Февральская революция и футуризм

Февральская революция и футуризм

введение. 2

Формирование идеологии футуризма. Довоенный футуризм. 5

Поэты на фугасах. Русский футуризм в годы Первой мировой 1914–1917гг. 11

Февральская революция и Возрождение футуризма. 13

Заключение. 15

Источники и литература: 16

введение.

Вопрос о связи русского футуризма и революции возник после Октября

1917 года. Главная причина этого— попытки левых от искусства захватить

доминирующие позиции в художественной жизни.[i] Поэтому в 20–х годах истоки

и сущность футуризма рассматривали в контексте проблемы “футуризм и

революция”. В литературе 20–х речь шла в основном об Октябрьской революции,

хотя прямо на это не указывалось, в то же время рассматривалось не

восприятие и не отношение к революции, а степень революционности

футуристической идеологии и часто степень соответствия идеям большевизма.

Шапирштейн–Лерс видел в футуризме народничество с революционным уклоном в

условиях общественной реакции.[ii] Н. Горлов рассматривал футуризм как

явление, рожденное революционными настроениями в обществе; по его словам,

русские футуристы делали ту же революцию, что и большевики, но с другого

конца; отрицание старого, буржуазного быта и революция в эстетике привела

футуристов к отрицанию старого строя и социальной революции.[iii] Идейные

противники “левых от искусства” расценивали футуризм как протест части

мелкобуржуазной богемы или одно из проявлений буржуазного строя.[iv] В 30–х

годах последняя позиция, определенная более политической, чем научной

логикой, стала доминирующей. Футуризм, как и остальные проявления

формализма, был объявлен формой буржуазного влияния[v], что в значительной

степени затруднило его научное изучение. В советской литературе практически

нет работ, посвященных истории русского футуризма. История довоенного

футуризма освещена только в двух работах Харджиева— “Ранний Маяковский” и

“Турне кубофутуристов”— опубликованных в 1940 году.([vi] Работы содержат

обильный фактический материал по истории и теории, раскрывается своеобразие

русского футуризма, проблема революционности футуризма не рассматривается,

в то же время отмечается оппозиционное отношение к эстетическим вкусам

буржуазии и идеологии правящих классов, выразившееся в лозунгах самоценного

искусства, автономного от утилитарных задач.[vii] Хотя 60-е и 70–е годы

отмечены появлением значительного количества работ по отдельным аспектам

авангарда и творчеству отдельных его представителей, работ собственно по

истории футуризма в это время не появилось. Первая работа по истории

русского литературного футуризма принадлежит Маркову, ученому из

Калифорнийского университета (1968); футуризм рассматривается как сложное,

многоликое, почти хаотическое явление, сочетающее совершенно несовместимые

элементы(примитивизм, урбанизм, славянофильство, символизм и т. п.); Марков

рассматривает футуризм только как литературное течение, отрицает

существование каких–либо политических тенденций в русском футуризме, не

прослеживает восприятие футуристами революции даже в эстетическом

плане.[viii] В конце 80-х годов начинается новый период, продолжавшийся

первые два постсоветские десятилетия, в изучении наследия русского

авангарда. Появляются работы по истории русского футуризма. В труде

Крусанова авангард рассматривается в социальном аспекте, как общественное

движение с особой идейно–художественной системой взглядов и представлений.

Основное внимание автора сосредоточено на конкретных событиях (выставки,

публикации, выступления и т. п.), а также восприятию и реакции общества на

идеи и практику авангарда. (На сегодняшний день опубликован лишь первый

том, охватывающий историю дореволюционного авангарда, который соотносится с

термином “футуризм”.)[ix] В работе Бобринской, посвященной истории

футуризма в мировом масштабе, история русского футуризма рассматривается в

контексте основной, по мнению Бобринской, идеи русского футуризма— идеи

“психической эволюции”, стремления к открытию новых возможностей в психике

и сознании человека— этой идеей объясняются попытки создания футуристами

мирового, заумного языка будущего и взгляд на искусство как способ

трансформации мира, в этом же контексте рассматривается восприятие

футуристами войны и революции— восприятие мифологизированное, как факторов,

способствующих психической эволюции.[x]

Проблема “футуризм и Февральская революция” никогда не становилась

предметом отдельного научного исследования. Отношение отдельных футуристов

к Февралю рассматривается в биографической литературе, в то же время в

биографической литературе почти не прослеживается связь восприятия

революции с идеологией футуризма.[xi] В историографии не прослеживаются

революционные тенденции в русском футуризме (отчасти это сделано в работе

Бобринской).(( В то же время правильное представление об этих тенденциях

необходимо для прояснения особенностей футуристического восприятия Февраля.

