Московская битва

Возросли силы Красной Армии и на всем советско-германском фронте.

Против армий гитлеровской Германии и ее сателлитов, насчитывавших в

сухопутных войсках около 4 млн. солдат и офицеров, 1650 танков и штурмовых

орудий и в авиации 2040 самолетов, действовали советские войска (в составе

действующей армии) численностью 3,4 млн. человек, 1950 танков (из них 27%

КВ и Т-34) и 2238 самолетов (из них 57,6% новой конструкции).

Изменение в соотношении сил даже при отсутствии перевеса советских

войск дало возможность Верховному Главнокомандованию принять решение о

переходе от обороны к контрнаступлению.

В этом проявилось не только различие возможностей воюющих государств,

но и разница во взглядах на стратегию и роль стратегических резервов. В

СССР стратегические резервы готовились перед войной и в ходе ее. Их ввод в

бой определял ход борьбы под Ленинградом и Киевом, под Смоленском и

Москвой. Гитлеровская же Германия начала вторжение в Советский Союз, имея в

резерве всего 24 дивизии. А к кульминационному моменту кампании 1941 г. в

распоряжении ОКВ было только 6,5 дивизии, у ОКХ — словацкая дивизия и 4

венгерские бригады.

Командование группы армий «Центр» имело в резерве к декабрю 1941 г.

лишь одну бригаду — 900-ю. Несмотря на это, генерал-фельдмаршал Бок

продолжал гнать свои войска в наступление, рассчитывая победить, ворвавшись

в Москву, хотя бы с «последним батальоном». Это была авантюра, но авантюра

опасная.

Оборона должна была устоять до ввода в сражение резервов Ставки, и

командование Западного фронта маневрировало своими силами. Чтобы остановить

врага, оно снимало с менее опасных участков дивизии, полки, а в кризисные

дни даже взводы, вооруженные противотанковыми ружьями и гранатами. Дороги

были каждый день, каждый километр подмосковной земли.

Для перехода в контрнаступление нужно было выбрать момент, когда

наступательные возможности противника уже иссякнут, но он еще не успеет

перейти и закрепиться в обороне. Определение этого момента, а также

направлений решающих ударов потребовало от Ставки и командования фронтов

большого искусства, точного расчета, смелых решений. Тем более что

советские войска, как уже показано выше, не имели перевеса сил, а резервы

только подходили. Однако на стороне Красной Армии были искусство

командования и превосходство морального духа советских воинов. «Под Москвой

должен начаться разгром врага» — этой мыслью жил каждый советский воин.

Готовя контрнаступление на московском стратегическом направлении, Ставка

приказала Калининскому фронту нанести удар по войскам 9-й армии генерала

Штрауса, разгромить их и, освободив Калинин, выйти на фланг и в тыл группе

армий «Центр». Юго-Западному фронту предписывалось нанести поражение

вражеской группировке в районе Ельца и содействовать Западному фронту в

разгроме противника на тульском направлении. Западному фронту Ставка

приказала разгромить немецко-фашистские ударные группировки северо-западнее

и южнее Москвы, нанести поражение основным силам группы армий «Центр».

В основу директивы Ставки лег план контрнаступления, представленный

командованием Западного фронта. Он предусматривал для войск последнего

задачу внезапными охватывающими ударами разбить угрожавшие столице 3-ю и 4-

ю танковые группы в районе Клин—Солнечногорск—Истра и 2-ю танковую армию в

районе Тула—Кашира и затем охватить и разгромить 4-ю полевую армию,

наступавшую на Москву с запада.

Этот план учитывал, что войска группы армий «Центр» растянуты на

тысячекилометровом фронте, в частности, полоса наступления 3-й и 4-й

танковых групп составляла 250 км, 2-й танковой армии — 300 км. Причем эти

ударные группировки, наступая, оказывались в оперативно опасном положении,

позволившем советским войскам охватить их фланги.

Единое планирование и руководство Ставки обеспечивало оперативно-

стратегическое взаимодействие Западного, Калининского и Юго-Западного

фронтов, которым предстояло сокрушить основную на советско-германском

фронте силу врага — группу армий «Центр» и обезопасить советскую столицу от

нового наступления на нее. В то же время контрнаступление советских войск

под Ростовом и Тихвином лишало гитлеровское командование возможности

перебрасывать оттуда свои войска к Москве. В тылу противника усиливали

боевую деятельность партизаны, и так как охранных дивизий для борьбы с ними

у врага не хватало, он был вынужден снимать для этого войска с фронта.

