаров фельдфебель Иван Золотов, квартирмейстер Николай Пузанов, хозяева

трюмных отсеков Федор Семенов, Иван Тренин, Павел Пастушок, минер Петр

Козлов, кочегар 2-й статьи Никита Оченьков и машинист 2-й статьи Михаил

Иванов, который, несмотря на ожоги, остался в палубном дивизионе и лишь

после боя пошел на перевязку.

Летят за борт шестидюймовые снаряды и гильзы с зарядами, мощные струи

шлангов сбивают пламя. Тушить пожар на шканцах и выбрасывать горящие

патроны помогают артиллерийский квартирмейстер Василий Карасев и комендор

Александр Будко. Тут же под огнем Василий Карасев принимается исправлять

повреждение в орудиях, подкачивает воздух в накатники 75-мм пушек.

Между тем японцы, пристрелявшись, обрушивают на «Варяг» всю мощь

сосредоточенного огня шести крейсеров. Их снаряды рвут небронированные

борта русского крейсера, разрываются при ударе о воду, обдавая корабль

фонтанами воды и градом смертоносных осколков. Стальной смерч носится над

палубой «Варяга», поражая комендоров у открытых орудий, пронизывая трубы,

шлюпки и вентиляторы. Каждый попавший снаряд уничтожает все в зоне своего

действия, оплавляет металл, поджигает дерево настилов, тучей раскаленных

осколков разлетается вокруг. До сотни впившихся в тело осколков

обнаруживают врачи у некоторых раненых, поступающих на перевязочные пункты.

Быстро, молча и сосредоточенно работают врачи — старший с фельдшером

Николаем Родиным в кормовом пункте, младший — с фельдшером Виктором

Какушинским — в носовом. Времени нет даже на расспросы. А раненых все ведут

и несут. Многие в тяжелом состоянии находят силы дойти без помощи

санитаров. «За весь бой я положительно не видел ни одного легкого случая»,—

вспоминал впоследствии М. Л. Банщиков. Действительно, лишь по возвращении

на рейд, когда бой кончился, стали приходить на перевязку легкораненые.

Жестокие раны приводят врачей в смятение, ибо они понимают — помощь

бессильна; четверо перевязанных в лазарете умирают к концу боя. А живые

торопят с перевязкой, доказывая, что они нужны наверху; иные забегают лишь

удостовериться, что рана не слишком опасна, и, не дожидаясь перевязки,

спешат обратно. Много хлопот доставляет теплая одежда на раненых,

замедляющая перевязки. Несмотря на большие запасы не хватает питьевой воды,

воды для промывания ран и мытья рук. Между тем огненные оранжево-зеленые

шары разрывов продолжают полыхать в свету люков, в адскую какофонию

сливаются гром выстрелов и грохот разрывов, через пробоины в верхней палубе

хлещет сверху вода — там тушат пожар; из-за дыма перевязки временами

приходится делать почти на ощупь. И тут же, в коридорах и в командном

помещении, беспомощные и беззащитные, прикорнув на рундуках, ожидают своей

очереди раненые. Но ни одной просьбы о переносе в безопасное место не

услышали от них врачи. Особенно трудно в носовом перевязочном пункте,

оказавшемся в зоне тяжких повреждений в самом начале боя. Прямо над

лазаретом, лишь палубой выше, разорвался снаряд, исковеркав смежное

помещение и вызвав пожар; другой угодил рядом в левый борт, проделав

громадную пробоину у ватерлинии. Но ни взрывы, ни пожары не могут отвлечь

от напряженной работы младшего врача М. Л. Банщикова. Именно его, а также

мичмана П. Н. Губо-нина и старшего офицера В. В. Степанова командир В. Ф.

Руднев назвал отличившимися в своем первом донесении после боя.

Отлично, с полным хладнокровием и знанием дела помогают врачам

фельдшеры и санитары, самостоятельно выполняя перевязки, распоряжаясь

размещением раненых. Виктор Какушинский, не раз побывав на верхней палубе,

без всякой помощи выносит на себе тяжелораненых, исполняет самые трудные

перевязки. Неутомимо действуют санитары Петр Сшивнов и Модест Владимиренко.

