Голод 1932-1933 годов

вызвано действиями кулаков и других враждебных сил, стремящихся к «подрыву

советского строя». Выбор был прост: «или деревенские капиталисты, или

колхозы». Речь теперь шла не о выполнении плана, а о беге наперегонки со

временем.

Только что принятый план подвергся многочисленным корректировкам в

сторону повышения, особенно в области коллективизации. Вначале

предполагалось обобществить к концу пятилетки 5 млн. крестьянских хозяйств.

В июне Колхозцентр объявил о необходимости коллективизации 8 млн. хозяйств

только за один 1930 г. и половины крестьянского населения к •1933 г. В

августе Микоян заговорил уже о 10 млн., а в сентябре была поставлена цель

обобществить в том же 1930 г. 13 млн. хозяйств. В декабре эта цифра выросла

до 30 млн.

Такое раздувание показателей плана свидетельствовало не только о

победе сталинской линии. Оно питалось иллюзией изменения положения вещей в

деревне: тот факт, что начиная с зимы 1928 г. сотни тысяч бедняков под

воздействием призывов и обещаний объединились в ТОЗы, чтобы при поддержке

государства хоть как-то повысить свое благосостояние, в глазах большинства

руководителей свидетельствовал об «обострении классовых противоречий» в

деревне и о «неумолимой поступи коллективизации». 200 «колхозов-гигантов» и

«агропромышленных комплексов», каждый площадью 5—10 тыс. га, становились

теперь «бастионами социализма». В июне 1929 г. печать сообщила о начале

нового этапа — «массовой коллективизации». Все парторганизации были брошены

властями на выполнение двойной задачи: заготовительной кампании и

коллективизации. Все сельские коммунисты под угрозой дисциплинарных мер

Должны были показать пример и вступить в колхозы. Центральный орган

управления коллективными хозяйствами — Колхоз-центр — получил

дополнительные полномочия. Органы сельхозкооперации, владельцы

немногочисленной техники, обязывались предоставлять машины только колхозам.

Мобилизация охватила профсоюзы и комсомол: десятки тысяч рабочих и

студентов были отправлены в деревню в сопровождении партийных «активистов»

и сотрудников I'll У. В этих условиях насильственная заготовительная

кампания приняла характер реквизиции, еще ярче выраженный, чем во время

двух предыдущих. Осенью 1929 г. рыночные механизмы были окончательно

сломаны. Несмотря на средний урожай, государство получило более 1 млн.

пудов зерна, то есть на 60% больше, чем в предыдущие годы. По окончании

кампании сконцентрированные в деревне огромные силы (около 150 тыс.

человек) должны были приступить к коллективизации.

5. Причины. Коллективизация.

За лето доля крестьянских хозяйств, объединившихся в ТОЗы (в

подавляющем большинстве это были бедняки), составила в отдельных районах

Северного Кавказа, Среднего и Нижнего Поволжья от 12 до 18% общего числа. С

июня по октябрь коллективизация затронула, таким образом, 1 млн.

крестьянских хозяйств.

Вдохновленные этими результатами, центральные власти всячески

побуждали местные парторганизации соревноваться в рвении и устанавливать

рекорды коллективизации. По решению наиболее ретивых партийных организаций

несколько десятков районов страны объявили себя «районами сплошной

коллективизации». Это означало, что они принимали на себя обязательство в

кратчайшие сроки обобществить 50% (и более) крестьянских хозяйств. Давление

на крестьян усиливалось, а в центр шли потоки триумфальных и нарочито

оптимистических отчетов. 31 октября «Правда» призвала к сплошной

коллективизации. Неделю спустя в связи с 12-й годовщиной Октябрьской

революции Сталин опубликовал свою статью «Великий перелом», основанную на в

корне ошибочном мнении, что «середняк повернулся лицом к колхозам». Не без

оговорок ноябрьский (1929 г.) пленум ЦК партии принял сталинский постулат о

коренном изменении отношения крестьянства к коллективным хозяйствам и

одобрил нереальный план роста промышленности и ускоренной коллективизации.

Это был конец нэпа.

В докладе Молотова на ноябрьском (1929 г.) пленуме ЦК отмечалось:

«Вопрос о темпах коллективизации в плане не встает... Остается ноябрь,

декабрь, январь, февраль, март -- четыре с половиной месяца, в течение

которых, если господа империалисты на нас не нападут, мы должны совершить

решительный прорыв в области экономики и коллективизации». Решения пленума,

в которых прозвучало заявление о том, что «дело построения социализма в

стране пролетарской диктатуры может быть проведено в исторически

минимальные сроки», не встретили никакой критики со стороны «правых»,

признавших свою безоговорочную капитуляцию.

