Образование в XIX веке

Образование в XIX веке

Средняя школа № 60

Проектная работа

Подготовили:

Наталия Максимчук

Юрий Колесников

Владислав Вилейто

Маргарита Крупеня

Руководитель работы

Учитель–методист

Татьяна Ануфриева

Вильнюс

2003г.

Первая половина XIX века

Система образования

В начале XIX века эта система подверглась коренной перестройке.

Программа средней школы была расширена и усложнена, а обучение продлено до

7 лет (последовательно в четырёх видах учебных заведений – приходской

школе, уездном и главном и главном училищах и гимназии). С известными

оговорками к общеобразовательным можно отнести созданные во второй половине

века миссионерские школы для детей нерусских народов Поволжья ( татар,

чувашей и др.), где готовили переводчиков, учителей и низшее провославное

духовенство. Основной формой обучения податного населения продолжали

оставаться школы грамоты. Для дворянских детей была создана сеть закрытых

учебных заведений. ( Пажеский корпус, кон. 50-ых годов; «Воспитательное

общество благородных девиц» при Смольном монастыре ( Смольный институт ),

1764; Царскосельский лицей, 1811 и др.). Эти учебные заведения пользовались

наибольшей финансовой поддержкой правительства. Для сравнения : один

Смольный институт получал 100 тыс. рублей в год, в то время как все

народные школы целой губернии – всего 10 тыс. рублей, причём, часть этих

денег предназначалась на нужды больниц, богаделен и т. п. Появились

профессионально-художественные училища закрытого типа, в которые не

принимали детей крепостных крестьян ( Балетная школа при Московском

воспитательном доме, 1773; академия художеств, 1757, дававшая

профессиональную подготовку в области живописи, ваяния и зодчества и др. ).

К концу XVIII века в стране было 550 учебных заведений с числом учащихся

около 60-70 тыс.

Хотя создание системы народных училищ и других общеобразовательных

школ явилось важным вкладом в становление русской светской школы, но

провозглашённая «всесословной», она на деле оставалась придатком сословной

системы образования. Эта ситуация отражала отношение властей к

распространению знаний среди низших сословий. « Черни не должно давать

образование, - писала Екатерина московскому генерал-губернатору П. С.

Салтыкову, - поскольку она будет знать столько же, сколько вы да я, то не

станет повиноваться нам в той мере, в какой повинуется теперь». Эта

ситуация не менялась до начала XX века.

Значительные успехи были достигнуты в области высшего образования.

В начале XIX в. было образовано 5 университетов – Дерптский ( Тартуский ),

Казанский, Харьковский и др. Возросшее число школ сделало актуальной

проблему подготовки учителей, которых катастрофически не хватало ( на

каждое уездное училище, например, приходилось в среднем по 2 учителя,

преподававших по 7-8 предметов каждый). Петербургское главное народное

училище для подготовки учителей народных училищ, открытое в 1782 году, было

преобразованно в Педагогический институт. Педагогические институты были

созданы при всех университетах.

Домашнее образование

Если определять эффективность образовательной системы количеством

ярких воспитанников, то лучше всего в России себя зарекомендовала как раз

система домашнего обучения и воспитания. Каждая семья создавала свою

образовательную конструкцию в результате творческого общения родителей,

преподавателей и ребёнка. Однако эта произвольная конструкция имела жёсткий

каркас.

Гувернантка – домашний наставник – репетитор

Вот триада, составившая систему домашнего обучения и воспитания.

Гувернантку-иностранку обычно преглашали к ребёнку 5-6 (иногда 3-4)

лет и поселяли рядом с детской. Дабы привить ребёнку хорошие манеры,

гувернантка ела вместе с ребёнком, гуляла, играла с ним. И занималась с ним

– на иностранном языке. Родному языку до поры до времени учились без

программ и педагогов. К 10-12 годам ребёнок получал возможность читать на

двух-трёх языках книги из домашней библиртеки.

И тут наступала пора приглашать домашнего наставника. Вот где

начиналось настоящее педагогическое творчество родителей. Гувернантку

представляли рекомендательные письма, предшествующий опыт работы, а знание

иностранного языка подтверждалось иностранным происхождением. А где

готовили в домашние наставники? Нигде! Как и сегодня. Кого же приглашали в

наставники? Да кого угодно, в меру прозорливости и изобретательности

родителей.

