Проблема происхождения русского народа в отечественной литературе советского и пост-советского периодов

ранним, чем наименование тем же термином «социальной группы», отмечаемой

нашими источниками, признать правильной точку зрения С. В. Юшкова мне не

представляется возможным» - пишет Б. Д. Греков.

* * *

В вышеупомянутом сборнике работ по этногенезу восточных славян,

выпущенном в 1941 г., стоит выделить три статьи, в которых данная проблема

представлена в наиболее широком плане. Это статьи И. И. Ляпушкина, М. А.

Тихановой и П. Н. Третьякова.

И. И. Ляпушкин посвятил свою работу проблеме движения славян на юго-

восток, к Дону и Тамани. Он пришел к выводу, что граница славянских

поселений до конца IX — X столетий не выходила за пределы лесостепи и лишь

после крушения Хазарского каганата славяне утвердились в пунктах, которые в

предшествующий период являлись крупными торговыми и военно-стратегическими

поселениями на юго-востоке.

Работа М. А. Тихановой12 была посвящена проблеме выявления

раннеславянской археологической культуры на юго-западе восточнославянской

ойкумены — в западных областях Украины. М. А. Тиханова пришла к выводу, что

на территории западных областей Украины в первые века нашей эры не

происходило резкой смены населения. Липицкая культура первых столетий

сменилась здесь культурой IV — V вв., которая, по мнению М. А. Тихановой,

может быть сопоставлена с культурой поздних полей погребений Среднего

Поднепровья - черняховской культурой. В принадлежности черняховской

культуры славянскому населению Тиханова не сомневалась.

Данная работа M. А. Тихановой явилась по существу первым в советской

литературе детальным разбором археологических источников первых веков нашей

эры, происходящих из тех областей, которые на основании письменной традиции

определялись как вероятные земли славянской прародины. Работа имела большое

значение для дальнейшего развития представлений о начальном этапе

славянской истории. Положения о принадлежности славянам памятников

черняховской культуры, ее поздней датировке, дающей основание для вывода о

непосредственном перерастании этой культуры в культуру Киевской Руси, мысль

о принадлежности поздних форм этой культуры антам и об ее автохтонности и

т. п. в послевоенные годы были широко восприняты молодой тогда еще

украинской археологией и активно отстаивались вплоть до начала 70-х годов.

Не менее значительные последствия для дальнейшего развития

этногенетических взглядов советских археологов имела работа П. Н.

Третьякова13. По объему затронутых в ней материалов и характеру их

изложения она далеко выходила за пределы поставленной в заглавии темы

«Северные восточно-славянские племена». По существу это была программа

большого исследования, которое в дальнейшем и было осуществлено П. Н.

Третьяковым. Сущность концепции П. Н. Третьякова заключалась в том, что

в Восточной Европе, по его мнению, исторически сложились три культурно-

хозяйственных комплекса: лесной — северный, лесостепной — юго-западный

(включая Поднепровье и территории на запад до Карпат), степной — юго-

восточный, охватывающий земли в Приазовье. На севере сложились племенные

группы, которые «являлись предками северных славянских, финских и летто-

литовских племен». Северные славянские племена возникли на неоднородной

основе, но к середине—концу I тыс. н. э. «на всем пространстве от Волхова

до Среднего Поднепровья, включая сюда верховья Волги и Оки, установился

весьма однородный характер культуры во всех ее материальных проявлениях,

доступных изучению по археологическим памятникам».

Характеризуя процесс этногенеза в юго-западной зоне, П. Н. Третьяков

по существу принял позицию В. В. Хвойки о непосредственной генетической

связи средневековых славян Поднепровья с культурой полей погребений, а ее,

в свою очередь, — с культурой скифов-земледельцев. Вместе с тем в южных

областях славянской культуры П. Н. Третьяков обнаружил следы, принесенные с

севера, на основании чего сделал вывод о продвижении славян по Левобережью

и Правобережью в Среднее Поднепровье во второй половине I тыс. н. э.

П. Н. Третьяков писал, что его концепция, противоречит «утверждениям

индоевропейской славистики, согласно которым история восточного славянства

связывается преимущественно с движением на север, вверх по Днепру и далее

на Волгу и в Приильменье». Он говорит о миграции славян к югу и приводит

два фактора, объясняющих эту миграцию: во-первых, рост земледельческой

техники северных племен и как следствие поиск плодородных земель и, во-

вторых, стремление принять участие в разгроме Римской империи, жажда

грабежа и обогащения. Аналог такой миграции П. Н. Третьяков обнаруживает на

западе - в истории древних германцев.

