Роль кочевников в истории Древней Месопотамии по данным первоисточников

Далеко не ясен вопрос о том, насколько культурные традиции приморских

государств и “восточнолувийских” княжеств в Северной Сирии близки традициям

арамейских завоевателей. Месопотамия, особенно Вавилония, по-видимому,

потеряла способность подчинять своей культуре завоевателей, которые не

находились с ней в непосредственном контакте. Соседние цивилизации стали

делать надписи и составлять административные акты на собственных языках и

применять свою систему письменности; глина как материал для письма исчезла

за пределами Месопотамии, за исключением Элама и (на короткое время)

Урарту. Аккадский язык и письмо в это время явно пошли на убыль по

сравнению с их повсеместным распространением в амарнский период.

«Ассирия, самый опасный враг арамеев, вряд ли могла оказывать на них

влияние. Значительная часть арамеев просочилась в Верхнюю Сирию и районы,

расположенные вдоль Евфрата, где города-государства и мелкие царства,

находившиеся под постоянной угрозой агрессии со стороны Ассирии, стали

легкой добычей пришельцев. Здесь, естественно, шла ассимиляция, принимавшая

довольно разнообразные формы. Хотя ассирийские цари после многовековых

кровопролитных войн снова сумели проложить путь к Средиземноморью через

“арамейский барьер”, господство арамейского языка, начавшееся вскоре после

вторжения арамеев в Месопотамию, осталось непоколебленным на всем древнем

Ближнем Востоке. Арамейское алфавитное письмо чернилами на пергаменте, коже

и каком-то материале, сходном с папирусом, медленно, но неотвратимо

вытесняло старую (клинописную) традицию письма в центральной части

Месопотамии. Роль арамеев в Месопотамии трудно оценить однозначно. С одной

стороны, с их приходом была связана растущая дезурбанизация периферийных

районов за пределами старых больших городов, что привело к образованию цепи

племенных государств у самых ворот таких городов, как Вавилон, Урук,

Ниппур, Ур и Борсиппа; с другой стороны, арамеи выступили за Вавилонию в ее

борьбе против притязаний Ассирии на гегемонию и вели вполне успешно

освободительную борьбу, которая завершилась воцарением династии халдеев при

Набопаласаре и его сыне Навуходоносоре II, обеспечив Вавилонии последний,

кратковременный триумф — власть над всем древним Ближним Востоком» [2, с.

49].

Наконец, говоря о семитах в Месопотамии, следует отметить, что контакты

с арабами пустынь до их вторжения в Месопотамию и соседние районы в VII в.

н. э. были в основном незначительны и меркнут на фоне непрекращавшейся

экспансии Новоассирийской империи. Вполне вероятно (хотя это и не может

быть документально подтверждено), что арабы, а не только набатеи принимали

участие в международных торговых связях, простиравшихся от Медины и Петры

через Тадмор (Пальмиру) и Дамаск до Воло-гезии в Южной Вавилонии, в

основном совпадая со старыми, торговыми путями, соединявшими Средиземное

море с Персидским заливом.

Среди чужеземных народов, которые двигались через Месопотамию или

проникали в нее как завоеватели, наиболее важны группы, говорившие на

хурритских языка, так как их традиции были достаточно сильны, чтобы

противостоять влиянию аккадского языка, а также — в точно неизвестной, но

значительной степени — влиянию месопотамской цивилизации. Присутствие этих

групп засвидетельствовано на всей территории Месопотамии; характерные для

них собственные имена встречаются в текстах по крайней мере с конца III

тысячелетия до н. э.