Если с гувернанткой ребёнок осваивал дом, то с домашним наставником

он осваивал мир. Домашний наставник был для ребёнка другом, наперсником,

покровителем, компаньоном во время путешевствий, партнёром для игр,

объектом для подражания, положительным примером. То есть всем. Он мог быть

чудаком, но не мог не быть личностью, а отсутствие диплома педагога никого

не смущало.

В русской литературе XIX века домашние наставники изображались

значительно чаще, чем, скажем, гимназические преподаватели. Мемуары

свидетельствуют, что в прошлом веке почти у каждого человека из

состоятельной семьи был хотя бы один хороший наставник, оставивший по себе

добрую и благодарную память. Так, А. С. Грибоедова, не забывшего в своей

комедии помянуть метким словом и домашних учителей, воспитывал учёный-

энциклопедист И. Б. Петрозилиус, служивший в университетской библиотеке.

Талантливым домашним наставником был И. А. Крылов, некоторое время

живший в семействе князя Голицына. Как вспоминал Ф. Ф. Вигель, «несмотря на

свою леность, он от скуки предложил князю Голицыну преподавать русский язык

младшим сыновьям его и, следственно, и соучащимся с ними. И в этом деле

показал себя он мастером. Уроки проходили почти все в разговорах; он умел

возбуждать любопытство, любил вопросы и отвечал на них так же толковито,

так же ясно, как писал свои басни. Он не довольствовался одним русским

языком, а к наставлениям своим примешивал много нравственных поучений и

объяснений разных предметов из других наук».

Из русских домашних наставников самую большую известность приобрёл В.

А. Жуковский, воспитавший императора Александрa II. Перед вступлением в

должность Жуковский представил Николаю I «План учения», в котором изложил

принципы созданной им особой системы воспитания и образования будущего

монарха, а также свои педагогические и политические взгляды. А будучи

принятым в дом, прежде всего обязал коронованного родителя следовать

одобренному плану.

Помимо постоянно живущего в доме наставника родители часто приглашали

и приходящих учителей. «Берём же побродяг и в дом, и по билетам», -

сокрушался Фамусов. По окончании урока учителю выдавался билет, который

служил потом документом для оплаты. Среди приходящих учителей преобладали

русские люди – студенты, вынужденные давать уроки для оплаты своего

обучения, семинаристы. Они часто были выходцами из образованных семей и

обладали более глубокими знаниями, нежели многие из их иностранных коллег.

Но в числе дающих платные уроки не стеснялись состоять и известные люди.

Так, знаменитый Добужинский давал уроки рисования маленькому Володе

Набокову, а его маме, когда она была девочкой, зоологию преподавал

известный учёный Шимкевич.

При этом ребёнок мог одновременно и гимназию посещать, но это вовсе

не значит, что родители отказывались от домашнего наставника и репетиторов.

Дело находилось всем.

Принципы домашнего воспитания

Все удачные примеры домашнего воспитания позволяют выделить главный

его принцип – доверие педагогу, которому родители частично отдавали свои

воспитательные права, вплоть до права «казнить и миловать».

Доверившись домашнему учителю, родители избегали открыто вмешиваться

в воспитательный процесс и подчёркнуто почтительным отношением к педагогу

укрепляли его авторитет в глазах своего ребёнка. При этом в глазах ребёнка

повышался и авторитет родителей, непричастных к прозаической воспитательной

рутине и выступавших как высший суд. Неискренность в отношениях между

семьёй и домашней «школой» в этом случае полностью исключалась – иначе

гувернёр или наставник не сумел бы ужиться в доме. Обычно к нему относились

как к члену семьи и участнику всех её радостей и забот. Знание семейного

уклада, обстановки в доме, характера воспитанника помогало «школе» находить

и принимать верные педагогические решения.

В середине XIX века появились специальные методики домашнего

воспитания, которые учитывали накопившийся опыт. Они предусматривали

«образовательные беседы» и «образовательные прогулки», во время которых

можно было в непринуждённой форме объяснить достаточно сложные вещи –

нравственные и философские представления, логические категории,

классификации биологических процессов и многое другое. Беседы

рекомендовалось проводить регулярно в специально отведённые для этого часы

занятий. Они должны были служить для обобщения изученного и увиденного на

прогулках, а также для размышлений вслух и развития речи. Опыт передачи

знаний путём непринуждённого общения отразился и в детской литературе – в

жанре назидательной беседы (учителя с учеником, отца с сыном и др.).

«Разговоры благоразумной наставницы с благовоспитанными воспитанницами»,

«Письма матери к сыну о праведной чести и к дочери о добродетелях,

приличных женскому полу» вошли в круг немногочисленных в то время изданий

для юношества на русском языке.