После завершения пленума специальная комиссия, возглавляемая новым

наркомом земледелия А.Яковлевым, разработала график коллективизации,

утвержденный 5 января 1930 г. после неоднократных пересмотров и сокращений

плановых сроков. На сокращении сроков настаивало Политбюро. В соответствии

с этим графиком Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье подлежали

«сплошной коллективизации» уже к осени 1930 г. (самое позднее к весне 1931

г.), а другие зерновые районы должны были быть полностью коллективизированы

на год позже, Преобладающей формой коллективного ведения хозяйства

признавалась артель, как более передовая по сравнению с товариществом по

обработке земли. Земля, скот, сельхозтехника в артели обобществлялись.

6. Причины. Раскулачивание.

Другая комиссия во главе с Молотовым занималась решением участи

кулаков. 27 декабря Сталин провозгласил переход от политики ограничения

эксплуататорских тенденций кулаков к ликвидации кулачества как класса.

Комиссия Молотова раз- делила кулаков на 3 категории: в первую (63 тыс.

хозяйств) вошли кулаки, которые занимались «контрреволюционной

деятельностью», во вторую (150 тыс. хозяйств) — кулаки, которые не

оказывали активного сопротивления советской власти, но являлись в то же

время «в высшей степени эксплуататорами и тем самым содействовали

контрреволюции». Кулаки этих двух категорий подлежали аресту и выселению в

отдаленные районы страны (Сибирь, Казахстан), а их имущество подлежало

конфискации. Кулаки третьей категории, признанные «лояльными по отношению к

советской власти», осуждались на переселение в пределах областей из мест,

где должна была проводиться коллективизация, на необработанные земли.

В целях успешного проведения коллективизации власти мобилизовали 25

тыс. рабочих (так называемых «двадцатипятитысячников») в дополнение к уже

направленным ранее в деревню для проведения хлебозаготовок. Как правило,

эти новые мобилизованные рекомендовались на посты председателей

организуемых колхозов. Целыми бригадами их отправляли по центрам округов,

где они вливались в уже существующие «штабы коллективизации», состоящие из

местных партийных руководителей, милиционеров, начальников гарнизонов и

ответственных работников ОГПУ. Штабам вменялось в обязанность следить за

неукоснительным выполнением графика коллективизации, установленного местным

партийным комитетом: к определенному числу требовалось коллективизировать

установленный процент хозяйств. Члены отрядов разъезжались по деревням,

созывали общее собрание и, перемежая угрозы всякого рода посулами, применяя

различные способы давления (аресты «зачинщиков», прекращение

продовольственного и промтоварного снабжения), пытались склонить крестьян к

вступлению в колхоз. И если только незначительная часть крестьян,

поддавшись на уговоры и угрозы, записывалась в колхоз, «то

коллективизированным на 100%» объявлялось все село.

Раскулачивание должно было продемонстрировать самым неподатливым

непреклонность властей и бесполезность всякого сопротивления. Проводилось

оно специальными комиссиями под надзором «троек», состоящих из первого

секретаря партийного комитета, председателя исполнительного комитета и

руководителя местного отдела ПТУ. Составлением списков кулаков первой

категории занимался исключительно местный отдел ГПУ. Списки кулаков второй

и третьей категорий составлялись на местах с учетом «рекомендаций»

деревенских активистов и организаций деревенской бедноты, что открывало

широкую дорогу разного рода злоупотреблениям и сведению старых счетов. Кого

отнести к кулакам? Кулак «второй» или «третьей» категории? Прежние

критерии, над разработкой которых в предыдущие годы трудились партийные

идеологи и экономисты, уже не годились. В течение предыдущего года

произошло значительное обеднение кулаков из-за постоянно растущих налогов.

Отсутствие внешних проявлений богатства побуждало комиссии обращаться к

хранящимся в сельсоветах налоговым спискам, часто устаревшим и неточным, а

также к информации ОГПУ и к доносам. В итоге раскулачиванию подверглись

десятки тысяч середняков. В некоторых районах от 80 до 90% крестьян-

середняков были осуждены как «подкулачники». Их основная вина состояла в

том, что они уклонялись от коллективизации. Сопротивление на Украине,

Северном Кавказе и на Дону (туда даже были введены войска) было более

активным, чем в небольших деревнях Центральной России. Количество

выселенных на спецпоселение в 1930—1931 гг. составило, по архивным данным,

выявленным В.Н. Земсковым, 381 026 семей общей численностью 1 803 392

человека.

