От Хрущева до Горбачева: был ли неизбежен развал СССР

той системы. Новый взгляд мог появиться только извне, а его носителями

должны были стать люди, относительно свободные от комплекса прошлой вины.

Все, о чем шла речь на Пленуме ЦК в июле 1953 г., о чем спорили, с чем

не соглашались его участники, для народа оставалось тайной «за семью

печатями». Однако, к кульминационной точке - ХХ съезду партии –

руководство страны и та часть общества, которая за это время успела

наработать запас переосмысленных реалий и идей, подошли с готовностью к

переменам и разной глубиной видения этих перемен.

25 февраля 1956 г. – последний день работы ХХ съезда партии – вошёл в

историю. Именно тогда, неожиданно для большинства присутствующих на съезде

делегатов, Хрущев вышел на трибуну с докладом «О культе личности и его

последствиях». И хотя заседание было закрытым, тайны, долгие годы

окружавшей имя Сталина, с того момента больше не существовало. В документах

ХХ съезда партии фактически воплотилась первая серьезная попытка осмыслить

суть пройденного этапа, извлечь из него уроки, дать оценку не только

прошлой истории как таковой, но и ее субъективным носителям. Слово правды о

Сталине, произнесенное с трибуны съезда, стало для современников

потрясением – независимо от того, были ли для них приведенные факты

откровением или давно ожидаемым восстановлением справедливости.

Однако, многие не приняли концепцию личной вины Сталина как абсолютно

достаточное объяснение всех проблем. Общее настроение сомневающихся

выразило одно из писем, направленных в те годы в редакцию журнала

«Коммунист»: «Говорят, что политика партии была правильной, а вот Сталин

был не прав. Но кто возглавлял десятки лет эту политику? Сталин. Как-то не

согласуется одно с другим».

Сомнения рождали раздумья, раздумья – новые вопросы. Шли собрания,

неформальные обсуждения, споры и дискуссии. Одна дискуссия питала другую,

волна общественной активности становилась шире и глубже. Не обошлось и без

крайних выступлений. К такому размаху событий политическое руководство

оказалось не готовым. Было принято решение временно прекратить чтение

закрытого доклада Хрущева.

В обществе начала складываться особая ситуация. Свергнув Сталина с

его пьедестала, Хрущев снял вместе с тем «ореол неприкосновенности» с

первой личности и ее окружения вообще. Система страха была разрушена (и в

том несомненная заслуга нового политического руководства), вера, казавшаяся

незыблемой, в то, что сверху все видней, была сильно поколеблена. Тем самым

Хрущев сам себя поставил под пристальный взгляд современников. Теперь люди

вправе были не только ждать от руководства перемен к лучшему, но и

требовать их. Желание изменения ситуации снизу создавало особый

психологический фон нетерпения, который стимулировал стремление властей к

решительным действиям. Но, с другой стороны, это усиливало опасность

трансформации курса на реформы в пропагандистский популизм. Избежать этой

опасности так и не удалось.

6. Венгерский кризис и судьба «оттепели»

Вторая половина 50-х гг. была отмечена большими переменами в жизни

советского общества. Менялась общественная атмосфера в стране, Советский

Союз открывал для себя мир и сам становился более открытым для мира:

международные обмены и контакты, поездки делегаций за рубеж и визиты в

страну; всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве. Но самое

существенное – иной становилась жизнь внутри страны. Она активно впитывала

новые формы открытого общения. Процессы духовного освобождения и духовного

возрождения вдруг вырвались наружу, получив мощный импульс и новое

качество.

В спорах, дискуссиях рождался новый для советской действительности

феномен – общественное мнение. Роль фокуса общественных оценок и суждений

взяла на себя – по российской традиции - литература.

Кризис, возникший в Венгрии, советским руководством был воспринят как

возможная перспективная модель развития общественного движения в Советском

Союзе. Среди партийных функционеров осенью-зимой 1956 г. распространялись

панические настроения, вызванные опасением повторения уроков Будапешта в

«советском варианте». Ходили слухи о том, что уже тайно составляются

списки коммунистов для будущей расправы. С помощью кампании, организованной

в советской прессе, из отдельных сюжетов и комментариев лепился образ

«кровавой контрреволюции», на фоне которого ввод советских войск в Будапешт

выглядел не противозаконным действием, а как чуть ли не акт спасения.