Обучение «шутя» вовсе не исключало систематических уроков («классов»)

и самостоятельной подготовки к ним. Обычно для прохождения курса в компанию

к воспитаннику брали ещё двух-трёх детей, живущих по соседству. В этом

небольшом коллективе вырабатывались навыки общения со сверстниками, дух

соревнования хорошо сказывался и на качестве обучения. Регулярные занятия

дополнялись общением с наставником во время выполнения бытовых домашних дел

или на прогулках, которые были обязательными в любое время года и в любую

погоду.

Идеальный портрет гувернантки

Идеальный образ гувернантки рисует в своих воспоминаниях А. П. Керн: “В это

самое время выписали из Англии двух гувернанток, m-lle Benoit приехала в

Берново в конце 1808 года. Родители мои тотчас же поручили нас в полное её

распоряжение. Никто не смел мешаться в её дело, делать какие-либо

замечания, нарушать покой её учебных занятий с нами и тревожить её в мирном

приюте, в котором мы учились. Нас поместили в комнате, смежной с её

спальней.

M-lle Benoit была очень серьёзная, сдержанная девица 47 лет, с очень

приятною, умною и доброю наружностью. Одета она была всегда в белое и так

любила этот цвет, что в восторг пришла от белого заячьего меха и сделала на

нём салоп из дорогой шёлковой материи. У неё зябли ноги, и она держала их

всегда на мешочке с горячими косточками из-под чернослива. Она сама

одевалась и сама убирала комнату. Когда же в ней всё было готово, то

растворяла двери и приглашала нас к себе завтракать. Нам подавали кофе,

чай, яйца, хлеб с маслом и мёд. За обедом она всегда пила рюмку белого вина

после супа и такую же после обеда и любила очень чёрный хлеб. После

завтрака мы гуляли по саду, несмотря ни на какую погоду, потом садились за

уроки. Все предметы мы учили, разумеется, по-французски и русскому языку

учились только шесть недель во время вакаций, на которые рпиезжал из Москвы

студент Марчинский. M-lle Benoit так умела приохотить нас к ученью

разнообразиями занятий, терпеливым и ясным толкованием, без возвышения даже

голоса, кротким и ровным обращением и безукоризненной справедливостью, что

мы занимались, нисколько не тяготясь, целый день, за исключением времени

прогулок и часов обеда, завтрака и ужина. Мы любили наши уроки и занятия,

(вроде вязаний и шитья) подле m-lle Benoit, потому что любили и уважали её

и благоговели перед её властью над нами, исключавшею всякую другую волю.

Нам никто не смел слова сказать! Она заботилась и о нашем туалете,

отрастила нам волосы, обвязывала головы коричневыми бархотками, схожими с

нашими глазами. Она принимала живейшее участие во всём, косавшемся нас и

наших семейств... В сумерках она заставляла нас ложиться на пол, чтобы

выправлять спины, или приказывала ходить по комнате и кланяться на ходу,

скользя, или ложилась на кровать и учила нас, стоящих у кровати, петь

французские романсы. Рассказывала про своих учениц в Лондоне, про

Вильгельма Телля и Швейцарию”.

Идеальный домашний наставник Василий Жуковский

«Учение по предложенному плану тогда только может иметь успех совершенный,

когда ничто, ни в каком случае не будет нарушать порядка, один раз навсегда

установленного; когда и особы, и время, и все окружающее великого князя

будут без всякого ограничения подчинены тем людям, коим его высочество

будет поручен. Государь император, утвердив сей план, да благоволит быть

первым его исполнителем.

Дверь учебной горницы в продолжение лекции должна быть неприкосновенна;

никто не должен себе позволять в неё входить в то время, которое великий

князь будет посвящать занятию; из этого правила не должно быть ни для кого

исключения. Великий князь приучится дорожить своим временем, когда увидит,

что им дорожат и другие и что в порядке часов соблюдается строжайшая

точность. Его высочество в продолжение своего воспитания не должен почитать

ничего свыше своих обязанностей. Он должен идти вперёд постоянным и ровным

шагом: порядок ненарушимый есть главное для сего условие... Изъявление

одобрения государя мператора должно быть величайшею наградою для нашего

воспитанника, а изъявление неодобрения его величества – самым тяжким

наказанием. Надобно весьма дорожить сим важным средством. Смею думать, что

государь император не должен никогда хвалить великого князя за прилежание,

а просто оказывать своё удовольствие ласковым обращением... великому князю

надлежит привыкать видеть в исполнении своих обязанностей простую

необходимость, не заслуживающую никакого особенного одобрения; такая

привычка образует твёрдость характера. Каждый отдельный хороший поступок

весьма маловажен; одно только продолжительное постоянство в добре

заслуживает внимания и рохвалы. Его высочество должен приучиться

действовать без награды: мысль об отце должна быть его тайною совестью...