Одновременно с «ликвидацией кулачества как класса» невиданными темпами

разворачивалась сама коллективизация. Каждую декаду в газетах публиковались

данные о коллективизированных хозяйствах в процентах: 7,3% на 1 октября

1929 г.;

13,2% на 1 декабря; 20,1% на 1 января 1930 г.; 34,7% на 1 февраля, 50%

на 20 февраля; 58,6% на 1 марта... Эти проценты, раздуваемые местными

властями из желания продемонстрировать руководящим инстанциям выполнение

плана, в действительности ничего не означали. Большинство колхозов

существовали лишь на бумаге.

7. Результат. Голод 1932-1933 года.

Результатом этих процентных побед стала полная и длительная

дезорганизация сельскохозяйственного производства. Угроза коллективизации

побуждала крестьян забивать скот (поголовье крупного рогатого скота

уменьшилось на четверть в период между 1928—1930 гг.). Нехватка семян для

весеннего сева, вызванная конфискацией зерна, предвещала катастрофические

последствия.

В своей статье «Головокружение от успехов», появившейся в «Правде» 2

марта 1930 г., Сталин осудил многочисленные случаи нарушения принципа

добровольности при организации колхозов, «чиновничье декретирование

колхозного движения». Он критиковал излишнюю «ретивость» в деле

раскулачивания, жертвами которого стали многие середняки. Обобществлению

часто подвергался мелкий скот, птица, инвентарь, постройки. Необходимо было

остановить это «головокружение от успехов» и покончить с «бумажными

колхозами, которых еще нет в действительности, но о существовании которых

имеется куча хвастливых резолюций». В статье, однако, абсолютно

отсутствовала самокритика, а вся ответственность за допущенные ошибки

возлагалась на местное руководство. Ни в коей мере не вставал вопрос о

пересмотре самого принципа коллективизации. Эффект от статьи, вслед за

которой 14 марта появилось постановление ЦК «О борьбе против искривления

партийной линии в колхозном движении», сказался немедленно- Пока местные

партийные кадры пребывали в полном смятении, начался массовый выход

крестьян из колхозов (только в марте 5 млн. человек). К 1 июля

коллективизированными оставались не более 5,5 млн. крестьянских хозяйств

(21% общего числа крестьян) или почти в 3 раза меньше, чем на 1 марта.

Возобновленная с новой силой к осени 1930 г. кампания хлебозаготовок

способствовала росту напряженности, временно спавшей весной. Исключительно

благоприятные погодные условия 1930 г. позволили собрать великолепный

урожай в 83,5 млн. т (на 20% больше, чем в предьщущем году).

Хлебозаготовки, осуществляемые проверенными методами, принесли государству

22 млн. т. зерна, или в два раза больше, чем удавалось получить в последние

годы нэпа. Эти результаты, достигнутые на самом деле ценой огромных поборов

с колхозов (доходивших до 50—60% и даже до 70% урожая в самых плодородных

районах, например на Украине), могли только побудить власти к продолжению

политики коллективизации. На крестьян снова различными способами

оказывалось давление: районы, сопротивлявшиеся коллективизации,

отстранялись от промтоварного снабжения; колхозам отдавались не только

конфискованные кулацкие земли, но и все пастбища и леса, находившиеся в

общем пользовании крестьян; наконец, прокатилась новая волна

раскулачивания, охватившая на Украине 12—15% крестьянских хозяйств. Реакция

крестьян на этот грабеж средь бела дня была ожесточенной: во время

хлебозаготовок 1930—1931 гг. отделы ГПУ зарегистрировали десятки тысяч

случаев поджогов колхозных построек. Несмотря на это, к 1 июля 1931 г.

процент коллективизированных хозяйств вернулся к уровню 1 марта 1930 г.

(57,5%).

Отобранное у крестьян зерно предназначалось для вывоза,

преимущественно в Германию. Эта страна обязалась в рамках торгового германо-

советского соглашения, подписанного в апреле 1931 г., предоставить

Советскому Союзу значительные кредиты (более 1 млрд. марок). В обмен на

необходимую для индустриализации технику (с 1931 по 1936 г. половина всей

ввозимой в СССР техники была немецкого происхождения) советская сторона

брала обязательства снабжать Германию сельскохозяйственным сырьем и

золотом. Добыча этого металла с начала 30-х годов достигла небывалых

размеров, прежде всего на Колыме и в районах Крайнего Севера, где в

качестве рабочей силы использовались заключенные — в основном раскулаченные

крестьяне.