Личную храбрость и выдержку проявили носильщики раненых — вольнонаемные

музыканты Эрнест Цейх и Владимир Антонов, матросы Иван Скрылев, Иван

Стрекалов и Николай Попов, незамедлительно появляясь там, где требовались

их услуги. А работа им выпала исключительно трудная.

Германский военный историк капитан-лейтенант граф Ревентлов, разбирая

бой «Варяга», особенно подчеркивал все гибельные последствия полнейшей

незащищенности артиллерии и личного состава русского крейсера. Мощные

фугасные бомбы каждый раз легко находили себе новые и новые жертвы, иногда

не оставляя почти никаких следов погибших. Так, от мичмана Алексея Нирода

уже после боя нашли лишь руку с остатками дальномера. Каждый из множества

осколков, на которые разрывались японские снаряды, вызывал мучительные

ожоги ран. На теле одного матроса врачи насчитали более 120 таких ожогов.

Тот же Ревентлов приводит слова другого офицера: «Ошеломленная и испуганная

прислуга, механически заряжая орудия и выпуская снаряды, была вполне

предоставлена граду японских снарядов, осколки которых убивали, разрывали

на части и причиняли людям тяжелые раны. «Страшный грохот от грома своих и

неприятельских орудий и взрывов снарядов, не позволявший расслышать ни

слова, дополнял картину боя. В этих условиях, как бы самоотверженно ни

исполнял экипаж свои привычные обязанности, все же громадное нервное

напряжение не могло не сказываться на меткости стрельбы. Не приходится

говорить, насколько лучше чувствовали себя комендоры на «Асаме», где

артиллерия располагалась в бронированных башнях и казематах.

Командир английского стационера отмечал в своем донесении, что

«русские отвечали сильным огнем по японским судам, но их расстояния были

неточны». Но в этом не были повинны комендоры «Варяга» или дальномерщики. В

бою при Чемульпо впервые было обращено внимание на важный недостаток

тогдашних шестидюймовок Канэ, бывших на вооружении русского флота. У этих

орудий при стрельбе сильно садились подъемные механизмы, отчего происходило

«огромное разбрасывание выстрелов». Меткость огня значительно уменьшилась и

вследствие выхода из строя дальномеров. А их на корабле было всего два.

Оптических прицелов, как и вся русская эскадра, «Варяг» не имел вовсе.

И, тем не менее, русский моряк, признавал Ревентлов, показал в этом

бою, что он, как и его товарищи в сухопутных войсках, «умеет сражаться до

конца и, пока в состоянии двигаться, исполняет свои обязанности, как на

учении». Героями, прежде всего, были комендоры. Несмотря на ужасающие

разрушения и гибель товарищей вокруг, среди бушевавшего огня и разрывов

вражеских снарядов, ничем не защищенные, они ни на минуту не прекратили

стрельбы. Умело управлял огнем артиллерийский офицер «Варяга» лейтенант С.

В. Зарубаев, обходя под огнем орудия, проверяя прицелы, личным примером

показывая образцы выдержки и хладнокровия. Под градом осколков командовали

своими орудиями батарейный командир мичман А. Н. Шиллинг, командиры

плутонгов мичманы А. А. Лобода, В. А. Балк, П. Н. Губонин и Д. П. Эйлер.

Молодые офицеры с честью выдержали боевое крещение. Трое из них были

ранены, но остались на своих постах и отказались от перевязок, уступая

очередь тяжелораненым матросам. Мичман Губонин с разбитой коленной чашечкой

продолжал командовать, пока не потерял сознание.

