Рабовладение у восточных славян VIII-Х вв.

Рабовладение у восточных славян VIII-Х вв.

РАБОВЛАДЕНИЕ У ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН VIII-Х вв.

Важную информацию о рабстве в восточнославянском обществе VIII-Х вв.

поставляют арабские писатели, из чьих сведений явствует, что рабы у

восточных славян - это недавние пленники, добываемые в воинах. По известиям

Гардизи, венгры нападают на славян, рассматривая их как потенциальных

рабов. Славяне смотрели на венгров теми же глазами. Следствием взаимных

набегов у них, согласно Марвази, было «много рабов». Свидетельство о

большом количестве рабов у славян содержится и в сочинении Гардизи.

Комментируя эти сообщения арабов, А.П.Новосельцев писал: «У славян в какой-

то форме существовало рабство... Об источнике рабов говорит ал-Марвази.

Этим источником были внешние войны, в результате которых не только славяне

становились добычей венгров (и русов) и продавались затем в Византию,

Булгар и Хазарию, но и сами, захватывая пленников, обращали их в рабов. Кто

и как пользовался трудом рабов, какое место занимал их труд в славянском

обществе - на этот вопрос наш источник ответа, к сожалению, не дает".

Последние слова комментатора обусловлены, по всей видимости, его

уверенностью в том, что труд рабов

у славян находил применение и поэтому занимал в славянском обществе

определенное место. Но это - факт далеко не очевидный.

Сообщения о рабстве у восточных славян арабские писатели дополняют

рассказами о рабах у русов, принадлежащих, несомненно, к славянскому

этносу. Ибн Русте говорит о русах: «Они храбры и мужественны, и если

нападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожат его полностью.

Побежденных истребляют и[ли] обращают в рабство». Ибн Русте называет, в

частности, тех, на кого нападают русы. Это - славяне: «Они нападают на

славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен...».

О том же повествует и Гардизи, по которому русы «постоянно нападают на

кораблях на славян, захватывают славян, обращают в рабов...». Осмысливая

приведенные свидетельства, А.П.Новосельцев пишет: «Заслуживают

внимательного изучения данные о взаимоотношениях русов и славян. Последние

служат объектом нападения русов и источником рабов... Очевидно, под этими

славянами следует понимать соседние русам славянские племена, им еще не

подчиненные».

Нередко пленения, производимые восточными славянами, преследовали цель

захвата в плен женщин и детей, как это бывало и прежде. Так ал-Масуди

извещает о том, что во время похода русов на Каспий (909-910 гг.), «они

проливали кровь, захватывали женщин и детей, грабили имущество, снаряжали

отряды для набегов уничтожали и жгли [дома]». Хазарские мусульмане,

охваченные жаждой мести, говорили потом о русах, что те "совершили

нападение на области наших братьев мусульман, пролили их кровь и увели в

плен жен и детей". Точно также поступили русы, овладев богатейшим городом

Закавказья Бердаа, разорили его и «угнали женщин, юношей и девушек, сколько

хотели».

Итак, сведения, извлеченные из восточных источников со всей ясностью

показывают, что в VIII-Х вв. основную массу рабов у восточных славян по-

старому составляли иноземцы, приведенные удачливыми славянскими воинами из

ближних и дальних стран в качестве пленников. Можно с уверенностью сказать,

что именно в котле войн вываривалось главным образом восточнославянское

рабство. Однако по сравнению с «антской эпохой» в рабовладении указанного

периода наметились и некоторые перемены: если раньше обычное право

запрещало обращение в рабство соплеменников, то теперь появились первые и

едва заметные ростки рабской неволи на местной почве. В рабов стали

обращать за преступления и нарушение нравственных норм. Некоторый свет

здесь проливают все те же арабские писатели.

По Гардизи, славяне, «если схватят вора, забирают его имущество, а его

самого затем отсылают на окраину страны и там наказывают». Примечательно,

что это известие идет вслед за сообщением о рабах у славян, в чем

улавливается их тематическая связь. О наказании вора читаем и у Ибн Русте:

«Если поймает царь в стране своей вора, то либо приказывает его удушить,

либо отдает под надзор одного из правителей на окраинах своих владений».

В рассказах Ибн Русте и Гардизи проглядывает нечто похожее на «поток и

разграбление», когда человек, совершивший «разбой» или «татьбу», обращался

в рабство. По словам одного из исследователей первобытного права, «виновный

в разбое подвергался потоку или разграблению, т. е. лишению всякой

правоспособности временно или вечно, лишению мира, при котором все

имущество преступника отбиралось, сам он изгонялся, мог даже быть отданным

князем в холопство». В записи Ибн Русте есть одна многозначительная деталь:

славянский «царь» приказывает удушить преступника. Воровство,

следовательно, влекло утрату виновным права на жизнь. Тем вероятнее потеря

им права на свободу и переход в рабское состояние.