«По неизвестным причинам хурриты стали играть значительную политическую

и культурную роль в восточной части Месопотамии, наиболее важная фаза

развития, которой скрыта от нас из-за отсутствия документов, относящихся ко

времени, которое называют “Темный период”. Но следы хурритской политической

власти, хурритских учреждений, их языка и искусства, относящиеся ко времени

до и главным образом после “Темного периода”, в изобилии имеются повсюду —

от Мари, долин Загра и Армении вплоть до Анатолии и побережья Средиземного

моря. Хурритское влияние на ассирийский вариант месопотамской цивилизации

было, по-видимому, особенно сильным. Установить степень хурритского и

других, нехурритских влияний на Ассирию весьма трудно потому, что после

“Темного периода” определенные круги в Ассирии стремились в религии,

общественной жизни и даже в языке подражать вавилонским образцам» [2, с.

50].

Совершенно иными были отношения, развивавшиеся между горцами-касситами и

вавилонянами. Касситские правители занимали вавилонский трон около пятисот

лет, хотя свои имена они сохраняли примерно с 1700 по 1230 г. до н. э.

Оценить широту и. глубину их влияния на месопотамскую цивилизацию в целом

несколько затруднительно, главным образом из-за отсутствия документальных

данных. Касситы весьма последовательно принимали существующие способы

выражения и формы поведения в частной, официальной и религиозной жизни. Они

пошли даже дальше (как делают обычно неофиты или пришельцы, приобщившиеся к

более высокой цивилизации), заняв подчеркнуто консервативные позиции, по

крайней мере в придворных кругах. Прекрасной иллюстрацией могут служить

царские надписи касситского периода, которые своей намеренной сжатостью

напоминают традиционный стиль эпохи, предшествовавшей династии Хаммурапи.

Слегка драматизированный, выспренний стиль надписей времен I Вавилонской

династии был упразднен вкупе с большинством (если не со всеми)

осуществленных в тот период социальных преобразований, не говоря уже о

политических идеях. В то же время гораздо больше внимания обращалось на

поддержание письменной традиции, и, прежде всего, на сохранение

существующего корпуса литературных и ученых текстов. Все, что осталось от

касситского языка, — это личные имена, имена богов, фрагмент словаря и

некоторое количество технических терминов.

Эламиты, чье политическое влияние ощущалось на юге Месопотамии (особенно

в периоды кризисов и отсутствия правительственного контроля), в целом не

оказали существенного воздействия на Месопотамию. Месопотамская цивилизация

решительным образом затмила эламскую, выросшую из местных корней. Об их

взаимосвязи, так же как и об отношениях месопотамской и хеттской

цивилизаций, мы будем говорить в следующем разделе этой главы. Хетты, по

имеющимся сведениям, лишь один раз вторглись в Месопотамию; во время

короткого набега они дошли до Вавилона (ок. 1600 г. до н. э.).

Наконец, следует упомянуть кутиев, о вторжении которых в Южную

Месопотамию и о кратковременном правлении там известно из шумерских

источников. Между прочим, это единственный случай, когда в клинописных

текстах с нескрываемой враждебностью сообщается о победе над интервентами;

похожую ненависть, пожалуй, испытывали египтяне к гиксосам. Короткий

перечень царских имен, отдельные слова, рассеянные по текстам, — вот и все,

что дошло до нас от языка кутиев.

«Для полноты картины остается сказать о немногочисленных греческих

транслитерациях аккадских и шумерских слов и фраз, обнаруженных на глиняных

табличках; греческие буквы на них были процарапаны. Возможно, внимание

Греции к клинописным текстам и увядающей цивилизации Месопотамии нашло

выражение в греческих сочинениях, составленных при дворе Селевкидов. Если

это так, то их интерес, вероятно, был гораздо меньшим, чем к египетской

культуре при дворе Птолемеев. Сохранившиеся греческие источники

свидетельствуют о весьма умеренном интересе к Месопотамии. Не следует,

однако, забывать, что неблагоприятная почва Нижней Месопотамии привела к

гибели всех пергаментов и папирусов; этим, возможно, объясняется

немногочисленность источников по древней истории Месопотамии, сохранившихся

от эпохи Селевкидов» [2, с. 51].

В следующих главах нашей курсовой работы попытаемся рассмотреть период

завоевания амореями городов Нижней Месопотамии. Так как этот период

является одним из решающих в истории государств Месапотамии.