Между тем ожесточение боя нарастало. С прежней неутомимостью действует

мичман Н. И. Черниловский-Сокол, обеспечивая бесперебойную подачу снарядов,

организуя тушение пожара в провизионном отделении, всюду поспевая и

счастливо, несмотря на растерзанный осколками мундир, избегая ранения. (Его

и лейтенанта С. В. Зарубаева в своем донесении наместнику командир

представит после боя к награждению орденом Святого Георгия.) Один из лучших

артиллерийских квартирмейстеров крейсера Михаил Ямшанов, вышедший из

лазарета перед боем, с исключительной выдержкой и хладнокровием действует в

своем носовом плутонге; матрос 1-й статьи Макар Калинкин, раненный в ногу,

возвращается на свой пост после перевязки и продолжает подавать патроны. Он

же участвует в тушении пожара на шканцах, своей храбростью и находчивостью

подавая пример молодым матросам. Несмотря на рану лица не покинул своего

поста на подаче снарядов и матрос 1-й статьи Варфоломей Макаровский. Он же

помогает тушить пожар на шканцах и несколько раз под огнем передает

донесения в боевую рубку от батарейного командира. Матрос 1-й статьи

Дорофей Мусатов встает к орудию, чтобы заменить убитого комендора и,

убедившись, что орудие подбито, переходит на помощь поредевшей прислуге

соседней действующей пушки. Когда взрывом 203-мм снаряда на баке убило всю

прислугу орудия № 2, оставшийся старший комендор Прокопий Клименко, сам

обожженный газами, продолжает один стрелять из своего орудия. На помощь к

нему спускается с разрушенного мостика чудом уцелевший сигнальный

квартирмейстер Василий Скрипниченко, и вдвоем они ведут огонь, пока орудие

не выходит из угла обстрела. Молодой комендор Конон Зиновьев,

малокалиберные пушки которого бездействовали из-за большой дистанции боя,

переходит к 152-мм орудию, где были убиты оба комендора, и начинает под

огнем исправлять орудие. Он же участвует в подъеме сбитого кормового флага.

Чудеса выдержки, и самообладания проявляют все комендоры крейсера,

оказавшиеся в самой гуще огненного смерча, бушевавшего на крейсере, и не

случайно прежде всего их, всех без исключения, старший офицер капитан 2-го

ранга В. В. Степанов назвал достойными Георгиевского креста в своем

донесении командиру после боя.

Тем временем число повреждений на «Варяге» быстро увеличивается,

непрерывно растут потери личного состава. Весь в огне кормовой мостик,

почти начисто снесен грот-марс, уничтожена дальномерная станция № 2. Молчат

уже несколько орудий, вспыхивает пожар в рундуках броневой палубы. В 12 ч

05 мин «Варяг» был на траверзе острова Иодольми в 8 милях от Чемульпо. Путь

в море по-прежнему преграждала японская эскадра. Желая на время выйти из

зоны огня и ввести в действие не стрелявшие орудия левого борта, командир

решает повернуть вправо, на сближение с противником. Несмотря на адский

огонь, большие потери и уже ощутимый крен сдержанна и деловита обстановка в

боевой рубке. Спокоен командир В. Ф. Руднев, лаконичны доклады старшего

офицера об очередном потушенном пожаре, немногословен штурман Е. А. Беренс,

как на учениях, действуют рулевые и сигнальщики. Отряд управляется: ни на

минуту не забывают на «Варяге» о «Корейце», и, как и положено при

совместном плавании, отдан приказ оповестить канонерку о повороте. Каким-то

чудом на искореженном мостике сигнальщики ухитряются обнаружить еще не

сгоревшие фалы и среди дыма и пламени разрывов над крейсером взвивается

бело-красное полотнище сигнального флага П («Покой»), означающего

«держаться правее, поворачиваю вправо». Руль уже положен на борт на 20°, и

в этот момент два крупных снаряда почти одновременно поражают корабль.

Взрывом одного перебита труба с рулевыми приводами, другой снаряд

разрывается у фок-мачты. Осколками, влетевшими в проход у боевой рубки,

ранен командир Руднев, замертво упали стоявшие рядом с ним штаб-горнист

Николаи Нагле и барабанщик Даниил Корнеев; убиты еще четверо. Никто из

раненых в рубке не пожелал идти на перевязку; квартирмейстер Тихон Чибисов,

ординарец командира, отказался его покинуть, а рулевой старшина Григорий

Снегирев скрыл свое ранение, по-прежнему оставаясь у штурвала. Но корабль

не слушался руля — привод перебит. Немедленно следует распоряжение старшего

штурмана лейтенанта Е. А. Беренса — перейти на ручное управление. Григорий

Снегирев спускается в центральный пост и до конца боя остается здесь на

передаче у переговорных труб в кормовое рулевое отделение. А там, в корме,

боцман Тимофей Шлыков, бывший рулевой квартирмейстер крейсера, руководит

наладкой ручного управления. Ему помогают рулевые Яков Гавриков, Михаил

Лобин и машинист Афанасий Бортников. По-прежнему рвутся снаряды, ранен М.

Лобин, но матросы действуют быстро и сноровисто.