Переход от обороны к контрнаступлению было решено осуществить без

оперативной паузы, вырвать у врага инициативу, навязать ему свою волю.

В первые дни декабря бои на всех фронтах продолжались с нарастающей

силой и ожесточением. Атаки сменялись контратаками. Населенные пункты,

высоты, узлы дорог переходили из рук в руки. Шла крайне напряженная борьба

за инициативу. Гитлеровцы не хотели примириться с мыслью, что Москва им

недоступна. Советская столица, казалось, была совсем близко. Это

впечатление еще больше усиливали сверкавшие над нею по ночам разрывы

зенитных снарядов и освещенное прожекторами московское небо.

Фашистское командование прилагало все усилия, чтобы сломить оборону ее

защитников. Это были уже последние потуги. Они завершились 5 декабря

отчаянной попыткой противника прорваться через Крюково, Красную Поляну и

Белый Раст к окраине Москвы. Но и здесь в ожесточенном ближнем, порой

рукопашном бою враг был остановлен.

Бои на всех участках фронта показали, что войска группы армий «Центр»

больше не в состоянии наступать, и 8 декабря они получили, наконец,

директиву немедленно перейти к обороне. Ссылаясь на преждевременное

наступление зимы и затруднения в снабжении, директива требовала удержать

районы, имеющие оперативное значение, и создать предпосылки для наступления

в 1942 г. Гитлеровская пропаганда сравнивала Москву с Верденом, уверяя, что

прекращение наступления вызвано нежеланием терять войска в боях, подобных

верденским, и что позднее будет начато третье наступление на советскую

столицу.

Но уже не Берлину принадлежала стратегическая инициатива. На всем фронте

от Калинина до Ельца перешли в контрнаступление советские войска.

5 декабря атаковали врага войска Калининского фронта, положив этим

начало контрнаступлению на московском стратегическом направлении. Вот как

вспоминает этот день дважды Герой Советского Союза, генерала армии Дмитрий

Данилович Лелюшенко. В то время он командовал 30-й армией.

«Ровно в шесть утра 6 декабря без артиллерийской и авиационной

подготовки, без криков «ура!» армия в белых маскировочных халатах перешла в

контрнаступление. Вскоре начала доноситься с передовой учащающаяся

пулеметно-автоматная стрельба. Небо прочерчивали ракеты. Через час-полтора

начали поступать первые боевые донесения об успешном продвижении вперед. К

рассвету на главном направлении армия прорвала оборону противника до пяти

километров в глубину и до двенадцати по фронту. Враг был застигнут

врасплох, ошеломлен. Он не мог сразу определить, что происходит: частная

операция или большое контрнаступление. Не смог установить и численность

наступающих.

Первый этап операции удался как нельзя лучше. К 10 часам в штабе армии

суммировали данные: захвачено тридцать восемь исправных танков, а подбито и

сожжено двадцать два, уничтожено семьдесят два орудия, сотни пулеметов,

автомашин, захвачено боевое знамя полка 36-й гитлеровской дивизии — первое

знамя врага! Бойцы в упор расстреливали врага из орудий, противотанковых

ружей, бросали под гусеницы связки гранат, а на броню — бутылки с

зажигательной смесью. Вскакивали на вражеские танки, открывали люки и

разили немецких танкистов автоматным, ружейным огнем и штыком».

К середине декабря северная группировка противника повсюду

неорганизованно отступала, бросая раненых, оружие, танки, теряя сотни

солдат пленными и оставляя в снегу тысячи трупов.

Южнее Москвы, в районе Тулы, в первых числах декабря продолжались

тяжелые бои. До подхода резервов Ставки противник превосходил здесь 50-ю

армию в численности войск в 3 раза, в танках в 4 и в артиллерии — в 6 раз.

Опасность усугублялась тем, что правофланговые дивизии Брянского фронта

при отходе на восток обнажили левый фланг Западного фронта. Пользуясь этим,

Гудериан намеревался, перегруппировав свои разбросанные по разным

направлениям войска, продолжать наступление.

Фашистское командование оказалось не в состоянии отразить удары

советских войск. Приказ Гитлера от 16 декабря угрожал солдатам, офицерам и

генералам смертью за оставление позиций под Москвой и требовал

фанатического сопротивления. Но и этот приказ не спасал положения. Отборные

танковые, моторизованные, пехотные дивизии, части СС подверглись разгрому.

Весь мир, следивший, затаив дыхание, за Московской битвой, услышал по

радио из советской столицы сообщение «В последний час»: «6 декабря 1941 г.

войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях,

перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В

результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно

отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери».