Что касается собственно восточнославянских племен, названных в

«Повести временных лет», то П. Н. Третьяков полагал, что это были племенные

союзы, многие из которых представляли этнически обособленные группы,

связанные своими корнями с эпохой родоплеменных отношений.

Концепция П. Н. Третьякова зависела от теории стадиальности,

господствовавшей в ГАИМК—ИИМК в 30-е годы. С другой стороны, работа П. Н.

Третьякова, как, впрочем, и другие статьи сборника, свидетельствовала о

некотором отходе археологов ИИМК

в конце 30-х годов от чисто лингвистической позиции самого

Н. Я. Марра.

* * *

Одна из первых попыток построить на базе разнородных источников

целостную концепцию этногенеза и ранних этапов этнической истории восточных

славян принадлежит также В. В. Мавродину14.

Концепция В. В. Мавродина представляла собой последовательное

воплощение в области славянской этнической истории этногенетических

взглядов Н. Я. Марра, подобно развивавшимся одновременно концепциям М.

И. Артамонова и П. Н. Третьякова, была в основных ее чертах

автохтонистской, хотя В. В. Мавродин не отрицал роли переселений и миграций

в процессе формирования этносов. Этногенетическая позиция В. В. Мавродина

заключалась в том, что «каждое современное этническое образование является

продуктом чрезвычайно сложного

процесса схождения и слияния, дробления и распада, перерождений и

переселений, скрещений и трансформаций разнообразных этнических, т. е.

языковых, расовых и культурных элементов».

Проследив начиная с III тыс. до н. э. процесс формирования

славянского этноса, В. В. Мавродин приходит к весьма существенному выводу,

что этногенез славянства распадается на ряд этапов, отличающихся между

собой тем, что каждый последующий этап имел место во времена более высокого

развития производительных сил, производственных отношений, быта и культуры,

что и определяло более совершенную стадию этнического объединения. В. В.

Мавродин, характеризуя главную линию славянской

этнокультурной традиции, которую он начинает в среде неолитических племен

Европы, на каждом последующем этапе стремится

вскрыть процесс «превращения различных племен, родственных

друг другу или неродственных, протославянских или ставших славянами лишь с

течением времени, в славянские».

Говоря о концепции В. В. Мавродина 30—40-х годов, следует отметить,

что в его работах середины 40-х годов уже ощущается отход от яфетического

учения Н. Я. Марра. Многие положения этногенетической позиции В.

В. Мавродина близки к домарровским концепциям дореволюционной русской

исторической школы. Соединение с ними новейших археологических данных,

представленных в трактовке М. И. Артамонова и П. Н. Третьякова,

находившихся под сильным влиянием марровского «учения», придавало в целом

стройной концепции В. В. Мавродина некоторую эклектичность.

* * *

Разработка этногенетической позиции П. Н. Третьякова продолжалась в

течение 40-х годов. Ее раскрытию была посвящена вышедшая в 1948 г. научно-

популярная книга П. Н. Третьякова «Восточнославянские племена»15.

В конце 40-х—начале 50-х годов, привлекая материалы польских и чешских

археологов, П. Н. Третьяков продолжает вести полемику со сторонниками

прикарпатской прародины славян и миграции в Восточную Европу. Он

утверждает, что формирование протославян шло на обширной территории от

Вислы до Среднего Днепра и процесс этот восходил к культуре «шнуровой

керамики» и даже земледельческо-скотоводческим племенам энеолита. В I тыс.

до н. э., по мнению П. Н. Третьякова, уже складывался раннеславянский

этнический массив, делившийся на три части: западную (Висла и Одер),

северную (верховья Днепра) и юго-восточную (Средний Днепр, Побужье,

Поднестровье). Потомки славян северной и юго-восточной частей области

раннего славянства в будущем составили ядро древнерусской народности.

Предков восточных славян П. Н. Третьяков был склонен искать среди

некоторых племен Скифии (скифы-пахари, скифы-земледельцы, невры, меланхлены

и др.). Непосредственными потомками их явились создатели культуры полей

погребений, в славянской принадлежности которой он тогда не сомневался и

которая, по его мнению, непосредственно смыкалась со средневековым

славянством. Зарубинецкая и черняховская культуры являлись двумя этапами

развития культуры славян, причем с III по VII в. н. э. шел процесс

классового расслоения и возникали «первые побеги славянской

государственности» склавинов и антов.

П. Н. Третьяков отрицает расселение восточных славян на север и

указывает на обратный процесс — продвижение с севера на юг.