Венгерский кризис стал одновременно и кризисом нового курса советского

руководства: «будапештская осень» как будто проверила его на прочность,

обнаружив самые уязвимые точки обновительного процесса. Вмешательство в

дела Венгрии, а так же последующие события внутри страны показали, что при

той структуре и том составе власти о легализации оппозиции не могло быть и

речи. Руководители, добившиеся высоких постов в ходе борьбы с разного рода

«оппозициями» и «уклонами» 20-30-х гг., само понятие оппозиционности

воспринимали как, безусловно, враждебное, подлежащее, поэтому уничтожению

еще в зародыше. Среди тех, кто вершил судьбу страны в 50-е, не было ни

одного человека, кто исповедовал бы другие принципы.

Венгерские события стали так же поворотным пунктом в развитии

внутриполитических реформ, продемонстрировав пределы возможного

либерального курса Хрущева. Для советского лидера настал момент решительных

действий. Его поведение, гораздо более самостоятельное и независимое, не

могло не настораживать остальных членов Президиума ЦК. В руководстве

постепенно сложилась антихрущевская оппозиция, названная впоследствии

«антипартийной группой». Ее открытое выступление пришлось на июнь 1957 г.

Прошедший тогда же пленум ЦК КПСС, на котором «оппозиционеры» (Молотов,

Маленков, Каганович и др.) потерпели поражение, положил конец периоду

«коллективного руководства». Хрущев же в качестве Первого секретаря стал

единоличным лидером. В 1958 г., когда он занял пост Председателя Совета

Министров СССР, этот процесс получил свое логическое завершение.

Вместе с тем «венгерский синдром» имел и более широкие последствия,

поскольку руководство страны поспешило принять меры перестраховочного

характера, призванные блокировать развитие внутренних событий по

«венгерскому варианту».

В декабре 1956 г. ЦК КПСС обратился ко всем членам партии с

«закрытым» письмом, название которого говорило само за себя – «Об усилении

политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок

антисоветских, враждебных элементов». В письме перечислялись «группы

риска», особенно поддающиеся влиянию чуждой идеологии, в число которых в

первую очередь попали представители интеллигенции и студенчества.

Первой жертвой кампании по борьбе с «венгерским синдромом» стала

отечественная интеллигенция, прежде всего писатели: В. Дудинцев («Не хлебом

единым»), авторы альманаха «Литературная Москва», Б. Пастернак.

Это был поворот, отступление, тревожное не столько фактом своим,

сколько тем, что коснулось оно по сути главного достижения последних лет –

свободы слова – относительной, ещё очень ограниченной, но свободы.

7. Начало 60-х: общественное мнение и политика центра.

Закончилась крупная реорганизация управления народным хозяйством

(1957), которая на первом этапе была несомненно, эффективной. Принят новый

план на семилетку. Форсируется развитие науки, готовятся новые космические

программы. Политическая жизнь внутри страны стала более стабильной:

критическая волна пошла явно на спад, все реже поднимался вопрос о борьбе с

культом личности.

Международное положение тоже не внушало опасений. Произошла некоторая

стабилизация ситуации в Западной Европе, мир следил за развитием

национально – освободительных движений в Африке, за событиями на Кубе,

вновь поднявшими популярность идеи социалистического выбора.

Однако, обсуждение проектов Программы и Устава партии, которые были

приняты на ХХII съезде (1961), выявило существование ряда проблем –

экономических, социальных, политических. Большинство этих проблем

концентрировалось в той области, которая определяет отношение между народом

и государственной властью.

Очевидная возможность утраты позиций, заявленных на ХХ съезде партии,

ставила вопрос о поиске гарантий необратимости начатых реформ. В качестве

мер предлагалось ограничить срок пребывания на руководящих партийных и

государственных должностях, ликвидировать систему привилегий для

номенклатурных работников, проводить строгий контроль за соблюдением

принципов социальной справедливости. Позиция Хрущева, заявленная на съезде,

носила неизбежно компромиссный характер и была отражением той борьбы,

которая шла в верхах в ходе подготовки программных документов.

Эмоциональность и непосредственность советского лидера, с любопытством

и доброжелательством воспринимаемые его западными коллегами, «дома»

раздражали. Обитатели политического Олимпа часто сами провоцировали

негативную реакцию на свои действия, демонстрируя контраст в уровне жизни

верхов и низов: газеты, радио и даже пока еще непривычное телевидение,

информировали о пышных банкетах, торжественных обедах, дорогих приемах. И

все это на фоне убывающего ассортимента городских прилавков. Чтобы как-то

нейтрализовать общественное раздражение главный редактор «Правды» П.

