Павел Первый

политики».

Военная реформа.

отношении вкоренившихся привычек грабительству не привели ни к каким

результатам, и запас в 8 миллионов рублей, составленный для возмещения

обычного расхищения фондов в комиссариатах, тоже не остался цел.

Противореча, по своей привычке, самому себе, Павел, направив свое

главное усилие на развитие военного могущества империи, хотел однако

сделать в этой области большую экономию. Еще в 1798 году, накануне своего

вступления в антифранцузскую коалицию, он решил произвести значительное

сокращение наличного состава: одним взмахом пера он упразднил 45 440

человек и 12 268 лошадей. Преследуя те же цели, нисколько не отказываясь от

роскоши в одежде большей части своих солдат, он собирался ввести самую

строгую простоту в обмундирование гвардии. Запрещен был подбор

разнообразных и богато расшитых мундиров, из которых самый скромный стоил

120 рублей; запрещено также статское платье, заменявшее, по последней моде,

в светской жизни мундир. Запрещены фраки от хорошего портного, На другой же

день после восшествия Павла гвардия подверглась полному преобразованию в

отношении состава, организации частей и военной силы отдельных единиц.

Смысл этих действий Павла остается непонятным. Раз существование

привилегированной части армии, комплектовавшейся из аристократии, было в

принципе сохранено, то факт введения в нее всего Гатчинского сброда

представлял явную бессмыслицу. Это было что-то в роде такого крайнего

средства, как «ряд назначений в пэры», которое применяется иногда при

парламентских кризисах в Англии. В данном случае результат не должен

казаться удачным, — даже в отношении личной безопасности реформатора.

Гатчинский элемент, вместо того, чтобы одержать верх над непокорной частью,

куда его ввели, всецело поглотит ее своей дисциплинированной массой,

наоборот, в ней совершенно растворился, усвоив себе привычки этой

обособленной среды и послужив только к пробуждению в ней, путем реакции,

стремлений к порицанию правительства, дремавших до тех пор при спокойных

условиях существования, посвященного удовольствиям.

Новое распределение наличного состава в отдельных частях гвардии,

числено увеличенных путем бесконечного создания новых полков и батальонов,

не поддается никакой оценке. Оно действительно быстро дало место новым

комбинациям, которые в свою очередь должны были подвергаться непрерывным

изменениям. От начала до конца царствования вся армия терпела от этого

непостоянства, единственным объяснением которого может служить только

характер Павла. Казалось, государь все еще играл оловянными солдатиками,

которыми так увлекался в детстве, и группировал их по прихоти свой

фантазии, не сходя, однако, с некоторых главных путей, намеченных когда-то

в Гатчине, под твердым руководством Петра Панина. В частности, только

создание нового артиллерийского батальона, послужившего прочным основанием

для всей гвардейской артиллерии, предпринятое под преобладавшим тогда

влиянием Аракчеева и его методического ума, составляет исключение.

Образование этого батальона, сформированного из знаменитой бомбардирской

роты Преображенского полка, капитаном которой был Петр Великий, а также

артиллерийских отрядов, состоявших при других полках, отвечало вполне

определенному и последовательно проводимому решению.

Оно послужило началом для полной реорганизации этого рода войска, в

смысле самостоятельного управления, а в марте 1800 года система эта была

применена к артиллерии всех армейских корпусов. Совершенно отделенная в

административном отношении от полков, артиллерия была передана в особое

ведомство. Так как каждая рота в отношении личного состава и материальной

части являлась теперь самостоятельной единицей, то и в тактическом

отношении могла действовать совершенно независимо. Легче, таким образом,

мобилизуясь и допуская, без изменения своей внутренней организации,

сведение в большие массы, эти единицы обладали в то же время большей

подвижностью и, по мнению компетентных судей, русская артиллерия имела

значительное превосходство над большей частью своих европейских соперниц, и

только ее материальная часть оставляла желать лучшего. Она оставалась,

действительно, слепым подражанием прусского образца, значительно

улучшенного во Франции Грибовалем.

Военной истории этого царствования пришлось отметить еще другое

изменение, в основании которого было совсем иное побуждение. Три эскадрона

конной гвардии, лучшие по своему личному составу, были в один прекрасный

день выделены, чтобы сформировать Кавалергардский полк под начальством

Уварова. Остальные, разделенные на пять эскадронов, составляли отдельный

полк под командой великого князя Константина. Причины перемены? Неудавшееся

общее ученье, желание офицера, пользовавшегося покровительством мачехи

главной фаворитки, иметь под своим началом полк и, в виду пребывания

великого князя Александра в должности генерал-инспектора пехоты,

честолюбивое стремление его брата занять такой же пост в кавалерии, к чему,

по его мнению, должно было открыть ему доступ командование несколькими

эскадронами. И вот такими-то причинами руководствовался Павел в большинстве

сделанных им подобных же нововведений.