К семнадцатому году большинство групп, связывавших себя с футуризмом,

распались, идеалам футуризма остались верны только кубофутуристы и близкие

к ним художники и писатели ( Кубофутуризм неединственное течение в русском

футуризме, но только это течение можно соотносить с конкретными

революционными событиями.

Разработка проблемы “Февраль и футуризм” затрудняется характером

источников. В воспоминаниях футуристов, в основном написанных в советское

время, Февральская революция или упускается из виду, скорее всего

сознательно,[xii] или же подчеркивается ее консервативный, буржуазный

характер и неизбежность социалистической революции[xiii]; Маяковский,

Каменский, Крученых говорят о футуризме как об искусстве, отвечающем

интересам революции и связывают его с большевизмом,[xiv] наиболее ярко

условность подобных натяжек видна в воспоминаниях Матюшина— Матюшин

трактует заумные стихи из оперы Крученых—

Сарча саранча

Пик пить

Пить пик

Не оставляй оружия к обеду за обедом

Ни за гречневой кашей

как призыв к рабочим.[xv] Представление о действительном восприятии

Февраля могут дать только первые воспоминания Каменского, законченные в

июле 1917.[xvi] Художественные произведения футуристов не могут

рассматривается в качестве основного источника— особенность любого

художественного текста— многозначность, к тому многие футуристические

тексты обладают спецификой(акцент на форме, алогизм, использование

смыслового и звукового сдвига, заумного языка, т. п.), затрудняющей их

анализ. Для прояснения данной проблемы гораздо большую ценность

представляют манифесты и статьи футуристов, отражающих идеологию, во многом

формирующуюся “на ходу”. Наибольшую ценность представляют документы

личного, интимного характера— дневники, письма и т. п.( подобных документов

сохранилось не так много, а из сохранившегося лишь небольшая часть

опубликована и легкодоступна)— раскрывающие не только отношение к

определенным событиям, но и понять мироощущение автора. В то же время

необходимо соотносить конкретное мироощущение с футуристической идеологией,

поскольку проблема восприятия футуристами Февральской революции будет

оправдана только в том случае, если рассматривать её не как совокупность

восприятия отдельных писателей и художников, а как восприятие людьми,

обладающими рядом общих мировоззренческих принципов.

Формирование идеологии футуризма. Довоенный футуризм.

Новое русское искусство началось с выставок “((((((((“ и “Золотого

руна” в 1907–1908 годах.[xvii] Первый литературный сборник, тех кого в

дальнейшем назовут футуристами, появился в 1910 (“Садок судей”). (В этом же

году вышел сборник “Студия импрессионистов” с участием Хлебникова, Д. и Н.

Бурлюков; годом раньше “Шарманка” будетлянки Елены Гуро.) В первый

период((( русского футуризма, продолжавшийся где–то до конца 1911, идут

активные художественные поиски, формируются принципы нового искусства, в то

же время русский авангард пока что остается только совокупностью

художественных течений. Качественно новый период— 1912–1914 годы.

Большинство исследователей считают эти годы расцветом русского

футуризма.[xviii] Если под расцветом понимать степень публичной активности

и общественного интереса, тогда с этим утверждением можно согласится. В эти

годы существовало огромное количество группировок в живописи(“Бубновый

валет”, “Ослиный хвост”, “Союз молодежи” и др.) и в литературе(“Гилея” или

кубофутуристы, “Академия эгопоэзии”, “Мезонин поэзии”, “Центрифуга” и др.),

при чем почти все претендовали на открытие новых художественных

направлений, проходили многочисленные выставки, публиковалось множество

книг и теоретических работ, эти годы отмечены огромным общественным

интересом к футуризму, проводились многочисленные публичные диспуты и

лекции, причем не только в Москве и Петербурге, но и в городах европейской

части России, Украины, Крыма, Закавказья, в провинции появились подражатели

футуризма(в основном, почему–то, на юге Российской империи— в

Ростове–на–Дону, Харькове, Екатеринославле и др.).[xix] Выставки,

литературные сборники, организация новой художественной группы или метода,

как правило, сопровождались манифестами (первый манифест “Пролог.