Список использованной литературы

1. История Древнего Востока: Зарождение древнейших классовых обществ и

первые очаги рабовладельческих цивилизаций./Под ред. И. М. Дьяконова.

В 2 т. - М.: Наука, 1983. – Т. 1. - с. 534.

2. Оппенхейм А. Древняя Месопотамия. – М.: Наука, 1990. – 319 с.

2. Завоевание городов Нижней Месопотамии западными семитами (амореями)

До недавних пор историческая полоса, наступившая в Двуречье после

падения III династии Ура, называлась «периодом Иссина и Ларсы» или «I

Старовавилонским периодом» («II Промежуточным, периодом», по Д. О.

Эдцарду); а с момента, когда оба царства — Иссин и Ларса — перешли под

власть Хаммурапи вавилонского, историки начинали «II (или собственно)

Старовавилонский период», длившийся до падения дома Хаммурапи. Сравнительно

недавно выяснилось, что Иссин и Ларса не были, как предполагалось раньше,

царствами, основанными одновременно на развалинах государства III династии

Ура: царство Ларсы было создано позднее. Более того, как оказалось, все

историко-экономические и историко-культурные признаки, считавшиеся

характерными для I Старовавилонского периода, возникли уже только после

основания царства Ларсы и других аморейских царств. Поэтому мы и отнесли

время падения царства Ура и возвышения царства Иссина к периоду «первых

деспотий в Двуречье» как его завершающий этап, а время от возникновения

царства Ларсы, за которым всего через одно поколение последовало и

возникновение царства Вавилона, к новому, Старовавилонскому периоду истории

Двуречья.

Источники для этого периода те же, что и для предшествующего, только

теперь «датировочные формулы» составляются обычно по событиям не текущего,

а предшествовавшего года и в нашем распоряжении имеется гораздо больше

частноправовых документов и писем и меньше учетных документов царских и

храмовых хозяйств, которые в этот период снова обособились друг от друга.

Конечно, играет роль и случайность археологических находок: от одних

городов клинописных плиток дошло много, от других — мало; один семейный

архив представлен хорошо, другой — совсем не представлен (а у большинства

семей и вообще не велось документов); к тому же и археологи более

интересуются храмами и дворцами, а городские кварталы либо остаются

нераскопанными, либо уничтожаются при земляных работах неосведомленными

местными жителями.

Царство Ларсы возникло при довольно необычных обстоятельствах. Позже в

официальные списки царей династии этого города включались Напланум,

современник падения III династии Ура, и его потомки, предшественники

Гунгунума (Эмицум, Самиум и Забайя), однако Напланум, Эмицум и Самиум не

оставили никаких следов в Ларсе, хотя нам известно, что именно Самиума, а

не царя Иссина того времени признавали правителем в Лагаше. Но, очевидно,

это объясняется тем, что Напланум и его род были вождями пастухов-амореев,

базировавшихся на водные ресурсы «нома» Лагаш и других восточных районов

Двуречья, а не тем, что они действительно были царями Лагаша или Ларсы. Еще

Ишме-Даган иссинский (1953—1935 гг. до н. э.) строил в Уре, а попасть в

«ном» Ура, минуя Ларсу, иссинцы никак не могли. Впрочем, есть косвенные

данные о том, что власть Ишме-Дагана, по крайней мере номинально,

признавалась и в Лагаше: это означало бы, что амореи Юго-Восточного

Двуречья (вероятно, племя амнанум), окруженные владениями Иссина от Дера на

севере до Ура на юге, вынуждены были признать верховенство Ишме-Дагана над

собой хотя бы на словах, так что их вожди стали как бы иссинскими

представителями или наместниками в тех краях. Но тогда не было бы ничего

невероятного и в том, что такие вожди жили не в шатрах посреди разоренной

равнины, а устроили себе резиденцию на иссинской территории в городских

условиях маленькой Ларсы. Действительно, уже Забайя, нося лишь титул вождя

амореев, а не царя, вел храмовое строительство в этом городе.