Поражение группы армий «Центр» резко отразилось на моральном состоянии

вражеских войск. Внезапность удара, стремительность и решительность

контрнаступления лишали врага возможности организовать прочную оборону. К

тому же гитлеровское командование, уверенное в успехе «молниеносной войны»,

не готовило свои войска к боевым действиям зимой, и это дало себя знать:

фашистская боевая техника оказалась малоприспособленной к зимним условиям,

солдаты не были обеспечены зимней одеждой. Начался грабеж теплых вещей у

населения. Потерпев поражение, гитлеровцы еще больше озверели: отступая,

расстреливали мирных жителей и уничтожали населенные пункты.

Фашистская пропаганда уверяла, что группа армий «Центр» совершает

преднамеренное стратегическое отступление. Но она уже не могла обмануть

даже своих солдат. Особенно потрясающими для гитлеровских солдат были

огромные потери, понесенные ими под Москвой. Сокрушительное поражение

подорвало их веру в непобедимость вермахта.

Этот перелом в сознании солдат передает в дневнике ефрейтор Карл Верл:

«Если кругом все грохочет и стреляет, а на каждых двух-трех метрах земли

лежит труп, то взгляды на вещи меняются». На смену самоуверенности пришло

чувство обреченности. Солдат Иоганнес Бантер перед боем писал жене: «Через

час мы встретимся с русскими лицом к лицу. Страшно! Допустим, мы займем

деревню, другую, а дальше? Дальше смерть на русской земле. Нам, солдатам,

известно будущее. Где-то недалеко от места, откуда я пишу тебе письмо,

будут еле заметные холмики. Здесь мы ляжем костьми. И это все, что добудет

наш брат в России. . .»

Немецкий солдат понял, что «блицкриг» не удался и живым из войны не

выйти. Если солдаты увидели катастрофу, то тем более понимали ее

неотвратимость многие гитлеровские генералы. Единственным шансом на

спасение они считали немедленное отступление. На этом настаивали

командующие группами армий «Юг» и «Север» фельдмаршалы Рундштедт и Лееб.

Гитлер неистовствовал. Он запретил отход, угрожая расправой, а, узнав о

начавшемся отступлении, пришел в ярость и сместил командующих группами

армий «Север», «Центр» и «Юг» фельдмаршалов Лееба, Бока и Рундштедта,

главнокомандующего сухопутными войсками Германии фельдмаршала Браухича,

командующих танковыми армиями Гудериана, Хепнера и многих других генералов.

Но это не помогло. Гитлеровская армия продолжала отступать.

12 декабря советские граждане услышали по московскому радио первую

победную сводку. Впервые они увидели, что «непобедимая германская армия»

терпит крупные поражения. Увидел это теперь и весь мир.

ЗНАЧЕНИЕ ПОБЕД КРАСНОЙ АРМИИ ЗИМОЙ 1941/42 г.

Развернувшиеся зимой 1941/42 г. наступательные операции советских войск

под Москвой и на других участках советско-германского фронта имели

огромное, поистине историческое значение. Разгромив и отбросив противника

на 150—400 км, Красная Армия устранила непосредственную угрозу столице. Вся

Московская, Тульская, Рязанская области были освобождены. В ходе зимнего

наступления на северных и южных участках фронта от врага была очищена

значительная часть районов Калининской, Ленинградской, Смоленской,

Орловской, Курской, Харьковской, Сталинской, Ростовской областей,

Керченский полуостров.

Поражение немецко-фашистских войск зимой 1941/42 г. коренным образом

изменило обстановку на советско-германском фронте. Однако при всем огромном

значении этих событий они не могли еще окончательно повернуть ход войны в

пользу СССР. Хотя Красная Армия нанесла по врагу сильные удары, этого было

еще недостаточно, чтобы вывести из строя гитлеровскую военную машину.

Впереди предстояла еще длительная и упорная борьба, но на всем ее ходе

и конечном исходе в огромной мере сказывалось влияние великой победы под

Москвой. Она заложила фундамент последующих успехов, которые были

достигнуты в других битвах. Зимой 1941/42 г. Вооруженные Силы СССР накопили

ценный опыт наступательных фронтовых операций. Наши войска закалились в

борьбе.

Начав борьбу в невыгодных условиях, сражаясь против превосходящих

вооруженных сил гитлеровской Германии и ее союзников, Красная Армия после

пяти месяцев тяжелых боев перешла от обороны к наступлению, навязала врагу

свою волю, вырвала у него стратегическую инициативу, нанесла ему поражение

на участках фронта, где были сосредоточены основные силы вермахта и где

противник намеревался достигнуть решающего успеха.