Сатюков обратился в ЦК КПСС с письмом, в котором предложил сократить до

минимума всякого рода «гастрономическую» информацию.

В этой ситуации решение правительства повысить с 1 июня 1962 г.

розничные цены на ряд продовольственных товаров произвело эффект, который

был совершенно не предусмотрен властями. Уже в тот же день когда в печати

появились первые сообщения о повышении цен, в разных местах страны

появились листовки с весьма характерным и в общем типичным содержанием:

«Нас обманывали и обманывают. Будем бороться за справедливость». Среди

негативных настроений в основном преобладали мотивы: недовольство политикой

«братской помощи» и слишком роскошной жизнью верхов, пытающихся собственные

просчеты исправить за счёт народа. Но встречались и попытки и более

глубокого анализа продовольственного кризиса. «Неправильно было принято

постановление о запрещении иметь в пригородных посёлках и сёлах скот». «Всё

плохое валят на Сталина, говорят что его политика развалила сельское

хозяйство. Но неужели за то время, которое прошло со времени его смерти,

нельзя было восстановить сельское хозяйство. Нет, в его развале лежат более

глубокие корни, о которых, очевидно, нельзя говорить».

Во многих промышленных центрах отмечались предзабастовочные ситуации и

даже активные действия – демонстрации протеста и забастовки. Власти тогда

по-настоящему испугались. Ситуация ставила их перед выбором: уступить или

предпринять решительные действия. Вполне вероятно, что распространение

подобных настроений по всей территории страны привело к столь трагической

развязке в Новочеркасске.

8. Советское общество на переломе.

Социально-культурные предпосылки кризиса. Шестидесятые годы стали

переломными в истории советского общества. До этого времени сложившаяся в

СССР модель хозяйствования достаточно успешно решала встававшие перед

страной задачи. К началу 60-х в стране ценой огромных усилий и жертв был

создан мощный индустриальный и научный потенциал: по данным ЮНЕСКО, СССР в

1960г. по интеллектуальному потенциалу страны делил 2-3е место в мире.

Доля населения, занятого в сельском хозяйстве сократилось с 80% до

25%, а в промышленности и строительстве увеличилась с 8% до 38%.

Соответственно и изменялась и структура национального валового дохода.

Тем не менее, к середине ХХ в. модернизирующие процессы в СССР были

еще далеки от завершения. Страна еще не была подлинно индустриальной

державой.

Экономика была плохо сбалансирована, требовала постоянного наращивания

производства. Тяжелая и сырьевая отрасли, а также ВПК развивались успешно,

чего нельзя было о гражданских отраслях машиностроения, практически

лишенных притока новых технологий и обреченные на отставание.

В эти годы быстро росла численность интеллигенции. Высшее образование

имело высокий престиж, и это способствовало тому, что основная часть

молодежи после окончания средней школы устремилась в вузы. В начале 80-х

гг. специалисты, получившие высшее и среднее специальное образование,

составляли 32,7% городского населения. В результате возник дисбаланс

рабочих мест – технические и инженерные должности были заполнены с

избытком, зато образовывались вакансии рабочих мест, не требующих особой

квалификации и связанные в основном с физическим трудом. Труд инженерно-

технических рабочих стал обесцениваться.

Таким образом, отягощенная грузом многочисленных неразрешимых

противоречий, советская система оказалась объективно не готова к глобальным

переменам в характере и тенденциях развития мировой экономики, человеческой

цивилизации в целом, начавшимся на рубеже 50 - 60-х гг. Компьютерная

революция, означавшая начало нового этапа НТР, совпала во времени с мировым

энергетическим кризисом, подорожанием нефти и других энергоносителей.

Технологическое отставание не позволило СССР наладить выпуск нового

поколения ЭВМ – персональных компьютеров. В течение долгого времени работа

советской промышленности оценивалась главным образом по количественным

показателям. В таких условиях промышленность и наука мало нуждались друг в

друге, с одной стороны предприятия не предъявляли постоянного спроса на

научные разработки. С другой стороны, ученые, не имея спроса на свою

продукцию, часто занимались никому не нужной тематикой. Вследствие этого,

несмотря на рост расходов на науку, советская наука неуклонно теряла свои

позиции даже в таких областях, где ранее лидировала.