Приход к власти в Ларсе Гунгунума, брата Забайи, не носил характера

восстания против Иссина и отпадения от него. Гунгунум (1932— 1906 гг. до н.

э.) действительно пользовался собственными «датировочными формулами» вместо

формул Иссина или по крайней мере был первым из властителей Ларсы, чьи

«датировочные формулы» включались и позже в официальные списки. Мало того,

он вел активную культовую деятельность в Ларсе и активную военную политику:

известны его походы против Башими (Мишиме) и далекого Анчана в Эламе в 1931

и 1929 гг. до н. э. Однако, как фактический властитель лагашского «нома»,

он мог предпринимать такие походы, быть может и не выходя из-под

номинального верховенства Иссина. Дочь Ишме-Дагана, некая Эн-Анатума,

оставалась верховной жрицей-энтум в Уре, хотя и посвящала надписи «за жизнь

(т. е. «во здравие») Гунгунума», а не «за жизнь» своего (единокровного?)

брата Липит-Иштара, царя Иссина. Еще в 1930 г. в урских храмах строил Липит-

Иштар, и, по-видимому, даже и позже здесь велись большие работы по

повелению непосредственно жрицы Эн-Анатумы. Но в 1925 г. до н. э., т. е.

незадолго до смерти Липит-Иштара, Гунгунум уже решился не только сам начать

храмовое строительство в Уре, но и назвать по этому строительству свою

следующую «датировочную формулу».

В 1924 г. до н. э. в Иссине умер (или был изгнан амореями?) Липит-

Иштар. На престол взошел некто Ур-Нинурта, называвший себя «сыном Ишкура»

(бога грозы и бури), скорее всего не родственник бывшего царя; около этого

же времени Гунгунум, видимо, уже отважился принять титул «царь Шумера и

Аккада». При этом он, очевидно, все же стремился создать видимость

законного преемства власти, и когда в 1921 г. до н. э. умерла Эн-Анатума,

на ее место Гунгунум возвел не свою дочь, а дочь покойного Липит-Иштара, Эн-

Нинсунзй, предназначенную для этого еще при жизни своего родителя

специальным обрядом «избрания жребием» (с помощью гадания по жертвенному

козленку?). Гунгунуму удалось сохранить и с новым иссинским царем Ур-

Нинуртой столь добрые отношения, что тот в эти же годы мог посылать через

власти Ларсы посвятительные дары в храм уже фактически потерянного им Ура.

Видимо, Ур-Нинурта хотел иметь в усилившейся Ларсе союзника. Может быть, он

и Гунгунум уже и были союзниками по низвержению Липит-Иштара?

Большинство «датировочных формул» Гунгунума начиная с 1932 г. говорит

о культовых и храмостроительных мероприятиях в Ларсе, а позже — также о

прорытии новых каналов и сооружении укреплений. В 1915 г. Гунгунум разорил

Малгиум на Тигре, близ устья реки Диялы; еще по крайней мере в 1917 г. и,

возможно, позже он продолжал властвовать в Эламе (в Сузах) и в 1911 г.—в

Лагаше. При Гунгунуме царство Ларсы возобновило через Ур активную торговлю

с Индией, правда теперь уже не непосредственно с Мелахой, а через

перевалочный пункт в Тельмуне (Дильмуне), первые контакты с которым были

налажены еще при ранних царях Иссина.

Что касается иссинского Ур-Нинурты (1923—1896 гг. до н. э.), то он

какое-то время еще владел Уруком (чуть выше Ларсы по Евфрату), но нет

никаких данных о том, чтобы его власть распространялась за пределы «нома»

Иссин дальше Ниппура. Известно, что он освободил царско-храмовых людей

Ниппура от долговой недоимок по сбору-налогу гун. При нем в Ниппуре

состоялся громкий процесс: дело шло об убийстве, о котором знала жена

убитого, но не донесла на убийцу. Все виновные были казнены; протокол этого

процесса переписывался в школах как учебное пособие; может быть, дело

сохраняло значение прецедента? Как мы увидим, законы с течением времени

становились все суровее и все реже суды и законодатели шли на материальное

возмещение за преступление, вместо того вводя калечащие наказания и казни.