В период Балканских войн восточные славяне — анты заселили восточную

часть Балканского полуострова. П. Н. Третьяков считает, что росы «в это

время оставались в тени», пребывая на Днепре и к востоку от него. Они

составляли вторую волну «вступающего в политическую историю восточного

славянства», после антов. П. Н. Третьяков полагает, что восточные славяне

«Повести временных лет» являлись обширными племенными объединениями,

конфедерациями племен, «примитивными народностями или народцами».

В основу периодизации этногенеза славян П. Н. Третьяков, ставит

принцип социально-экономической обусловленности этногонического процесса,

что соответствует материалистическому пониманию исторического процесса в

целом. Книга П. Н. Третьякова «Восточнославянские племена» содержала

целостную концепцию славянского этногенеза.

* * *

В конце 30-х годов были закончены «Киевская Русь» Б. Д. Грекова,

«Очерки истории Левобережной Украины» В. В. Мавродина, появились

посвященные этнической истории восточных славян работы Н. С. Державина, Б.

А. Рыбакова, А. В. Мишулина.

Самым значительным трудом, оказавшим наибольшее влияние на сложение

представлений о начальном периоде восточнославянской истории в 40—50-е

годы, явилась монография Б. Д. Грекова16, где впервые проблема славянского

этногенеза выступила в тесной связи с проблемами экономического и

социального развития Киевского государства.

Б. Д. Греков широко использовал фактические данные и этногенетические

построения археологов. Каждая новая редакция книги дополнялась новыми

фактами, почерпнутыми из археологического арсенала. Этногенетическая

позиция Б. Д. Грекова была в основе своей ярко автохтонистской. В ней

наиболее полно проявился синтез трех направлений в исследовании

восточнославянского этногенеза — направления, ведшего свое происхождение от

старой русской антинорманистской школы Д. И. Иловайского - И. Е. Забелина,

направления, основанного на археологическом материале Среднего Поднепровья,

восходящего к работам В. В. Хвойки, и направления, возникшего на основании

«яфетической» теории Н. Я. Марра. Общей платформой для всех трех

направлений являлось признание автохтонности славян в Восточной Европе в

максимально широких формах начиная с неолита. Касаясь проблемы

восточнославянского этногенеза и ранних этапов этнической истории восточных

славян, Б. Д. Греков на первый план постоянно выдвигает вопрос о

культурной, а не чисто этнической преемственности. Он стремится подчеркнуть

столь важную для раскрытия общей цели его исследования мысль о том, «что

вся предшествующая Древнерусскому государству общественная и политическая

жизнь народов юга нашей страны связана с последующими событиями,

развернувшимися на той же территории».

Настаивая на южном варианте происхождения Руси, академик Б. Д. Греков

пишет своей монографии «Киевская Русь»: «Нам известен южный народ, под

именем Рос. Этот народ называет и Лев Диакон. Сюда же надо отнести

известных тоже на юге роксолан, возможно росалан. О том же говорит так

называемый псевдо-Захария, писавший в 555 г. Ему был известен южный народ

рус (рос), живший на северо-западе от Нижнего Дона, то есть приблизительно

в Приднепровье: «Народ, амазонкам соседний, суть рос – люди, наделенные

членами тела больших размеров».

Не случайно и Волга называлась Рось, и в устье Дона стоял город

Росия. Мы знаем целый ряд южных рек, связанных по названию с этим именем

«рос»: Оскол-Рось, Рось – приток и Днепра и Нарева, Росна на Волыни и много

других.

Корень «рос» и «рус» в топонимике Прикарпатья и Закарпатья говорит

несомненно о Руси южной. Спор идет лишь о том, с какого времени появился

этот корень в топонимике Прикарпатской и Закарпатской территорий.

Можно нисколько не сомневаться, что IX в. застает уже название народа

«русь» на юге и юго-востоке нашей страны существующим без всякого участия

варягов.

Очевидно, эту южную Рос имел ввиду и константинопольский патриарх

Фотий как в своих проповедях 860 г., так и в своем «Окружном послании» 866

г., когда говорил о нашествии этого народа на Византию. Он называет этот

народ то «Рос», то скифами. «Рос» или скифы рисуются Фотием большим, всем

известным народом, за последнее время усилившимся благодаря завоеванию

соседних народов».

* * *

Представления Б. Д. Грекова о процессе восточнославянского

этногенеза были близки взглядам Б. А. Рыбакова, ранние работы которого в

значительной степени способствовали окончательному оформлению

этногенетической позиции Б. Д. Грекова.

Уже в своей первой крупной работе, посвященной вопросу истории племени

радимичей, Б. А. Рыбаков выступил против миграционистских

концепций А. А. Шахматова. Он переносит центр тяжести в этногенетическом

исследовании с летописного материала на археологический.

