Конспект по монографии Российская эмиграция в современной историографии

только гадать, принадлежит то или иное лицо к эмигрировавшим до или после

октября 1917 г. Сюжет о русских могилах во Франции - это лишь малая часть

из затрагиваемых публицистом-международником В. В. Большаковым в книге

"Русские березы под Парижем" (М.: Мол. гвардия, 1990) тем, объединенных,

однако, идеей преимущества социалистического варианта развития на пути к

строительству нового, справедливого мира. Эта идеологическая заданность

вполне объяснима, если принять во внимание род деятельности автора (во

второй половине 1980-х - корреспондента "Правды"), год и место издания

книги. Однако для нас в настоящем обзоре глава из книги "Русские березы под

Парижем" представляет особую ценность информацией о других помимо погоста в

Сент-Женевьев-де-Буа захоронениях русских во Франции. Из подглавки "Русская

Ницца" мы узнаем о старом кладбище на холме Шато, где похоронен писатель и

публицист А. И. Герцен с супругой, другом кладбище на окраине Ниццы, на

улице Шмен-де-Кокад, этом, по утверждению В. Большакова, единственном

русском православном некрополе за рубежом, единственном, потому что здесь

похоронены только русские. В. Большаков дает нам краткие сведения об его

истории: организовано в 1866 г. возле храма на улице Лоншан, вплоть до

сегодняшнего дня находится на попечении православной церкви. Перечисление

В. Большаковым имен из каменных надписей на русском языке позволяет узнать

историю гибели русской Ниццы, начало которой было положено вдовствующей

императрицей Александрой Федоровной, женой Николая I. Как и большинство из

публикаций на подобного рода сюжеты, перечисление имен похороненных здесь

лиц заканчивается призывом к российским властям взять под свою опеку эти

русские могилы. Кроме того факта, что В. Большаков написал о кладбище, не

упоминаемом в известных мне публикациях, ценно и то, что автор книги

"Русские березы под Парижем" называет другие крупные российские зарубежные

некрополи, пусть и ничего не добавляя к их перечислению: в Калифорнии, под

Кале и под Сиднеем. Как и Сент-Женевьев-де-Буа, чисто российскими они не

являются, ибо содержат достаточное количество инородных могил. Уже само

напоминание об этих захоронениях позволяет лишний раз убедиться в том,

сколь огромный пласт исторического знания предстоит еще освоить

исследователям российского зарубежья. И тенденция к этому есть. Статья Е.

Сасакина "Дважды умершие"также посвящена захоронениям россиян ,но уже в

Японии и написана, если можно так выразиться, в жанре меланхолических

блужданий. Как и большая часть газетных материалов, она не претендует на

научность. Трудно судить о профессиональной принадлежности автора. Сам он

лишь вскользь упоминает о том, что пишет книгу, и характеризует себя просто

как человека, пытающегося понять Японию и ее граждан, а также то, как

приспосабливаются к столь специфической культуре этой восточноазиатской

страны иностранцы, прежде всего - русские. Из очерка нелегко сделать вывод,

о каком времени идет речь. Сомнение сеет употребление автором термина

"совслужащие", обозначающего современное присутствие россиян в регионе. Что

это - примета времени, инерция языка (хотя инерция для языка - явление

удивительное) или образная характеристика, позволяющая судить о восприятии

автором "соотечественных" ему дипломатов? Подозреваю последнее, ибо

дипломатический корпус, некогда советский, а ныне российский, не обновлен и

не сменил ни целей (кроме приспособления к новому соотношению сил), ни

методов их достижения. Да и употребление Е. Сасакиным чуть ниже модного

слова последних лет "россияне", фраза о "русских девицах в (японских)

борделях" - явная примета для знающих характерный способ трудоустройства

представительниц "четвертой волны" эмиграции - позволяет понять, что речь в

статье идет все-таки о годах девяностых. Поскольку же русских сейчас в

Японии немного, то главным предметом интереса Е. Сасакина и целью его

очередного визита в страну стало посещение едва ли не самого значительного

памятника былого присутствия россиян в Японии - старинного Иностранного

кладбища (Гайдзан боти) в Йокогаме. Итак, на основе статьи образ Е.

Сасакина предстает как образ исследователя (любителя или профессионала -

это уже другой вопрос), искренне интересующегося необычными судьбами

обычных, часто совсем простых людей. Он копается в архивах и в земле,

подкапывая ушедшие в землю плиты, он расшифровывает стершиеся и осыпавшиеся

надписи, фотографирует то, что еще осталась. И пишет на основе этого книгу.