Помимо специальных интересов, корпуса, к которому государь отнесся так

беспощадно, реформа гвардии коснулась и неприятно отозвалась на многих

других интересах почти всех классов общества.

На параде 8 ноября 1796 года объявил в приказе, что все записанные в

гвардию, номинально числившиеся в ее списках, но не находившиеся в строю,

должны явиться в свои полки, под угрозой исключения. Число таких

отсутствующих было значительно. Один Преображенский полк насчитывал

несколько тысяч такого рода чинов, и эти фиктивные списки пополнялись даже

не одними дворянами. При помощи денежных взносов, купцы, мелкие чиновники,

ремесленники и даже лица духовного звания проводили туда своих сыновей,

имея в виду достигать таким способом, легкого движения, даже на гражданской

службе. Дети еще не родившиеся, следовательно, неизвестного пола,

пользовались снисхождением. Очень молодые люди, никогда не носившие оружия,

получали таким образом чин поручика, имея за собой двадцать лет фиктивной

службы, они отправлялись потом в один из армейских полков и, благодаря

своему старшинству, становились там выше заслуженных офицеров. Другие

служили при дворе в качестве пажей, камергеров и камер-юнкеров, или,

получив бессрочный отпуск, просто жили в своих поместьях. Наконец, даже в

строю, офицеры и солдаты обыкновенно были свободны от всяких обязанностей и

даже ученья, потому что последнего не производилось вовсе.

Павел был тысячу раз прав в своем желании искоренить весь этот дорого

стоящий и развращающий паразитизм. К счастью, паразиты, лишенные своих

преимуществ, или отосланные в казармы и на маневры, ему этого не простили.

Среди мероприятий, касавшихся всей армии, явилось, 29-го ноября 1796

года, обнародование трех новых уставов, из которых один касается пехоты, а

два кавалерии. Ни один из известных военных и государственных деятелей

предшествующего царствования не принял участия в составлении этих новых

военных законов, которые, впрочем, были только извлечением из прусского

устава и такой же инструкции. В своей русской редакции, текст относившийся

к пехотной службе, был уже, впрочем, издан несколько лет назад;

предназначенный первоначально для гатчинских войск, он был в первый раз

напечатан в 1792 году, под скромным названием «Опыт». Тогда над ним

потрудились Кушелев, Аракчеев и сам Растопчин. Это был действительно только

набросок, указывающий на поспешную работу и неудачное подражание образцу,

которое, в противоположность тому, чего хотели подражатели, не имело даже

ничего общего с уставом Фридриха II.

Устав победителя при Росбахе был в действительности написан до него.

Принужденный, с самого своего вступления на престол, вести постоянный

войны, великий полководец не имел свободного времени изменять основы

доставшейся ему в наследство. военной организации. Он ограничился тем, что

пропитал ее своим гением, сообщив войскам, находившимся под его

начальством, больше ловкости и искусства в маневрировании. Но эти маневры

стояли в связи с тактикой, которая в то время являлась уже устарелой, и это

не преминул отметить Суворов.

Он назвал новый устав «переводом рукописи, на три четверти изъеденной

мышами и найденной в развалинах старого замка». Он заявил, что ему нечего

учиться у прусского короля, так как он сам никогда сражения не проигрывал,

и заметил, что французы не задумывались бить пруссаков, противопоставив им

тактику, которая была не тактикой Фридриха, а тактикой Суворова! Он еще

горячее возражал против одной из глав нового устава, — пятой в шестой

части, — вставленной, впрочем, русскими подражателями и устанавливавшей

инспекционную службу, которую должны были нести офицеры всех чинов, по

назначению государя, и которая, поэтому, нарушала всякую военную иерархию.

О последней Павел действительно заботился очень мало, или хотел по

крайне мере, чтобы она, как и все в его государстве, зависела от его

произвола. Даже самые высшие чины, заслуженные на поле битвы, не внушали

ему никакого уважения. После всех войн с Турцией, Швецией и Польшей,

прославивших ее царствование, Екатерина оставила ему несколько

фельдмаршалов. При полном мире, Павел прибавил к их числу семь!

Еще и в других отношениях русские подражатели прусского образца

существенно удалились от него. Они усилил некоторые меры взыскания и

изменили смысл или дух, значительного числа распоряжений, сделав их более

жестокими. Так, например, критика служебных приказов: немецкий текст

запрещал ее подчиненным в отношении своего начальства «под угрозой крайнего

негодования государя», в русской версии говорилось: «под угрозой пытки».