Сила царства Ларсы значительно возросла при сыне Гунгунума — Абисарихи

(1905—1895 гг. до н. э.); войска его разбили войско Ур-Нинурты в 1898 г., и

граница Ларсы придвинулась по Итурунгалю вплотную к Ниппуру. Деятельность

по рытью и улучшению каналов в царстве Ларсы усердно продолжалась. Впервые

от Абисарихи до нас дошло уже довольно значительное количество хозяйственно-

учетных и частноправовых документов из Ларсы, Ура и Лагаша.

Между тем по примеру рода Гунгунума и другие вожди пастушеских племен

начинают предпринимать попытки стать аккадскими царями. Переломными были

годы после 1900 г. до н. э.: в 1898 г. возникла война между Ларсой и

Иссином, в 1896—1895 гг. почти одновременно умерли Ур-Нинурта и Абисарихи,

и, как обычно, бурные дни смены правителей ознаменовались мятежами,

набегами и военными походами. Преемник Ур-Нинурты на престоле Иссина Бур-

Син II на короткое время захватил в свои руки Ларсу, но успехи его были

сведены на нет действиями пастушеских племен в северных «номах».

Не нужно думать, будто племена западных семитов (амореев) в

Месопотамии образовывали какое-то единство. Напротив, так называемые амореи

разделялись на множество совершенно независимых друг от друга и

родственных, но нередко и враждовавших племен. На реке Хабур обитала одна

часть племени идамарац, на среднем Евфрате пасли своих овец среди прочих

бини-сим'ала, ханейцы ('анейцы) и бини-ямина, причем их ответвления под

особыми названиями держались также и гораздо южнее; так, между Евфратом и

Тигром в Южном Двуречье кочевали племена амнанум, яхрурум, рабабум, а может

быть, и ряд других, и в то же время они составляли часть бини-ямина и

ханейцев. Часть племени амнанум пасла скот даже далеко на юге страны,

возможно в степи Ан-эдена, между Уруком и Уммой, а севернее их, в

Центральном Двуречье (восточное и западнее Ниппура?), держалось племя

нумхум; пастбища же вдоль Тигра и за Тигром были заняты ниже долины Диялы

племенами мутиябаль и ямутбала, а выше Диялы, до гряды Джебель-Хамрин, —

второй частью племени идамарац. Термин «амореи» теперь к ним всем обычно

более не применялся, это стало, как мы уже отмечали, скорее обозначением

наемников (воинов и др.) на царской службе, а также жителей далекой Сирии,

куда тянулись родственные связи месопотамских овцеводческих племен. Сами же

племена теперь чаще называли сутиями — по-видимому, по имени Сутума

(библейского Шета, или Сифа, сына первочеловека Адама), легендарного предка-

эпонима всех или большинства западносемитских степных племен — не только в

Месопотамии, но и в Сирии, вплоть до границ Палестины и Аравии. Впрочем,

одна определенная группа сутийских племен, в которую входили амнанум,

яхрурум, нумхум и др., продолжала называть себя «амореями» в собственном

смысле, хотя одновременно и считала себя ветвью ханейцев.

Все эти скотоводческие племена еще, разумеется, нельзя считать

кочевыми: не имея ни верблюда, ни лошади, они не могли в то время

откочевывать далее чем на один-два перехода от воды, но они не

образовывали, конечно, и постоянных территориальных общин — ни городских,

ни сельских, хотя всем им требовались постоянные места для водопоя и

подсобных посевов, и потому они при необходимости довольно легко совсем

оседали на земле. Обычно их группы были связаны помимо общего производства

лишь кровным патриархальным родством; каждый человек хранил в памяти

пространные генеалогии своих родичей и предков, так что, например, еще не

Страницы: 1, 2, 3, 4