В тревожном ожидании штурман Е. А. Беренс — уже совсем близко камни и

отмели Иодольми. Но вот налажено управление, хотя корабль на сильном

течении плохо слушается руля. Команды в румпельное отделение заглушаются

громом выстрелов, приходится подправлять поворот машинами, а затем дать и

полный задний ход, чтобы развернуться у острова. Казалось, корабль коснулся

отмели.

Расстояние до противника сокращается до 28—30 кабельтовых (5000—5566

м), его огонь усиливается, а попадания учащаются. Корабль в это время

получает самые тяжелые повреждения. Снарядом крупного калибра пробита корма

с левого борта: в подводную пробоину хлынула вода и затопила угольные ямы

третьей кочегарки. Через люки, из которых брали уголь, вода стала

подступать к котлам. Корабль спасают кочегарные квартирмейстеры Иван

Журавлев и Эраст Жигарев: не растерявшись, они сумели задраить горловины.

Снаружи под огнем неприятеля заводится пластырь. Работой руководит

вездесущий старший офицер В. В. Степанов, с ним — старший боцман Андрей

Харьковский, фельдфебель Павел Семенов и квартирмейстер Федор Бессчетнов.

Трюмный механик Я. С. Солдатов, участвовавший и в тушении пожаров, и в

заделке пробоин, немедленно пускает в ход водоотливные средства.

В 12 ч 20 мин сдвинулся с места котел № 21, в 12 ч 25 мин показалась

течь в угольной яме № 10, а через пять минут в угольной яме№12. Вспыхивают

новые пожары: в огне офицерский отсек, горят мука в провизионном отделении

и коечные сетки на шкафуте. И снова здесь мичман Н. И. Черниловский-сокол;

вместе с матросами пожар в офицерском отделении тушат фельдфебель Павел

Семенов и квартирмейстер Федор Бессчетнов, уже вернувшиеся с заделки

пробоины.

С перебитыми фалами падает кормовой флаг, но сигнальщики Иван Медведев

и Илья Казарцев (раненный при этом) немедленно достают новый. Флаг

поднимает часовой флага боцманмат Петр Оленин. Одежда на нем порвана,

приклад винтовки раздроблен, но сам. он цел и даже не ранен.

ОТЛИЧНО действовал бою и "Кореец" Держась на расстоянии 200-250 м от

крейсера и маневрируя почти все время на полном ходу, канонерская лодка по

мере уменьшения расстояния до противника с грозной методичностью и в меру

скорострельности своих старых орудий посылала на «Асаму» и «Такачихо» 88-

килограммовые фугасные снаряды из правого 203-мм орудия, вводя при каждой

возможности в действие и кормовую 152-мм пушку. Ветеран Сибирской флотилии,

избороздивший за долгую службу на Дальнем Востоке все прибрежные моря,

«Кореец», в отличие от «Варяга», вступал в сражение, уже имея серьезный

боевой опыт, приобретенный летом 1900 г. под огнем расстреливавших его

почти в упор орудий китайских фортов Таку. За проявленную доблесть в этом

бою экипаж был отмечен георгиевскими наградами и пожалованным кораблю

серебряным сигнальным рожком с Георгиевской лентой. Достойным славы экипажа

был и новый офицерский состав лодки во главе с бывшим командиром миноносца

«Властный» (на нем до назначения на «Варяг» служил и Е. А. Беренс)

капитаном 2-го ранга Г. П. Беляевым. Четкие и решительные команды

раздавались под огнем врага с открытого командирского мостика (боевой рубки

на канонерке не было), готовый ко всем случайностям боя и ликвидации,

грозящих кораблю повреждений стоял рядом с командиром его ближайший

помощник — старший офицер капитан 2-го ранга А. Н. Засухин. Здесь же, не

реагируя на грохот стрельбы и свистящие вокруг осколки, внимательно следя

за курсом и предупреждая об Опасных отмелях при маневрировании, находился

старший штурман мичман П. А. Бирилев. «С полным самообладанием», как писал

в своем донесении Г. П. Беляев, действовал артиллерийский офицер и

батарейный командир лейтенант П. Г. Степанов, обеспечивая меткость стрельбы

и безотказность орудий и установок; бесперебойной подачей снарядов и

требовавших особой деликатности картузных зарядов руководил ревизор корабля

мичман В. В. Бойсман, хладнокровно распоряжался огнем орудий своего

кормового плутонга мичман А. М. Бутлеров. Минный офицер лейтенант А. И.