Сообщения Гардизи и Ибн Русте позволяют высказать догадку о начавшемся

среди восточных славян обособлении рабов от массы свободных, т. е. о

формировании группы людей, образующих отдельную от других членов общества

социальную категорию, живущую по предписанным властями правилам и законам.

Но это новообразование еще не вошло органически в общественную ткань и

потому, вероятно, концентрация туземных рабских элементов происходит на

окраинах восточнославянских земель, а не в гуще свободного населения -

знак, лишний раз указывающий на внешнее изначальное происхождение рабства в

восточнославянском обществе. Именно так, по нашему мнению, надо понимать

факт отправки славянским «царем» обращенного в рабство преступника на

периферию своих владений под надзор тамошних правителей. Общество,

следовательно, допуская в особых случаях порабощение соплеменников, вместе

с тем отторгает подобное порабощение, локализуя его носителей в пограничье

с внешним миром. К этому надо добавить, что люди, совершившие преступление

и обращенные за то в рабство, переходили в Распоряжение и, если можно

сказать, под юрисдикцию «Царя» или его доверенных «мужей», занятых в сфере

Управления обществом.

Тут мы наблюдаем зарождение в восточнославянском обществе государственных

форм зависимости, когда в общественное подчинение государству,

олицетворяемому верховным правителем, поступают социальные элементы,

выпавшие из сферы действия традиционных правовых норм и оказавшиеся

вследствие того под покровом нового, так называемого «княжого права».

Конечно это были самые первые, чуть заметные ростки отношений, которые в

эпоху Киевской Руси разовьются в целую систему.

Арабские авторы упоминают еще один внутренний источник рабства у восточных

славян, связанный с нарушением нравственных устоев общежития. Гардизи

говорит, что славянин, когда берет себе жену, то «делает ее женой», если

она окажется девственницей, «если же нет, то продает ее...». К сожалению,

Гардизи не уточняет, кому продавалась женщина, потерявшая невинность до

замужества: своим или чужим покупателям. Однако сам характер повествования

(описание внутреннего уклада жизни славян) склоняет к мысли, что у него

речь идет о женоторговле среди аборигенов, а значит, - о рабстве. Но в

отличие от обращения в рабство за воровство, служившего источником

формирования государственных рабов у восточных славян, наказание невесты,

скрывшей от жениха и его родичей свою девичью неполноценность, являлось

средством развития частного рабовладения. Стало быть, различный характер

нарушения завещанных предками обычаев влек за собой в восточнославянском

обществе и возникновение различных форм рабства: государственного и

частного.

Если высказанные нами предположения верны, то мы получаем свидетельства о

появлении у восточных славян VIII- X вв. отдельных прослоек рабов,

несколько изменивших архаический колорит общественной жизни восточного

славянства.

Не следует преувеличивать социальную роль этих новых явлений, а также

выискивать источники «внутреннего рабства» там, где их нет. Между тем,

А.А.Зимин считает, что Ибн Фадлан «упоминал о случаях, когда жена и дети

бежавшего предводителя обращались в рабство». Надо заметить, что А.А.Зимин

не учитывает одну существенную деталь: Ибн Фадлан свидетельствовал не о

славянских, а о хазарских военных «предводителях» и «заместителе» кагана,

которых, «если они обратятся в бегство, приведут их [самих] и приведут их

жен и их детей и дарят их другим в их присутствии, в то время как они

смотрят [на это], и точно так же [дарят] лошадей, и их [домашние] вещи и их

оружие, и их дворы [усадьбы], а иногда он [царь] разрежет каждого из них на

два куска и разопнет их, а иногда повесит их за шеи на деревьях. Иногда же,

если окажет им милость, то сделает их конюхами».

Стараясь найти следы порабощения восточными славянами своих соплеменников,

А. А. Зимин обращается к Гардизи, писавшему о русах следующее: «И там (у

них) находится много людей из славян, которые служат (как рабы?) им

(русам), пока не избавятся от зависимости (рабства?)...». Гардизи, как

видим, не поясняет, в каком качестве славяне «служат» русам: рабов или

нерабов. Недаром переводчик сопровождает интерполированные им в источник

слова «рабы», «рабство» знаком вопроса. Положим все же, что славяне служили

русам, будучи рабами. Но и тогда нельзя воспринимать сообщение Гардизи как

свидетельство о порабощении, соплеменников. Хотя русы и славяне Гардизи

относились к одному славянскому этносу, но то были разные племена, жившие

самостоятельной и обособленной жизнью. Поэтому славяне-рабы у русов - тоже

самое, что, скажем, анты-рабы у склавинов, или склавины - рабы у антов.