Все вместе взятое встретило не в одном победителе при Рымнике более или

менее открыто высказанную враждебность, и следствием этого было то, что, в

течение четырехлетнего царствования, вместе с Суворовым, Румянцевым и

лучшими представителями генерального штаба, 7 фельдмаршалов, 333 генерала и

2 261 офицер всех чинов подверглись увольнению. Уволенные большею частью

вновь призывались на службу через год, или даже через более короткий срок;

вернувшись, они, однако, не лучше прежнего мирились с новым положением

вещей.

Когда эти наставления применялись, они делались еще более неприятны. По

природе своего ума Павел понимал их так, что они заключают все военное

искусство в одном незыблемом законе. Офицеры и солдаты должны были найти в

них указание для всего, что им нужно было сделать, при всяких

обстоятельствах. Государь желал в них видеть, только автоматов, руководимых

в их малейших движениях, этими определенными указаниями, и требовал, чтобы

они никогда, ни малейшим образом и ни в коем случае не уклонялись в сторону

по собственной инициативе. При толковании принятых правил — умственным

способностям людей и их начальников нечего было проявляться, а применение

системы вето к упразднению всех штабов и канцелярий. Устав и воля государя,

обеспечивавшая его исполнение: этого должно было быть достаточно. Павел

хотел непосредственно начальствовать над армией и лично входить во все

малейшие подробности службы.

На военном поле, ценой усилий, имевших возможность получить лучшее

применение, и возмутительных грубостей, эта система привела к результатам,

которые любитель прусского капральства мог находить удовлетворительным. Об

ее значении на поле сражения Павел узнал из собственного опыта в Голландии

с Германом, в Швейцарии с Римским-Корсаковым и даже в Италии с Суворовым.

Чтобы срывать лавры на берегах По, он должен был призвать того, кто

презирал его уставы и кто одерживал победу за победой только благодаря

тому, что не считался ни с какими распоряжениями и пользовался австрийскими

штабами. Когда же победитель при Требии и Нови лишился этой помощи, он

принужден был сознаться, что не в состоянии продолжать кампанию.

Великий полководец был, впрочем, во всех отношениях выдающейся

личностью, и его гениальный индивидуализм, неистово восставший против

нового порядка вещей, послужил, к сожалению, лишь к образованию двух

различных полюсов в одинаково заблуждающихся военных понятиях его

соотечественников. Гении встречаются редко и, желая вдохновиться примером и

традицией этого учителя, менее одаренные ученики, Скобелевы и Драгомировы

наших дней, только исказили и то, и другое, безрассудно отрицая всякое

правило и даже науку. В то же время, на противоположном полюсе, преемники

Аракчеева и Штейнвера, принадлежавшие в своей совокупности к Гатчинской

школе, сильнее поддались вредному влиянию ее обучения и пропагандировали ее

заветы.

За опубликованием новых уставов быстро последовало изменение одежды. В

большинстве армейских полков Потемкин ввел форму простую, свободную и

приспособленную к климату страны, которая приближалась к обычному костюму

местного населения. В одном из своих писем к Екатерине фаворит в следующих

выражениях жаловался по этому поводу на смешные наряды, якобы военного

вида, от сложной роскоши которых еще не отказалось большинство европейских

армий: «Завиваться, пудриться, заплетать косы, — разве это дело солдат? У

них нет камердинеров!»

Павел думал вместе с Цезарем, что блестящий мундир «придает бодрость»

тому, кто его носит, или, попросту, ему хотелось иметь солдат, одетых так

же, как солдаты Фридриха II. Кроме того, он ненавидел все, что ему

напоминала «кривого». Он достиг желаемого, но опять какой ценой! По

свидетельству Саблукова, напудренная прическа с буклями и косами заставляла

людей его полка проводить над ней всю ночь, когда им на другой день нужно

было явиться на ученье. Парикмахеры, по два на эскадрон, действительно

должны были употребить много времени, чтобы справиться со своей задачей, и

операция, связанная с отвратительными подробностями, причиняла пациентам

жестокую муку. Пропитывая волосы смешением муки и сала и смачивая их

квасом, который они предварительно набирали в рот, артисты казармы

сопровождали эти намазывания таким грубым втиранием и скручиванием, что,

несмотря на свое крепкое сложение, молодой Тургенев при первом опыте чуть

было не лишился чувств. Эта «пудра», обращавшаяся после просушки в толстую

кору, причиняла людям сильные головные боли, не давая императрица в то же

время возможности заботиться об элементарной чистоте.