Левитский, чьи подготовленные к бою торпеды оставались в бездействии из-за

большого расстояния до противника, заведовал на верхней палубе стрелковой

партией, готовой к участию в отражении торпедной атаки маячивших неподалеку

миноносцев. Безотказно, несмотря на свой изрядный возраст, действовали

главные машины и котлы корабля под управлением старшего механика И. Л.

Франка. Машинисты и кочегары уверенно обеспечивали полную скорость, почти

сравняв частоту вращения винта (110 об/мин) с достигнутой когда-то на

испытаниях (112 об/мин).

Спокойно вел корабль среди отмелей стоявший на штурвале рулевой

квартирмейстер Егор Софронов, точные расстояния до противника давал

сигнальный квартирмейстер Захар Вандокуров, как всегда вездесущий, следил

за порядком правая рука старшего офицера боцман Яков Софронов. Размеренно и

четко, хладнокровно наводя и тщательно прицеливаясь, вел огонь из 203-мм

орудия старший комендор георгиевский кавалер Платон Диких, не уступали ему

в действиях старший комендор Герасим Морозов и Степан Тюшняков, «примерно

исполнял свои обязанности и следил за точным исполнением приказаний

батарейного командира» артиллерийский квартирмейстер Николай Ваганов.

Прикрывая поворот «Варяга», на палубе которого полыхало два сильных

пожара, «Кореец» около острова Иодольми развивает особенно сильный огонь,

введя в действие сразу оба 203-мм орудия. Их тяжелые снаряды вызывают пожар

на четвертом корабле в строю японских крейсеров, на глазах всех тонет

подбитый миноносец. Кипит море от разрывов и вокруг «Корейца», но прямых

попаданий нет и лишь одним осколком пробит борт в носу выше ватерлинии.

Постепенно по мере поворота включаются в дуэль еще не стрелявшие

орудия левого борта «Варяга». Всю свою ярость ожидания под огнем врага

вкладывают комендоры в выстрелы по врагу, бесперебойно действует система

электрической подачи, позволяя прислуге даже принимать в погреба не

стреляющего борта беседки с пустыми гильзами. А вот и результат — взрыв на

крейсере «Асама» свидетельствует о новом попадании. Ветер раздувает пожар

на его кормовом мостике, «Асама» временно прекращает огонь, а его кормовая

башня бездействует уже до конца боя. Удачный выстрел принадлежал старшему

комендору Федору Елизарову, хозяину только что вступившего в бой 152-мм

орудия №12.

Увидев сигнал «Варяга» о повороте, командир Г. Г.П. Беляев, чтобы не

оказаться в створе (на одной линии) с «Варягом» по отношению к японцам и

не дать им возможности вести по кораблям сосредоточенный продольный огонь,

описывает циркуляцию в противоположную сторону, отвлекая огонь на себя.

Прикрывая отход израненного, но не побежденного «Варяга», он продолжает

отстреливаться из левого 203-мм орудия, а затем из кормового 152-мм.

В 12 ч 45 мин на подходе к рейду бой прекратился. Выпустив по врагу в

общей сложности 1105 снарядов, из них 425 шестидюймовых, «Варяг» в 13 ч 15

мин отдал якорь на том месте, откуда снялся лишь два часа назад.