Да и эта статья написана очень лирично, проникновенно. Чувствуется

действительный интерес автора к затрагиваемым вопросам. Некоторое внимание

Е. Сасакин уделяет и еврейским могилам. Как и на Сент-Женевьев-де-Буа,

хранителем Иностранного кладбища в Иокогаме является потомок российских

эмигрантов, а повседневный уход осуществляют японские волонтеры из Общества

любителей Иностранного кладбища. Итак, существующие публикации о российских

некрополях преимущественно носят поверхностный и субъективно-описательный

характер. Чрезвычайно узок их географический охват. Едина основная мысль.

Следовало бы понять, что невозможно бесконечно эксплуатировать (как

правило, в одном ключе и с похожими комментариями) одни и те же громкие

имена наших умерших соотечественников для поддержания внимания широкого

читателя, на которого и ориентированы эти публикации, к одному и тому же

российскому некрополю. Журналистам (при всем понимании специфики их жанра)

и другим ощущающим потребность высказаться было бы уместно рекомендовать

насыщать материалы более ценной, а главное, конкретной информацией, которая

вполне могла бы быть интересной даже и не ученому-профессионалу.

Глава 6

Образование, музейное и издательское дело в российском зарубежье

Тенденция к всестороннему изучению российского зарубежья, наметившаяся

в наши дни, проявилась в выделении проблем образования в эмиграции как

масштабного и многомерного объекта изучения специалистами различных

дисциплин. В результате этого стало возможным и даже необходимым проведение

Всероссийской научной конференции, которая под названием "Образование и

педагогическая мысль российского зарубежья" и была осуществлена 1-2 ноября

1994 г. в Саранске в рамках проекта "Нацио-нальная школа России" под эгидой

Международного фонда "Культурная инициатива" совместными усилиями

Мордовского государственного педагогического института и Института

национальных проблем образования Минобразования РФ. Ряд докладов посвящен

образовательным центрам рассеяния. Таковы, например, публикации В. К.

Григоровой и В. П. Жуковой "Образование и педагогическая мысль Русского

Харбина" и А. В. Попова "Культурные и научные центры второй русской

политической эмиграции" . Интересен доклад В. А. Сухачевой о взаимодействии

в сфере образования общественно-педаго-гического движения русской эмиграции

и государственных органов стран Европы в 1920 - 1939 гг. (На эту же тему В.

А. Сухачевой защищена диссертация ). Педагогика - это наука о воспитании, а

воспитание как процесс систематического и целенаправленного воздействия на

духовное и физическое развитие личности осуществляется множеством элементов

общественной структуры. Поэтому закономерен интерес Е. Г. Лукиной к детским

и молодежным организациям российского зарубежья. Российское образование в

эмиграции избрало для себя охранительно-консервативный путь, тогда как в

метрополии школа работала согласно планам, диктовавшимся потребностями

развернувшегося социального эксперимента. В этой связи заслуживает внимания

доклад М. В. Богуславского, касающийся восприятия советской школы 20-х гг.

российским педагогическим зарубежьем. Несколько публикаций освещают вклад

деятелей российского зарубежья в отечественную педагогическую мысль.

Например, доклад С. П. Пимчева раскрывает взгляды И. А. Ильина на идеал

русского национального воспитания.Уже не характеризуя учебный процесс и

преподавательский состав, авторы перечисляют ряд вузов российского

зарубежья, готовивших в 1920-30-х гг. специалистов в других областях

знания. Завершает публикацию перечень объективных причин, предопределивших

исчезновение русских учебных заведений за рубежом. Образовательным

учреждениям российского зарубежья посвящены также две диссертации. Как

видим, круг разрабатываемых исследователями вопросов не широк и

потенциально значительно шире. Значительно больше еще предстоит сделать.

Так, уже упоминавшийся Е. Г. Осовский называет следующие актуальные (с его

точки зрения) крупные направления исследований, сгруппированные им в четыре

блока: 1) становление и развитие российского образования разных ступеней в

эмиграции, политика стран пребывания, цели и система образования,

содержание и национальный (русский, украинский и т. д.) компонент

образования, своеобразие методов обучения и др.; 2) общественно-

педагогическое движение российской эмиграции, его роль в развитии

образования и науки, социализации и социальной защите детства; 3)

теоретическое наследие в области педагогики видных представителей

российской эмиграции, своеобразие научного вклада; 4) педагогическая

советология российского зарубежья, анализ и альтернативы видения проблем,

историко-педагогические и сравнительно-педагогические исследования мировой

и русской педагогики. Отсутствие координации исследовательских групп

российских эмигрантоведов, малый тираж издаваемых ими результатов трудов и

крах централизованной системы их распространения привели к тому, что призыв

Е. Г. Осовского пока остается неуслышанным. Ученые идут своим путем.