К концу лета 1931 г. хлебозаготовки начали давать сбои:

снизились поступления зерновых. Власти решили направить в деревню 50 тыс.

новых уполномоченных в качестве подкрепления местному аппарату. Из-за

неурожая в восточных районах страны особенно суровому обложению подвергли

Украину. Тысячи колхозов остались полностью без кормов и почти без семян.

Несмотря на очень посредственный урожай (69 млн. т), во время

хлебозаготовок было изъято рекордное количество зерна (22,8 млн. т), из них

5 млн. т пошли на экспорт в обмен на технику. Насильственное изъятие одной

трети (а в некоторых колхозах до 80%) урожая могло лишь окончательно

расстроить производственный цикл. Уместно напомнить, что при нэпе крестьяне

продавали всего от 15 до 20% урожая, оставляя 12— 15% на семена, 25—30% —

на корм скоту, а остальные 30—35% — для собственного потребления.

Правительство, воодушевленное успехами хлебозаготовок, наметило на 1932 г.

план в 29,5 млн. т. А на Украине между тем появлялись первые признаки

«критической продовольственной ситуации». Этот эвфемизм, употребленный

украинским ЦК, на самом деле означал голод.

Назревал и становился неизбежным конфликт между идущими на всяческие

уловки во имя сохранения части урожая крестьянами, с одной стороны, и

властями, обязанными любой ценой выполнить план по хлебозаготовкам, — с

другой. Заготовки 1932 г. протекали очень медленно. С началом новой жатвы

крестьяне, часто в сговоре со своими руководителями, стремились пустить в

употребление или припрятать все, что только можно. Власти тотчас же

вознегодовали по поводу «разбазаривания народного богатства». 7 августа

1932 г. был издан закон, позволявший приговаривать к высылке сроком до 10

лет за ущерб наносимый колхозу. Осенью 1932 г. правительство собралось

нанести решительный удар по колхозникам, которые, по словам Сталина, целыми

отрядами выступали против Советского государства. В соответствии с законом

от 7 августа и статьей 58 Уголовного кодекса (которая позволяла осудить

всякого, кто совершил какое-либо действие, подрывающее советскую власть)

десятки тысяч колхозников были арестованы за самовольное срезание

небольшого количества колосьев ржи или пшеницы. О размахе репрессий может

свидетельствовать секретный циркуляр, датированный 8 мая 1933 г. В нем

указывалось на необходимость навести порядок в произведении арестов,

совершаемых кем попало, разгрузить места заключения и в течение двух

месяцев снизить общее число заключенных с 800 до 400 тыс. человек.

Репрессиям подвергались не только рядовые колхозники, но и председатели

колхозов. Только за W1 г. 36% из них были смещены с должностей, и почти

всем было предъявлено обвинение в антигосударственной деятельности,

направленной на саботаж хлебозаготовок. Чистка коснулась и партийцев —

примерно треть из них пострадала. Продот-ряды, осуществлявшие заготовки,

совершали настоящие караульные экспедиции, прежде всего в зерновых районах.

В своих Действиях они не останавливались даже перед изъятием всего

колхозного зерна, в том числе выделенного на семена и оплату работу.

Результатом этих действий был страшный голод, от которого погибло, главным

образом на Украине, от 4 до 5 млн. человек. В отличие от 1921 г., когда

голод был официально признан и власти обратились за международной помощью,

на этот раз существование «критической продовольственной ситуации» в

'украинской деревне полностью отрицалось правительством. Сведения о

массовом голоде скрывались даже внутри страны. В наиболее пострадавших

районах воинские подразделения следили за тем, чтобы крестьяне не покидали

свои деревни. В итоге массового ухода из деревень, как в 1921—1922 гг., не

произошло.

8. Следствия. 1933-1936 год.