В архиве семьи Банщиковых в Ленинграде сохранилась фотография

«Варяга», сделанная, по-видимому, в первые минуты после возвращения его на

рейд. Снимок сделан с правого, менее поврежденного борта, когда бой шел еще

на дальней дистанции. Но и он раскрывает множество подробностей, полных

глубокого смысла. Уже спущены боевые стеньговые флаги, поднимаемые,

согласно Морскому уставу, лишь «в виду неприятеля», по якорному положению,

как и полагается при хорошо налаженной службе, развевается на баке гюйс, но

еще трепещет на гафеле иссеченный осколками походный андреевский флаг, а

под ним с полуразрушенного грот-марса уже налаживают тросовые беседки для

спуска раненых. До половины погрузившись в воду, повис на цепи, вероятно,

сорвавшийся с перебитых походных креплений якорь, может быть его отдачу

задержали в ожидании дальнейших действий, а возможно — поврежден брашпиль

или заклинена цепь. В походном положении выровнены вышедшие из строя парные

орудия на полубаке, принявшие на себя останки мичмана А. М. Нирода, до

предела прижато к срезу борта носовое орудие под полубаком (№ 3),

стрелявшее вплоть до поворота у острова Иодольми прямо по курсу вместе с

верхними орудиями (№ 1 и № 2); на корму развернуто, очевидно, действовавшее

при отходе и еще не остывшее от жаркого боя второе орудие под полубаком (№

5), и у всех этих орудий, включая и переднее 75-мм, по-боевому (чего нельзя

встретить ни на одном снимке «Варяга») откинуты ставни походных портов для

обеспечения предельных углов обстрела. Под ними, из-под поднятой крышки,

высматривает цель бортовой торпедный аппарат, а на корме у неповрежденного

и до предела развернутого на корму в сторону врага орудия № 8 замер по-

боевому чудом сохранившийся расчет. Все говорит о готовности «Варяга»

продолжать бой. С первого взгляда даже кажется, что корабль не так уж

сильно и пострадал: на фалах фок-мачты уцелел остановившийся на полпути

черный шар, вровень друг с другом, сигнализируя о положении «прямо руль»,

застыли на грот-мачте конусы рулевого указателя, на своих местах остались

прожекторы и даже компасы.

Но если вглядеться в снимок внимательнее, то можно заметить, что рядом

с компасом рваными лохмотьями по леерам вокруг обгоревшей ходовой рубки

свисают остатки парусинового обвеса и зловещим провалом зияет настил

правого крыла мостика, на котором погибли мичман А. М. Нирод и почти все

дальномерщики станции № 1. Нельзя не увидеть и вспоротую обшивку кожуха

третьей дымовой трубы, просвечивающие пробоины вентиляционной трубы у грот-

мачты, оспины пробоин в борту корабля и остовы не пригодных для

использования шлюпок и парового катера. Даже вознесшиеся высоко в небо брам-

реи беспомощно перекосились, потеряв свои перебитые оттяжки, а

накренившиеся вместе с корпусом мачты говорят о подводных пробоинах

крейсера. Невосполнимыми были потери личного состава: из расписанных по

боевым постам на верхней палубе 252 человек строевой команды выбыло до 45%.

Уцелели под броневой палубой машины и котлы, за броневыми кожухами

сохранились элеваторы подачи и далеко еще не исчерпаны были погреба

боеприпасов, но что это значило при катастрофических потерях артиллерии и

ее прислуги!

На верхней палубе у машинного люка — собрался военный совет. Он был

недолгим, так как все понимали: на боевых постах невосполнимая убыль,

повреждения неисправимы, корабль небоеспособен и продолжение боя приведет

лишь к бесполезной гибели оставшихся людей и крейсера, без нанесения вреда

противнику. Выход один — корабль уничтожить, а команды по договоренности с

командирами стационеров разместить на их кораблях.

От бортов «Варяга» и «Корейца» одна за другой отходят шлюпки —

началась перевозка раненых, а затем и команд кораблей. Поручни трапов на

«Варяге» сбиты, и раненых по живой цепи на руках передают вниз на шлюпки.

Для тяжелораненых с «Паскаля» прислали самый большой барказ с настланными

поперек досками, покрытыми брезентом. Но никакие предосторожности не могут

спасти обреченных — Кирилл Зрелов, комендор с грот-марса, и сигнальщик

Гавриил Миронов, пораженный взрывом того же снаряда, который убил мичмана

Нирода и его дальномерщиков, умерли по пути на «Паскаль».

Около четырех часов пополудни мощный взрыв потряс рейд — это в крюйт-

камере уже покинутого командой «Корейца» сработал фальшфейер. Корпус

канонерки разорвало на несколько частей, взлетели на воздух орудия, их

платформы, мачты, прожекторы. От взрыва «Варяга» пришлось отказаться по

просьбе иностранных командиров, опасавшихся за безопасность своих кораблей

на тесном рейде. На крейсере открыли вое клапаны и кингстоны, и командир В.

Ф. Руднев, лично убедившись, что корабль пуст, последним покинул его на

ожидавшем у борта катере Виктора Сэнеса.