Эго–футуризм.” написал Северянин еще в ноябре 1911), таким образом

формировалась идеология футуризма. В этот период футуризм перестает быть

только художественным течением. Как отмечает Крусанов, именно в 1912 году

термин “футуризм” получает широкое распространение, первоначально

“футуризмом” обозначалось только одно из новейших течений в живописи.[xx]

Как художественного метода футуризма в русской живописи не существовало, за

исключением нескольких работ Гончаровой, Малевича, Розановой и

Ларионова[xxi]; художники–новаторы шли от французского кубизма, ранее почти

все прошли через импрессионистический этап, некоторое влияние оказал

немецкий экспрессионизм и решающее русский и восточный примитив ( русский и

восточный лубок, иконопись, современное низовое искусство— живопись

вывесок, подносов, роспись крестьянских жилищ и т. п. + массовая городская

фотография)[xxii]. В литературе последователями итальянского футуризма

считали себя Илья Зданевич и Шершеневич, Зданевич одно время вел переписку

с Маринетти и писал звукоподражательные стихи a la Маринетти[xxiii],

Шершеневич занимался переводом итальянских манифестов.[xxiv] Но большинство

русских поэтов–футуристов подчеркивали свою независимость от итальянского

футуризма[xxv], который представляли лишь по отдельным манифестам, но в то

же время очень часто обозначали свои произведения как футуристические. По

справедливому замечанию Маркова, слово “футуризм” могло обозначать очень

многое от декаденствующего эстетства и символизма до импрессионизма и

крайнего урбанизма[xxvi], но прежде всего это слово, видимо, должно было

обозначать отказ от прошлого и принципы новой эстетики. В 1913 году в

периодической печати и в обществе “футуризмом” начинают обозначать все

новаторские течения не только в литературе, но и в живописи.[xxvii] Сами

футуристы начинают расценивать футуризм как нечто большее, чем просто

художественное новаторство. Уже эго–футуристы в своих манифестах, очень

мутных в отношении смысла, пытались представить футуризм как некую

философию.[xxviii] (Как показывает Марков, источником философии

эго–футуризма, помимо гигантского самомнения и не менее гигантской

самоуверенности, послужили несколько популярных брошюр о литературе и

философии.[xxix]) В 1914 году Россию посетил Маринетти, в связи с этим

большинство русских футуристов поспешило заявить о независимости русского

футуризма, некоторые сделали это в крайне резкой форме. Ларионов призвал

всех подлинных футуристов забросать Маринетти тухлыми яйцами и облить

кислым молоком, поскольку Маринетти предал принципы футуризма, превратив

его в религию с кодексом догматов, тогда как футуризм есть вечное движение

вперед.[xxx](Ларионова никто не поддержал, “подлинными футуристами”

оказались только члены группы Ларионова— Гончарова, Илья и Кирилл

Зданевичи, Ле–Дантю и др., впоследствии Ларионов и К( расписались в

солидарности с Маринетти.[xxxi]) Хлебников расценил приветствие Маринетти

как предательство первого шага русского искусства по пути свободы и чести,

придав конфликту характер противостояния Азии и Европы, а себя и своих

сторонников он назвал “людьми воли”.[xxxii] Наиболее четкое определение

футуризма в письме Большакова, Маяковского, Шершеневича в “Новь”—

“футуризм— общественное течение, рожденное большим городом,” поэтому, хотя

русский футуризм самостоятелен, некоторые параллели неизбежны.[xxxiii]

Данный эпизод показателен: 1) тем, что большинство деятелей авангарда

выступили от имени футуризма, хотя некоторые из них уже успели от футуризма

открестится— например, Ларионов и его группа, уже в 1913 году

разрабатывающие принципы лучизма[xxxiv], а затем идеологию всечества.[xxxv]

2) попыткой охарактеризовать футуризм, отталкиваясь не только от

особенностей художественного метода. К 1914 году футуризм превратился в

определенную идеологию. Идеология футуризма была тесно связанна с

художественными поисками, идеология футуризма появилась на базе новой

эстетики. Одни и те же принципы формулировались представителями часто

враждующих между собой группировок, в художественном плане совершенно

различных. Первый принцип новой эстетики— отказ от прошлого, ненависть к

прошлому, обращение к современности— отправная точка всего нового

искусства— декларировался почти во всех манифестах, статьях,

лекциях.[xxxvi] Новые художественные методы получили теоретическое

осмысление— современность давала новые темы новые ощущения, новые чувства,

о которых невозможно было говорить старыми средствами[xxxvii]. В то же

время современность понималась как переходный этап. Футуристы

противопоставляли себя современной буржуазной эстетике, которую они

связывали с прошлым. Антибуржуазный характер, как справедливо указывает

Харджиев, прежде всего сказался в принципе самоценного искусства,

свободного от утилитарных задач— характерны сами формулировки этого

принципа: Д. Бурлюк— ”Живопись стала преследовать лишь живописные задачи.