Мировой энергетический кризис обнажил односторонность, а, в конечном

счете, тупиковость советской модели модернизации. Вместо расширения

индивидуальных и коллективных свобод, являвшихся сутью всех модернизаций в

мире, целью советской модернизации в 30-50-е гг. становится выборочное

заимствование технических и организационных достижений более развитых

западных стран. Без соответствующих им естественных форм жизнедеятельности

западных обществ, таких, как рынок, гражданское общество, правовое

государство, эти заимствования лишь маскировали прогрессирующее отставание

СССР от передовых стран Запада, ставили его в заведомо проигрышную позицию

вечно догоняющего.

Советская система могла быть и была эффективной до тех пор, пока

внутренняя потребность в свободе для советских граждан была минимальной и

вполне замещалась потребностью в равенстве, пусть даже в нищете. Пока

свобода граждан и экономики не была фактором выживания системы.

Ситуация кардинально меняется к началу 70-х гг. Многократное

подорожание энергоносителей заставило развитые государства мира быстро

осуществить структурную перестройку промышленности, перейти на новую

организацию производства, освоить ресурсосберегающие технологии.

Внутренние потребности общества в большей свободе граждан в плюрализме

мнений и деятельности находят в 70-е гг. отражение в появлении новых

параллельных структур и в экономике и в социальной организации советского

общества, в идеологии. Наряду с плановой централизованной экономикой

укрепляются «цеховики», разрастается «теневая экономика», дающая

возможность распределения продукции и доходов в соответствии с

предпочтениями потребителей. Рядом с официальной атеистической

коммунистической идеологией возникает разноликое диссидентство. Наряду с

рабочим классом, колхозным крестьянством возникают предпринимательские

слои, номенклатура.

Вялая борьба брежневского режима с этими «чуждыми социалистической

системе элементами» придает им уродливый, криминальный характер, но не

останавливает разложение системы.

Ростки гражданского общества. Важнейшим следствием хрущевской

либерализации становится резкое возрастание в советском обществе

критического потенциала, появление независимых от государства сначала

ростков, а затем разрозненных элементов гражданского общества. Начиная с

конца 50-х годов, в СССР образуются и заявляют о себе различные идейные

течения, неформальные общественные объединения. Однако, нелегитимность их

структур, форм поведения и официальных отношений заранее лишала их широкой

общественной поддержки, обрекала зарождающиеся гражданские структуры на

однобокость, конфликтность, полу - подпольное существование. Противостояния

брежневскому режиму в 70-е года – удел отдельных личностей или крайне

малочисленных групп граждан

В основе позиции большинства из этих людей, причислявших себя к «детям

ХХ съезда», лежало искреннее убеждение, что открытая конфронтация с

властями – удел одиночек. Свое предназначение они видели в конструктивной

повседневной работе на пользу отечества.

Толчком к поляризации общественного сознания стал судебный процесс в

феврале 1966г. над писателями А. Синявским и Ю. Даниэлем, обвиненными за

публикацию на Западе литературных произведений критической направленности.

В 70-х - начале 80-х гг. вновь возрождающееся гражданское общество

делало лишь первые, робкие шаги. Укорененность в народе советских реалий,

мощь репрессивной государственной машины сдерживали процесс становления

независимых от государства институтов. Как следствие этого советское

общество на рубеже 80-х г. в массе своей не переросло старые

социокультурные рамки. Для кардинального, революционного перехода в новое

состояние требовалась внешняя сила. Такой силой стал правящий класс.

Новый класс у власти. В 30-50-е гг. главным субъектом модернизации

СССР являлось государство в лице И.В. Сталина и очень узкого круга его

соратников из числа членов Политбюро ЦК, а главным ее критерием и

ориентиром – «военная мощь» и «динамика развития».

В 60-70-е гг. ключевая роль в управлении советским обществом переходят

к «новому классу», классу управляющих. После отстранения Хрущева от власти

происходит окончательное формирование этого класса как мощной политической

силы. И в сталинский период высший слой партийных и хозяйственных

функционеров был наделен огромной властью и привилегиями. Однако, до

середины 50-х г. любой самый высокопоставленный представитель «нового

класса» был лишен личной безопасности, испытывал постоянный страх за свою

судьбу, свою карьеру. Он целиком зависел от своего «хозяина». Сталин

репрессиями и подачками держал номенклатуру «в узде», блокировал ее

стремление «приватизировать» власть.

После смерти Сталина «правящий класс» освобождается от страха за

собственную жизнь, обретает стабильность. С приходом Брежнева номенклатура

освобождается от многих моральных запретов.

Общая численность этого класса в 60-е гг. достигает 500-700тыс.

человек, а вместе с семьями – порядка 3млн., т.е. 1,5% всего населения

Страницы: 1, 2, 3