Оседая кормой, «Варяг» с развевающимся андреевским флагом начал сильно

крениться на левый борт, в то время как на его юте занимался пожар. Изредка

слышались взрывы — это огонь подбирался к оставшимся на палубе патронам.

Издали, не решаясь подойти, следили за агонией русского крейсера, высланные

в разведку японские крейсер и миноносец. В 18 ч 10 мин «Варяг» лег на борт,

ушел в воду простреленный андреевский флаг, взметнулись к небу теперь

безмолвные жерла орудий, и ледяная вода сомкнулась над «Варягом».

СПАСАТЕЛЬНЫЕ РАБОТЫ В ЧЕМУЛЬПО

К обследованию «Варяга» с целью скорейшего его подъема японцы

приступили почти тотчас же после гибели крейсера, не стесняясь присутствием

на рейде иностранных стационеров. Корабль лежал с креном 90°, углубившись

левым бортом в жидкий ил. В периоды отливов, когда борт крейсера обнажался

над водой на четыре метра, японцы снимали с него шлюпбалки, кран-балки и

шлюпки. В апреле и мае с помощью водолазов сняли часть орудий, в июне

срезали мачты, трубы и вентиляторы, а с середины июля начали работы по

выравниванию корабля на грунте. С помощью землесосов из-под корпуса корабля

удалили большую массу песка и ила, и корабль лег днищем в образовавшуюся

котловину, его крен уменьшился на 25°. Освободив крейсер от угля, японцы

заделали пробоины и стали готовиться к подъему корабля с постановкой на

ровный киль.

Узнав об этом от германского адмирала Притвица, побывавшего в

Чемульпо, адмирал Е. И. Алексеев в «весьма секретной» телеграмме из Харбина

сообщал управляющему Морским министерством, что было бы крайне важно

помешать японцам поднять корабль, и предлагал взорвать «Варяг».

Были ли сделаны какие-либо попытки в этом направлении — неизвестно, но

дело у японцев застопорилось. Несмотря на мощные помпы, откачивающие до

4000 м3/ч воды, и одновременную подачу воздуха через шланги, корабль не

трогался с места. В сентябре за счет новых мощных помп, доставленных из

Сасебо, суммарную подачу отливных средств довели до 9000 м3/ч, но и это не

помогло, а начавшиеся зимние штормы заставили прекратить все работы.

В течение зимы заказали еще три помпы подачей по 3600 м3/ч, а в апреле

1905 г. приступили к сооружению на палубе корабля громадного поплавка,

который при откачивании из него воды должен был оторвать корабль от грунта.

Для этого борта корабля надстроили стенкой высотой 6,1 м и закрыли крышей.

Все сооружение потребовало 1000 м3 дерева. В середине мая, закончив

постройку стенки на правом, обнажающемся в отлив, борту, возобновили

промывку грунта под корпусом. Через месяц крен корабля уменьшился до 3°.

Через 40 дней поплавок был готов. Пробную откачку воды произвели 27 июля, а

8 августа, когда прилив скрыл весь поплавок под водой, пустили в действие

все помпы, и корпус корабля, оторвавшись от грунта, всплыл на поверхность.

На плаву заделали оставшиеся пробоины, откачали воду и немедленно стали

готовить корабль к переходу в Японию. В эти дни до 300 человек день и ночь

работали на корабле. Свыше. 1 млн. йен стоил японцам один только подъем

«Варяга», который 23 октября в сопровождении японского транспорта своим

ходом вышел из Чемульпо в Сасебо.

Более 10 лет под названием «Сойя» провел в японском флоте

многострадальный корабль, прежде чем на нем вновь поднялся андреевский

флаг.

Литература:

Костенко В.П. на «Орле» в Цусиме. Л., Судпромгиз, 1955;

Порт-Артур (Воспоминания участников). Нью-Йорк, изд-во им. Чехова,

1955;

Руднев Н.В. Командир легендарного крейсера. Тула, 1960;

Флот в первой мировой войне. Т.1. действия русского флота. М.,

Воениздат, 1964;

Мельников Р.М. Крейсер «Варяг». Л., изд-во «Судостроение», 1975

Государственная Морская Академия

имени адмирала С.О.Макарова

Факультет Военного Обучения

Реферат на тему:

Выполнил: к-т Бондалетов С.Ю.

631 уч. Взвод

Санкт-Петербург

1999

Страницы: 1, 2, 3