Жирные буржуа оставили художника своим позорным влиянием”,

аналогичные формулировки с определениями “тупые буржуа” и “буржуазная

спячка” в манифестах ”Ослиный хвост и Мишень” и “Эго–футуризм”.[xxxviii] О

антибуржуазной направленности свидетельствует широкое обращение к

примитиву, народному искусству— в живописи обращение к принципам лубка,

иконы, вывески; в литературе — к фольклору и крестьянскому языку(

Хлебников, Асеев). Также практика эпатажа и скандалов, иногда доходивших до

драк с публикой.[xxxix] Себя футуристы ассоциировали с будущим.

Первоначально речь шла только об искусстве будущего— о Зарницах Новой

Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) слова( “Пощечина”) и т. п. ,

через некоторое время футуристы заявили— “Мы новые люди новой жизни”(Садок

судей II, сборник поэтов “Гилеи”) и “Мы последние варвары мира старого и

первые нового” (Доклад И. Зданевича). Футуризм стал рассматриваться как

способ преображения мира— Объединившиеся поэты “Гилеи” и художники “Союза

молодежи” говорили о изменении психики человека посредством нового

искусства— Розанова— “....мы ценим только, те произведения, которые

новизной своей рождают в зрителе нового человека”, Крученых— “Искусство

идет в авангарде психической эволюции”, Маяковский в докладе “Достижения

футуризма” рассматривал последний как ценный вклад в историю

человечества.[xl] Уже в 30–е годы проживая в США Д. Бурлюк, доказывая

революционность футуризма через тезис о революции последнего в эстетике,

писал, что “чистое искусство упражняет психические способности потребителя,

укрепляет их силы, подобно тому, как гимнастика способна создать здоровое

тело и прекрасные формы мускулатуры”.[xli] (Бобринская рассматривает идею

психической эволюции как одну из главных особенностей русского футуризма,

идея психической эволюции, по её мнению, сформировала ряд положений

футуристической эстетики— особое значение алогизма и абсурда, увлечение

примитивом и инфантилизмом, интерес к различным техникам психических

трансформаций, поиск заумного языка будущего и т. п.[xlii] Однако

зависимость, видимо, была обратной. На это есть указание в процитированных

Бобринской словах Крученых из манифеста “Новые пути слова”— “Современные

баячи открыли, что неправильное построение предложений дает движение

и новое восприятие мира”— то есть новые психические возможности рождаются

случайно, в результате формальных поисков. К тому же “Союз молодежи” и

кубофутуристы, разрабатывающие идеи психической эволюции, не все силы

русского футуризма. Интерес к примитиву возник задолго до декларирования

идей психической эволюции, инфантилизм в живописи представлен работами

Ларионова, враждующего с “Союзом молодежи”, в группы Ларионова входил один

из главных теоретиков зауми и алогизма И. Зданевич.) Группа Ларионова

представляла футуристическое преображение мира несколько иначе и менее

серьезно— как вторжение футуризма во все области человеческого

существования. В манифесте “Почему мы раскрашиваемся” Ларионов и И.

Зданевич заявляют, что они [“будущники”, группа Ларионова] связали

искусство с жизнью, по их призыву жизнь вторглась в искусство, теперь с

помощью раскраски лица они начинают обратное вторжение, раскраска

рассматривалась как начало перестройки жизни.[xliii] Ларионов распространял

слухи о подготовки им брошюр, в которых он обещал изложить принципы моды и

кулинарии будущего( в моде главный принцип— асимметрия, в кулинарии—

всеядность и отказ от доминирующего положения мяса.[xliv] Эгофутуристы

тоже говорили что–то подобное, но более неопределенно— уже летом 1912 года

П. М. Фофанов писал, что из рядов русский футуристов явится некий гений,

воплотивший в себе все идеи человечества и всё электричество, и преобразит

мир.[xlv] После ухода из группы Северянина Игнатьев и К( издали листовку, в

которой охарактеризовали эгофутуризм как возможность достижения Будущего в

Настоящем посредством развития эгоизма— индивидуализации, осознания,

преклонения и восхваления “Я” .[xlvi]

В эстетике русского футуризма есть принципы, в контексте темы “Февраль

и футуризм” не столь важные— антитехницизм, антииндивидуализм и др.[xlvii]

Косвенно с Февральской революцией связан вопрос о национализме русских

футуристов. В начале XX века национальный вопрос чрезвычайно обострился, в

обществе распространялись шовинистические взгляды. Футуристам за их

некоторые полемические, во многом, эпатажные высказывания, эти взгляды

приписывались. Хлебникова обвиняли в великорусском шовинизме советские

Страницы: 1, 2