Не меньше стеснял их и самый мундир. Павел желал, чтобы они были в нем

так затянуты, что едва могли бы дышать. В случае падения, они неспособны

были сами подняться. Такие же узкие штиблеты жали им ноги, и самим немцам

этот смешной наряд, уже вышедший в их государстве из употребления, казался

странным. Адъютант князя Зубова и вдохновенный драматург Алексей Копьев

развлекал Москву, показывая на улицах карикатуру новой полковой формы:

длинную косу до икр, треуголку в три фута шириной и перчатки с раструбами,

в форме огромных воронок. Но за это он поплатился разжалованием.

Мешая хорошее с дурным, как это иногда с ним случалось, Павел решился,

однако, прибавить очень полезную принадлежность к этому костюму, настолько

же неудобному, сколько смешному: меховые жилеты для зимнего сезона. Он

распорядился также очень разумно, чтобы все предметы обмундирования

выдавались отныне войскам натурой, а не денежными суммами, на совесть

офицеров; эта мера была связана с планом общей реформы, к исполнению

которой однако не было даже преступлено. Организация интендантства была из

самых скверных, а для нужд военного времени ее собственно не существовало

вовсе. Ничего не было придумано для улучшения этого положения вещей.

Разумные попытки к уменьшению хотя бы в этом роскошно расшитые жилеты,

шелковые чулки и бальные башмаки с золотыми пряжками. Запрещены также, под

угрозой самого строго взыскания, муфты. Прощайте, шубы, кареты,

многочисленные слуги. За 22 рубля офицер прежней «troupe doree» должен был

одеться. Ему было запрещено снимать эту преобразованную форму и

рекомендовано жить «скромно».

Любопытнее всего было то, что именно те, кого это касалось, должны были

в это царствование разориться на портных. Фантазия государя действительно

не замедлила сыграть и тут, как и везде, свою обычную роль. В 1798 году

Павел подписал договор о союзе с Англией, и тотчас же офицеры конной

гвардии получили приказание надеть красные мундиры с синими отворотами,

которые носила английская конная гвардия. Случайно приехавший в Петербург

прежний портной принца Уэльского, Дональдсон, дал возможность Саблукову

исполнить это распоряжение менее чем в сорок восемь часов; но не успели еще

некоторые из его товарищей переодеться, как появилось новое распоряжение:

Павел только что избран гроссмейстером Мальты, и поэтому ярко красный цвет

английских мундиров должен был уступить место на спине офицеров темно-

пурпуровым мантиям, которые носили высшие представители ордена святого

Иоанна Иерусалимского. Немного позже предпочтение было оказано малиновым

корсажам княгини Гагариной, и за четыре года произошло девять перемен

такого рода! В то же время Павел предписывал ношение военного мундира всем,

даже простым писцам гражданских канцелярий, не заботясь о расходе, которым

он таким образом отягощал скудный бюджет этих мирных чиновников.

Однако в Италии и Швейцарии, под командованием Суворова, старое

прусское платье имело такую же судьбу, как и уставы того же происхождения.

Во время тяжелых переходов каждый, кто мог, старался освободиться от той

или другой части ненавистного обмундирования. Их заменяли чем могли, и

Суворов этому не препятствовал. Ему было мало дела, говорил он, как одеты

его солдаты, лишь бы они бегали, как зайцы, и дрались, как львы. Но, узнав

об этом, Павел выразил сильное неудовольствие. Он застонал, когда услышал,

что в промежутке между двумя победами даже форменные штиблеты были брошены.

А алебарды? Чтобы остаться верным прусскому образцу, он хотел восстановить

алебардистов во всех пехотных корпусах, что на практике оставляло

невооруженными сто человек в каждом полку. Увы! При переходе через Альпы

алебарды были изрублены на дрова! Под впечатлением достигнутых успехов,

государь заявил, однако, о своей готовности согласиться с изменениями,

которые будут в этом отношении выяснены опытом. Но ему показали несколько

храбрецов, возвращавшихся из бессмертного похода в амуниции, принятой во

время войны, и тотчас же он пришел в ярость:

— Как! Мою армию хотят переодеть в потемкинскую одежду! Чтоб убирались

с глаз моих долой! Вон отсюда! Прочь!

Изобретатель неудобного и причудливого одеяния, Павел поступал не лучше

и в деле солдатского обучения, тоже теряясь в деталях или путаясь в

противоречиях вылилась в учреждение в декабре 1798 года Военного сиротского

дома, впоследствии переименованного в Кадетский корпус императора Павла I.

Тысяча мальчиков и двести пятьдесят девочек были там собраны в двух разных

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5