Иначе, это рабы внешнего происхождения, попавшие в полон и обращенные в

рабство на стороне, т. е. за пределами своего родного племени.

Этим, однако, не ограничивается информация, которую исследователь может

почерпнуть в цитированном тексте Гардизи. И тут наше внимание привлекает

известие о том, что русам служит «много людей из славян». Отсюда можно, по

крайней мере, сделать два вывода:

1) войны внутри восточнославянского мира, сопровождаемые полонами с

вытекающим из них рабством, стали довольно распространенным явлением и 2)

наиболее типичной фигурой раба-пленника у восточных славян становится свой

же собрат по славянскому этносу, тогда как ранее им был чужеземец из

неславян.

Немалый интерес для историка представляет и указание Гардизи на то, что

славяне служат русам, «пока не избавятся от зависимости». Трудно сказать,

посредством чего «избавлялись» славяне «от зависимости». Легче догадаться о

срочности их «службы». Из рассказа Гардизи можно заключить, что старый

порядок. делающий рабство временным, продолжал в какой-то мере (быть может,

в урезанном виде) действовать и в обществе восточных славян VIII-IX вв.

Отмечая определенные сдвиги в развитии восточно-славянского рабовладения,

произошедшие на протяжении VIII-IX столетий и выразившиеся в усилении

славянского элемента среди рабов, появлении едва различимых зачатков

внутреннего рабства и малоприметном первоначальном складывании отделенной

от свободного люда социальной категории рабов, мы должны еще уяснить, имели

ли место перемены в использовании невольников.

Ранее, как мы знаем пленники-рабы служили славянам важным средством

обогащения, источником которого были выкупы, мощным потоком поступавшие

из Византии. Торговля рабами не играла тогда сколько-нибудь существенной

роли. В VIII-IX вв. соотношение выкупов за пленных и торговли рабами

начинает меняться в сторону увеличения последней. Применительно же к IX

в. можно утверждать, что работорговля в восточнославянском обществе

превратилась в заурядное дело, потеснив заметно выкупную систему. Нельзя,

конечно, недооценивать значение выкупных платежей. Достаточно сказать, что

в русско-византийском договоре 911 года вопросу о взаимном выкупе пленных

уделено серьезное внимание. И все-таки торговля рабами-пленниками

выходит, пожалуй, на первое место, что, разумеется, было вызвано

соответствующими причинами, главная из которых состояла, на наш взгляд, в

особенностях военно-политических отношений между восточнославянскими

племенами рассматриваемого времени и в обусловленном этими особенностями

изменении этнического состава «полоняников», удерживаемых в рабстве

восточными славянами.

На VIII-начало X в. падает все возрастающая племенная консолидация

восточного славянства, стимулируемая ростом населения, миграционными

процессами, усиливающейся внешней опасностью и другими факторами. Эта

консолидация «овеществлялась» в союзных организациях различных уровней.

Первоначальной формой был союз родственных племен. Затем племенные союзы

соединялись в союзы союзов, или суперсоюзы. Создание межплеменных

объединений являлось отнюдь не простым занятием. Оно протекало во

взаимной борьбе и соперничестве племен за лидерство, что нередко выливалось

в ожесточенные войны и конфликты, сопровождавшиеся многочисленными

полонами. Эти полоны, помимо истребления боеспособного населения и

разорения земли врага, производились с целью ослабления соперника. В

результате удачливые племена, господствующие в племенных союзах,

накапливали большое количество пленников-рабов, использование которых

внутри племени-завоевателя наталкивалось на некоторые серьезные и

непреодолимые затруднения. Во-первых, не было условий для более или менее

широкого применения рабского труда в производстве. Во-вторых концентрация

на территории победившего племени представителей соперничающих или

враждебных племен была весьма опасна. Поэтому надо было убрать их

подальше. Удобным каналом, по которому уходил на сторону этот «горючий

материал», явилась внешняя торговля.

Итак, конкретно-исторические реалии восточнославянской истории VIII-начала

X в., выразившиеся в сложных военно-политических процессах, связанных с

образованием межплеменных союзов, вызвали два существенных изменения в

сфере местного рабства: славянизацию рабского состава и расширяющуюся

продажу пленных.

Раб-пленник превращается в привычный предмет торговли. А.А.Зимин

придерживается иного взгляда, полагая, что относительно даже IX в.