После этой катастрофы правительство признало необходимость пересмотра

методов проведения заготовок. Были предприняты шаги по централизации и

объединению разрозненных органов в единый Комитет по заготовкам (Комзаг),

подчинявшийся непосредственно Совету Народных Комиссаров. Этими действиями

руководство признало первостепенную значимость ежегодной

хлебозаготовительной кампании, являвшейся, по словам Кирова,

концентрированным выражением всей политики в деревне, пробным камнем нашей

силы и слабости, силы и слабости наших врагов. Были произведены также

преобразования в структуре органов управления. Создавались политотделы,

состоящие из проверенных людей, имеющих все основания «гордиться» своим

богатым опытом работы, чаще всего в органах госбезопасности или в армии.

Политотделы руководили деятельностью машинно-тракторных станций, являвшихся

основными органами контроля за сельскохозяйственным производством, а также

«присматривали» за местными партийными инстанциями, считавшимися чересчур

либеральными по отношению к крестьянам.

Наконец, по Постановлению от 19 января 1933 г. заготовки становились

составной частью обязательного налога, взимаемого государством и не

подлежащего пересмотру местными властями. Эта мера в принципе должна была

защитить колхозы от бесконтрольных многократных обложений, произвольно

назначаемых местными властями. Но на самом деле, не снижая размера

отчислений в пользу государства, постановление лишь утяжелило участь

крестьян. В придачу к налогу колхозники обязывались оплачивать натурой

услуги, предоставляемые им через МТС. Этот весьма значительный сбор давал в

1930-е годы минимум 50% хлебозаготовок. Сверх того государство полное стью

брало на себя контроль за размерами посевных площадей и урожая в колхозах,

несмотря на то что они, как предполагалось по их уставу, являлись

социалистическими кооперативами и подчинялись только общему собранию

колхозников. Размер государственного налога при этом определялся исходя из

желаемого результата, а не из объективных данных.

Наконец, чтобы закрыть всякую лазейку, через которую продукция могла

бы уйти из-под контроля государства, в марте 1933 г. было издано

постановление, по которому, пока район не выполнит план по хлебозаготовкам,

90% намолоченного зерна отдавалось государству, а оставшиеся 10%

распределялись среди колхозников в качестве аванса за работу. Открытие

колхозных рынков, легализованных с лета 1932 г. с целью смягчения

катастрофической ситуации с продовольствием в городах, также зависело от

того, справлялись ли колхозы района с выполнением плана. Для установления

полного контроля государства над деревней оставалось коллективизировать 5

млн. сохранившихся еще к началу 1934 г. единоличных хозяйств. На июльском

(1934 г.) пленуме ЦК существование этих 5 млн. «спекулянтов» было признано

неприемлемым. Власти объявили об установлении исключительно высокого

денежного обложения крестьян-частников. Кроме того, размер государственного

налога был увеличен для них на 50% и в таком виде значительно превосходил

уровень платежеспособности мелких производителей. Для частников оставалось

только три выхода из этой ситуации: уйти в город, вступить в Колхоз или

стать наемным рабочим в совхозе. На Втором съезде колхозников (по существу,

колхозных активистов), проходившем в феврале 1935 г., Сталин с гордостью

заявил, что 98% всех обрабатываемых земель в стране уже являются

социалистической собственностью.

В том же 1935 г. государство изъяло у села более 45% всей

сельскохозяйственной продукции, т.е. в три раза больше, чем в 1928 г.

Производство зерна при этом снизилось, несмотря на рост посевных площадей,

на 15% по сравнению с последними годами нэпа. Продукция животноводства едва

составила 60% уровня 1928 г.

9. Заключение.

За пять лет государству удалось провести «блестящую» операцию по

вымогательству сельхозпродукции, покупая ее по смехотворно низким ценам,

едва покрывавшим 20% себестоимости. Эта операция сопровождалась небывало

широким применением принудительных мер, которые содействовали усилению

полицейско-бюрократического характера режима. Насилие по отношению к

крестьянам позволяло оттачивать те методы репрессий, которые позже были

применены к другим общественным группам. В ответ на принуждение крестьяне

работали все хуже, поскольку земля, по существу, им не принадлежала.

Государству пришлось внимательно следить за всеми процессами крестьянской

деятельности, которые во все времена и во всех странах весьма успешно

осуществлялись самими крестьянами: пахотой, севом, жатвой, обмолотом и т.д.

Лишенные всех прав, самостоятельности и всякой инициативы, колхозы были

обречены на застой. А колхозники, перестав быть хозяевами превращались в

граждан второго сорта.

10. Список литературы.

1. Н.Верт “История советского государства” М.1999

2. “История отечества” учебник для вузов М.1995

3. Большой энциклопедический словарь М.1994

Страницы: 1, 2