Племя радимичей, подобно близким по культуре племенам вятичей и

северян, возникло, как полагает Б. А. Рыбаков, вследствие распадения

этнографического единства, существовавшего до IX в.

на тех же местах, где летописец фиксирует эти племена. Причину

распадения этого единства Б. А. Рыбаков видит в развитии экономических и

социальных отношений, которые привели к началу

формирования обособленных племен. Здесь же Б. А. Рыбаков высказывает мысль

о том, что период существования единого этнического массива, включавшего

будущие летописные племена, совпадает с периодом распространения

археологических памятников, отнесенных А. А. Спицыным ко времени антов17.

В серии последующих работ Б. А. Рыбаков развивает

многие из этих положений. Метод картографирования, широко примененный Б. А.

Рыбаковым при исследовании этногенетической проблемы, привел его к

заключению, что «почти во все исторические эпохи в пределах исторических

границ восточного славянства постоянно выделяется один и тот же район в

качестве устойчивого географического целого», и таким районом является

Среднее Приднепровье17.

Среднеднепровскую культуру III — VII вв., характеризующуюся

высоким уровнем специализированного ремесла, экономического

и социального развития населения Б. А. Рыбаков определяет как

культуру племени полян. Они, по его мнению, являлись ядром антского

племенного союза, который особенно усилился в VI в., в период интенсивного

движения приднепровских антов на юг, в Византию.

Анты, полагает Б. А. Рыбаков, — это те восточнославянские племена, которые

занимали «широкую лесостепную полосу oт пpaвого берега Днепра до Дона,

объединенную не только однородностью природных условий, но и общностью

материальной культуры в VI – VIII вв.». Антскому периоду предшествует

период IV—V вв., который характеризуется культурой полей погребальных урн

(черняховская культура), представляющей вещественные остатки венедов. Б. А.

Рыбаков стремится, используя памятники материальной культуры «венедского» и

«антского» периодов, связать историю Среднего Приднепровья, Киевщины и

Поросья «в один непрерывный процесс от первых веков нашей

эры до расцвета Киевской Руси». Б. А. Рыбаков отмечает «точки

соприкосновения культуры Киевской Руси со скифским миром»

и подчеркивает, что «историю русских приднепровских областей

следует начинать с глубокой древности».

Разработке теории этногенетического процесса и конкретно разработке

проблемы восточнославянского этногенеза в 40-е годы большое внимание уделял

А. Д. Удальцов18.

Основным источником этногенетических изысканий А. Д. Удальцова

являлись произведения греко- и латиноязычных писателей, богато насыщенные

данными по этнонимике, топонимике и ономастике окружающих античное

Средиземноморье варварских народов и племен. При анализе этих данных А. Д.

Удальцов руководствовался основными идеями Н. Я. Марра, его

этногенетическая позиция представляла позицию сторонника крайнего

автохтонизма. У истоков этногенеза индоевропейцев, равно как и семито-

хамитов н урало-алтайцев, А. Д. Удальцов вслед за Н. Я. Марром помещал

«яфетические племена с древней языковой общностью», которые

«трансформировались» в индоевропейцев в ходе многочисленных «языковых

скрещений», «взрывов», смены «стадий».

Областью славянского этногенеза А. Д. Удальцов считал обширную

территорию от Среднего Дуная и Одера до верховьев Волги и Оки, на которой в

древнейшие исторические времена обитали «наполовину еще яфетиды, наполовину

индоевропейцы», иллирийцы, фракийцы, венеты, сколоты (скифы) и другие

племена. Эти племена, скрещиваясь друг с другом в процессе общественно-

исторического развития, «мало-помалу давали начало единой славянской

народности с местными особенностями». «Раньше всего ядро протославянской

народности складывается на территории Украины и Белоруссии, в бассейне

Среднего Днепра и Припяти». В создателях трипольской культуры, в скифах

(сколотах и паралатах), алазонах, неврах и других известных античным

авторам племенах он усматривает протославян. Этническое сближение южной

антской ветви восточного славянства с северной (словено-кривичской) и

средней (венетской) привело, по его мнению, к сложению восточнославянской

народности.

Взгляды Л. Д. Удальцова оказывали в 40-е годы заметное влияние на

работы многих исследователей, в том числе Б. Д. Грекова, Б. А. Рыбакова,

В. В. Мавродина, П. Н. Третьякова, М. И. Артамонова.

* * *

Одним из наиболее последовательных продолжателей этногенетических

взглядов Н. Я. Марра в 40-е годы являлся Н. С. Державин19. В целом Н. С.

Страницы: 1, 2, 3