«источники не дают нам основания для подобного утверждения». Историк

считает, что еще в IX в. славяне «принимают участие в работорговле только в

качестве "страдательного" элемента, как объект продажи, товар-добыча,

захваченная чужеземцами». Среди прочих восточных писателей он цитирует

Ибн Русте, чтобы подкрепить свою мысль. А.А.Зимин пишет: «В книге

"Драгоценные ценности" (30-е годы X в.) Ибн Русте использовал источники

второй четверти IX в. Поэтому он еще отмечал патриархальное отношение к

рабам, существовавшее у русов. "Когда они нападают на другой народ, то не

отстают, пока не уничтожат его всего. Женщинами побежденных сами

пользуются, а мужчин обращают в рабство", причем "с рабами обращаются

хорошо". Здесь бросается в глаза сходство с византийскими памятниками

(Прокопий, Маврикий). Примечательно, что Ибн Русте, перечисляя товары,

которыми торгует Русь, как и ал-Масуди и другие авторы, говорит только о

мехах, но не о рабах».

Надо сказать, что А. А. Зимин проявляет здесь досадную торопливость, обходя

вниманием сообщение Ибн Русте, согласно которому русы, нападая на славян,

«забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают». Далее Ибн

Русте говорит, что «единственное их (русов. - И. Ф.) занятие торговля

соболями, белками и прочими мехами, которые они продают покупателям».

Означает ли это, что среди товаров, которыми торговали русы, отсутствовали

рабы? Нет, не означает. О торговле русов пленниками-рабами Ибн Русте, как

мы только что убедились, свидетельствует с полной определенностью, хотя в

самом его перечне товаров, какими торгуют русы, рабы не фигурируют. Вот

почему следует относиться с осторожностью к известиям других восточных

авторов, говорящих о продаже русами лишь мехов. В этом смысле текст из

сочинения Ибн Русте является серьезным предостережением от поспешных

выводов. К тому же мы располагаем прямыми указаниями письменных памятников

на работорговлю,

практикуемую восточными славянами ранее X в.

В группе восточных источников о трех «центрах" или племенах" Руси,

содержащих сведения о русах IX в., привлекает внимание отрывок из сочинения

Ибн Хаукаля, где говориться, что из Арсы вывозят «черных соболей,

черных лисиц и олово (свинец?) и некоторое число рабов". Ибн Хаукаль имеет

в виду, конечно, русов, поскольку в Арсу путь посторонним, по его словам,

заказан и жители этой земли «убивают всех чужеземцев, приходящих к ним.

Сами же они спускаются по воде для торговли и не сообщают ничего о делах

своих и товарах своих и не позволяют следовать за собой и входить в свою

страну».

Раффельштеттинский таможенный (мытный) устав, составленный около 903-906

гг., упоминает купцов из ругов (русов), которые платили подати «с одной

рабыни по тремиссе» («столько же за жеребца»), а «с каждого раба по сайге»

(«столько же за кобылу»). Этот устав запечатлел порядки, существовавшие в

IX в.

Давно налаженной выглядит работорговля русов в описаниях путешествовавшего

в 921-922 гг. по Волге Ибн Фадлана, который сообщает, что «царь славян»,

т.е. верховный правитель Волжской Булгарии, берет с каждого десятка рабов,

привозимых в его «государство» для продажи русами, «одну голову». Русы-

работорговцы «прибывают из своей страны" и причаливают свои корабли на

Атыле, - а это большая река – и строят на ее берегу большие дома из дерева.

И собирается [их] в одном [таком] доме десять и двадцать меньше или

больше. У каждого [из них] скамья, на которой он сидит, а с ними [сидят]

девушки-красавицы для купцов». Накануне торга русы совершают моления,

подойдя «к длинному воткнутому [в землю] бревну, у которого [имеется] лицо,

похожее на человека, а вокруг него маленькие изображения, а позади этих

изображений длинные бревна, воткнутые в землю». Они взывают к своему богу:

«О мой господь, я приехал из отдаленной страны, и со мною девушек столько-

то и столько-то голов... Я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца, имеющего

многочисленные динары и дирхемы, чтобы он покупал у меня в соответствии с

тем, что я пожелаю, и не прекословил бы мне ни в чем, что я говорю». Судя

по всему, Ибн Фадлан описывает многолетний опыт торговли русов

невольниками, уходящий своими истоками в IX столетие.

О подобной работорговле русов, налаженной длительным временем сообщает

Константин Багрянородный, рассказывая о закованных в цепи рабах, привозимых

русскими купцами для продажи в Константинополь. Среди этих рабов были не

только «крепкие мужчины и юноши, но и дети, и девушки, и женщины». По

словам Г. Г. Литаврина. «формы организации торговых экспедиций русов в

империю представляли собой сложившуюся и четко отработанную за многие годы

во всех своих звеньях систему».

Таким образом, продажа восточными славянами рабов на внешнем рынке делается

обычной если не в VIII, то в IX столетии, превращаясь со временем в

Страницы: 1, 2