Разгром гитлеровских войск под Москвой, Ростовом и Тихвином явился их

первым стратегическим поражением во второй мировой войне. Они продвинулись

от границы к Ленинграду, Москве и Ростову, но ни одной стратегической цели

не достигли. Развеяв миф о непобедимости немецко-фашистской армии и

непревзойденности искусства ее генерального штаба, советские войска

разгромили гитлеровцев под Москвой, отрезвили и немецких генералов,

особенно тех, кто непосредственно участвовал в боях на советско-германском

фронте. «Кампания в России, а особенно ее поворотный пункт — Московская

битва, нанесла первый сильнейший удар по Германии как в политическом, так и

военном отношениях», — признает в своих воспоминаниях бывший начальник

штаба 4-й немецкой армии генерал Г. Блюментрит.

Окончательно рухнул план «Барбаросса», потерпела крах его основа—

теория «блицкрига», а вместе с этим рушились и другие планы, связанные с

замыслом завоевания мирового господства. Война, вопреки расчетам немецко-

фашистского командования, приобретала затяжной характер.

Победа под Москвой еще выше подняла политико-моральное состояние

Красной Армии, боевой дух ее воинов, увидевших, как под их ударами в панике

бегут «непобедимые» гитлеровские войска. Она укрепила веру советских людей

в свою Красную Армию, в ее победу, воодушевила на новые усилия в помощь

фронту. Труженики тыла на фабриках, заводах, в деревне брали новые

повышенные обязательства по производству всего необходимого для борьбы с

врагом. Еще больше укрепилась сплоченность советского народа с

Коммунистической партией — организатором и вдохновителем победы, еще выше

поднялся ее авторитет.

Разгром гитлеровцев под Москвой всколыхнул все прогрессивное

человечество, усилил симпатии к СССР и веру в него со стороны трудящихся

всего мира.

Вынужденная переброска немецких дивизий из стран оккупированной Европы на

Восточный фронт облегчила народам этих государств возможность сопротивления

захватчикам. Военно-политическое положение гитлеровской Германии

ухудшилось.

Народы всего мира увидели, что Советский Союз, на плечи которого легла

основная тяжесть борьбы с гитлеровской Германией, способен ее победить.

Каждый успех Красной Армии и особенно победа под Москвой были ударом по

«новому порядку», установленному фашистами в Европе, приближали день

освобождения порабощенных ими стран. Народы поверили, что Красная Армия

принесет им спасение от фашизма. Движение Сопротивления во всех

оккупированных странах резко возросло. Укреплялся антифашистский союз

народов, еще более расширился фронт борьбы против гитлеровской Германии в

Европе. Все это означало, что военное поражение нацизма неизбежно.

Победа советского народа в битве под Москвой изменила соотношение сил

во второй мировой войне в пользу антигитлеровской коалиции. Результаты

Московской битвы заставили призадуматься те «нейтральные» страны, которые

строили свою политику, исходя из уверенности в военном триумфе фашистской

Германии. В Токио они охладили горячие головы, которым не терпелось

выступить против СССР.

Итоги Московской битвы сказались и на отношениях внутри антигитлеровской

коалиции. Победа под Москвой показала реакционным кругам в Лондоне и

Вашингтоне, что их прогнозы в отношении способности Советского Союза к

сопротивлению построены на песке. Соотношение сил на советско-германском

фронте менялось в пользу СССР, и это не могли не понимать его союзники.

В выступлении по лондонскому радио 15 февраля 1942 г. премьер-министр

Великобритании У. Черчилль говорил: «Ленинград и Москва не взяты. Русские

армии находятся на поле боя... Они победоносно продвигаются, изгоняя

подлого захватчика с родной земли, которую они так храбро защищают и так

сильно любят. Больше того, они первые развеяли гитлеровскую легенду. Вместо

победы и обильной добычи, которую он и его орды собрали на Западе, Гитлер

пока нашел в России только беду, поражение, позор несказанных преступлений,

избиение или гибель миллионов германских солдат и ледяной ветер, веющий над

русскими снегами». Такую же оценку событий дал в те дни президент США Ф.

Рузвельт в своем послании американскому конгрессу.

Великая победа в Московской битве явилась началом коренного поворота в

войне. Это выдающееся событие упрочило международный престиж Советского

Союза. Неся основное бремя борьбы против фашистской Германии, СССР прочно

занял ведущее положение в антигитлеровской коалиции.

Страницы: 1, 2, 3