То же можно сказать и о выражении родительского неодобрения. Его высочество

должен трепетать при мысли об упрёке отца. Государь будет всегда знать о

его мелких проступках, но пускай это будет тайною между его величеством и

наставниками; пускай воспитанник чувствует вину свою и сам наказывает себя

тягостным своим чувством. Но испытать явный гнев отца должно быть для него

случаем единственным в жизни...»

Из «Плана

учения» Василия Жуковского, 1826г.

Смольный институт благородных девиц

Смольный институт благородных девиц – первое в России

привилегированное женское среднее общеобразовательное учебно-воспитательное

заведение закрытого типа для дочерей дворян. Основан в 1764 году при

Воскресенском Смольном женском монастыре в Петербурге. Воспитание

продолжалось с 6 до 16 лет. Закрыт после 1917 года.

22 июля 1835 года собор был «наименован собором всех учебных

заведений». Это название объяснялось тем, что ещё задолго до его окончания

он оказалась в центре большого учебного комплекса: в 1764 году в южном

корпусе монастыря разместилось только что основанное Воспитательное

общество благородных девиц, а год спустя в северном открыли «училище для

малолетних девушек не дворянского происхождения» (Смольный институт и

Мещанское училище). Позже Екатерина распорядилась учредить в Смольном

общину монахинь, отобрав для этого из других монастырей двадцать «стариц

честного и доброго жития», которых можно было бы использовать для

обслуживания «благородных» воспитанниц. Найти таких «стариц» оказалось

совсем не просто. Из московских и смоленского монастырей с трудом набрали

четырнадцать монахинь, отличающихся тем достоинством, что «грамоте умеют».

Впрочем, и они довольно скоро исчезли из монастыря. Основанные же в нём

учебные заведения просуществовали до Великой Октябрьской революции.

Архитектурные памятники, воздвигнутые по соседству с монастырём, положили

начало женскому образованию в России и тем самым сыграли важную роль в

истории отечественного просвещения. До их открытия грамотных русских женщин

даже среди дворянства было очень мало, а уж если таковая обнаруживалась в

другом сословии, то представляла собой «весьма странное явление».

В возникновении Воспитательного общества сказалось воздействие

французских писателей-просветителей. Екатерина, утверждая устав

воспитательного общества, ввела в него пункт, лишающий родителей права

требовать ребёнка обратно до окончания полного двенадцатилетнего курса

обучения. В институт принимались только «девицы природного (потомственного)

дворянства и дочери чиновников, имеющих чины по воинской службе не ниже

полковников, а по статской не ниже статского советника». Выращиваемые в

искусственных, тепличных условиях для «украшения семейства и общества»,

«смолянки» пополняли также придворный штат – из них императрица выбирала

себе статс-дам и фрейлин.

В Мещанское училище брали дочерей конюхов, солдат, дьячков, лакеев и

прочих «подлых людей». Этих девочек готовили «к употреблению ко всем

женским работам и рукоделиям, то есть шить, ткать, вязать, стряпать, мыть,

чистить...». Впрочем, выпускницы училища также имели свои «высочайшие

дарованные» превилегии, анологичные преимуществам, которыми пользовались

воспитанники Академии художеств: если какая-нибудь из них выходила замуж за

крепостного, муж её получал вольную, вольными считались и дети, рождённые

от их брака.

На протяжении всего своего существования оба учебных заведения

находились под покровительством «высочайших особ», лично просматривавших

списки принимаемых со всеми данными о них и их родителях. Обнажды из списка

была вычеркнута «дочь отца известного своим дурным поведением», в другой

раз – дочь ссыльного. В 1808 году к приёму в училище была представлена дочь

«камер-лакея из арапов», о которой в списке говорилось: «Здорова, выключая

настоящий цвет арапки». Резолюция императрицы гласила: «Её не брать».

Разумеется, условия жизни и обучение воспитанниц в училище были

гораздо хуже, чем в институте, хотя и в Смольном уровень преподавания

далеко не всегда был высок. Помимо общеобразовательных предметов,

институток обучали музыке, танцам, рисованию, а также представлению

театральных пьес. Спектакли в Смольном готовили лучшие танцмейстеры,

Страницы: 1, 2