Публикаций немного, поскольку отсутствуют материальные возможности к

продолжению научного поиска, прежде всего за рубежом. Основным своим

содержанием рассмотренные труды выдержаны преимущественно в рамках первого

блока исследовательских проблем, начало изучения которых было положено П.

Е. Ковалевским и М. Раевым . Есть исследования во втором и третьем

направлении и почти нет по четвертому. Надеюсь, что предпринятый мною

анализ поможет исправить существующее положение. Одним из самых слабо

изученных аспектов культурной деятельности российских эмигрантов всех

"волн" является создание и сохранение музейных собраний. Из обнаруженных

мною публикаций по истории нашей эмиграции музейному делу россиян в

зарубежье посвящена только одна статья - публикация Л. П. Муромцевой и В.

Б. Перхавко "Одна из сторон духовной жизни российской эмиграции первой

волны" . Ее авторы справедливо отмечают, что, в отличие от эмигрантских

архивов, музейные собрания до сегодняшнего дня обойдены вниманием ученых.

Между тем разработка этой проблемы очень важна для расширения тематики и

источниковой базы исследований по истории российского зарубежья. Ведь в

большинстве эмигрантских музеев наряду с прочими экспонатами хранились

архивные документы и фотографии, редкие книги . В связи с этим Муромцева и

Перхавко формулируют задачи будущего исследователя: точно определить состав

музейных коллекций, проследить их дальнейшую судьбу и, что, по мнению

авторов, самое главное, установить их современное местонахождение.

Муромцевой и Перхавко представляется также интересным охарактеризовать роль

музеев в духовной эмиграции. Эта последняя задача частично реализована в

конце статьи самими же авторами.Отмечая, что каждая из сберегавшихся

эмигрантами коллекций имела свою неповторимую, а порой и драматическую

историю, свою судьбу, отличалась определенным своеобразием, Л. П. Муромцева

и В. Б. Перхавко выделяют и общие черты, характерные для эмигрантских

музейных собраний 1920-1930-х гг., как общественных, так и частных:

авторство инициативы создания, правовой статус, источники финансирования,

общность судеб коллекций, их преимущественная тематика, роль эмигрантских

музеев в духовной жизни зарубежья. Тем самым авторы, как уже говорилось,

отвечают на сформулированный ими будущему исследователю вопрос. При

понимании тезисной формы публикации обширное перечисление авторами музейных

собраний российского зарубежья компенсирует поверхностность описания

коллекций, сводимую лишь к именованию их характера (например, реликвии

морского флота). Нет сомнений, что у исследователей музейного дела в

зарубежье еще все впереди. В отличие от всех последующих послереволюционных

"волн", эмиграция "первой волны" была на 80% эмиграцией пишущей

интеллигенции, для которой творчество, "писание" - не только форма

деятельности, самовыражения, но и единственный смысл и источник

существования. Печатное дело в российском зарубежье имело, следовательно,

почти неограниченное число авторов и читателей. Столь благоприятные для

развития книжного дела предпосылки привели к тому, что, несмотря на

определенные материальные трудности в разных странах и в разное время, в

целом оно действительно обрело редкий по масштабу размах, существовавший до

начала многое изменившей второй мировой войны. Поэтому неудивительно, что

внимание историографов издательского дела российского зарубежья приковано в

основном именно к довоенному этапу его развития. Составляются каталоги ,

ведутся и публикуются исследования. Среди них самое полное на сегодняшний

день по географическому охвату и кругу рассматриваемых вопросов - статья И.

А. Шомраковой "Книжное дело русского зарубежья (Европа 1917-1940 гг.) .

Целью автора было дать обзор основных условий (они называются мною выше),

задач и тенденций русского книгоиздания в странах Европы. В первую очередь

И. Шомракову интересовали издания произведений художественной литературы,

литературной критики и публицистики, т. к. именно они по известной русской

традиции оставались основным способом выражения национального самосознания

и наиболее действенной формой сохранения русской культуры за рубежом.

Источниками послужили материалы отечественных и зарубежных (в том числе

русских) исследователей: научные монографии, статьи в периодике, а также

мемуары, опубликованные архивные документы и сами издания. Все вместе это

позволило написать обстоятельный и информативный труд. Ряд других

публикаций посвящен русской печати в странах рассеяния. Один из

хронологически первых известных мне материалов об эмигрантской печати в

центрах российского зарубежья - статья Т. Алексинской "Эмигрантская печать

и писатели-эмигранты (Русская эмиграция 1920-1939 годов)" , посвященная

главным образом французской столице. Газеты, журналы, издательства,

писатели-эмигранты, литературный архив И. А. Бунина, Общество друзей

русской книги (единственная русская зарубежная организация, объединявшая

библиофилов и библиографов) - таковы некоторые из тем статьи. Таким

образом, рассмотренное направление историографии российского зарубежья в

целом находится только в стадии становления. Положено начало изучению

фондов российских и зарубежных библиотек и архивов, вобравших в себя

издания русской зарубежной печать, их документацию. Создаются и публикуются

соответствующие каталоги, как в виде самостоятельных изданий, так и в

качестве списков-приложений к обобщающим их содержание статьям. Имеются

печатные материалы (переписка издателей и редакций с авторами, другие

документы), призванные облегчить работу потенциальных исследователей

истории ряда изданий. Функцию источников могут выполнить и юбилейные (к

годовщинам печатных изданий) заметки и статьи их редакторов, авторов и

читателей. Как показывает предпринятый обзор, отдельным исследователям по

силам оказывается освещение издательского дела лишь в отдельных городах,

странах рассеяния, причем, за редким исключением, пока только европейских.

Глава 7

Российская эмиграция в США и Канаде

(по материалам газеты "Иммигранты")

Основные потоки российской эмиграции и реэмиграции в Канаду и США

пришлись на периоды вне рамок послеоктябрьской "волны", особенно изучаемой

эмигрантоведами, и этим можно объяснить то, что научных трудов и публикаций

о российском рассеянии на североамериканском континенте в России мало .

Между тем российская диаспора здесь огромна, и в ней немало известных лиц.

.

США

Так, истории освоения русскими принадлежавшей до 1867 г. России Аляски, а

также ее современности посвящена первая половина статьи И. Бараникаса

"Русские "гассаки" идут!" ("гассак" на языке аляскинских эскимосов означает

искаженное "казак"). Автор оценивает численность сегодняшнего

русскоязычного населения США (эмигранты всех "волн" и их потомки) в 2,5

млн. человек и вторую половину статьи посвящает рассказу о вкладе выходцев

из России и СССР в американскую науку, технику, промышленность, культуру.

Русский американец проф. В. П. Петров, автор нескольких книг по истории

русской Америки, также настаивает на более ранней, чем 1917 г., точке

отсчета появления русских в США и говорит в этой связи о крестьянской

"волне" конца XIX - начала XX в., когда из бедных западных губерний

Российской империи на заработки в Америку прибыло, по приводимым им данным

Службы иммиграции и натурализации США, 2102596 душ. Автор статьи "Кого

Россия дала Америке" А. Алиев также выделяет дооктябрьский поток

переселенцев, но отмечает, что их низкий социальный и образовательный

уровень помешал им сохранить свое национальное лицо, предопределил их

быстрейшее растворение в местном населении. Эмоциональна и политизирована

оценка причин и качественного состава дооктябрьской "волны", данная А.

Щегалом . По его мнению, в основе своей она состояла из небольшой группы

тех, кто готовил революцию в России, и огромной массы тех, кто вынужден был

бежать из страны от неуправляемой цепной реакции на вышеупомянутую

деятельность (ухудшение экономической ситуации, вызванное революцией 1905-

07 гг., вынудило власти смягчить барьеры на пути трудовой эмиграции). Таким

образом, все авторы "Иммигрантов" настаивают на том, что отсчет "волн"

российской эмиграции в США следует вести с XIX в. Есть разногласия лишь в

том, стоит ли выделять эмиграционный поток 1990-х гг. как самостоятельную,

новую "волну". Российская иммиграция в США - весьма многонациональное

явление. Несколько публикаций "Иммигрантов" рассказывают об отдельных

этносах "русскочувствующих" (определение, введенное кем-то из писателей-

эмигрантов), проживающих в Новом Свете. Одна из таких этнических групп -

русские (русскоговорящие) армяне. В середине 1990-х гг. на территории США

проживало около миллиона армян, в Большом Нью-Йорке их более 50 тыс. Схожие

проблемы и у российских евреев. Известно, что они в составе советской

(российской) эмиграции в США составляли немалый процент. Автор статьи

"Последний причал" Е. Геллер развеивает убеждение многих, что американские

евреи, откуда бы они ни были, - сплоченный народ. Между тем еврейская

община в США действительно сильна, "влиться" в нее и почувствовать это не

удается лишь евреям - выходцам из СССР. В основе этого лежит тот же

комплекс причин, что и применительно к русскоговорящим армянам. Независимо

от этнической принадлежности членов российской диаспоры в США российская

эмиграция в этой стране в совокупности лишена сплоченности и единства. Для

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6